Пересечение

      Дорога предстояла долгая, поэтому Глеб решил не терять время зря, когда можно отдохнуть. Уселся поудобнее, откинул спинку кресла. Ему удалось довольно быстро погрузиться в сон, только видение оказалось беспокойным.       Из незнакомого заброшенного здания поспешил выйти наружу, путь пролегал через неосвещенный коридор к широкому проёму в центр стены, дверь отсутствовала, даже петель не осталось сбоку. Вокруг было пасмурно, тучи плотно затянули небеса, не давая аж малейшего шанса на проблеск солнечного луча.       Мужчина огляделся — никого не наблюдалось из людей или животных. Только покинутое здание, дорога и деревья, кусты. Листья на них поникли, словно уже настала осень, хотя помнил, что при засыпании была весна. Ничего разобрать больше не сумел. Тусклые краски и пустота окутали изнутри, сжимая внутренние органы, нагоняя некое уныние, но решил не поддаваться. Воспринял это как своеобразную попытку уединения, которого не хватает иногда в реальности.       Резво топнул одной ногой, грунт казался жёстким. Затем, подпрыгнув, устремился в вышину и застыл в воздухе. Мечтатель и раньше проделывал подобное во снах — отчаянно желал летать в неизведанные края, но не всегда результат был столь успешен, поэтому с нескрываемой радостью окончательно убедился, что возможно свободно парить сегодня над землёй, без излишней громоздкой техники, словно птица.       Он плавно двинулся вперёд, внизу возник городок, незнакомые люди поднимали головы вверх, удивляясь такому "неопознанному летающему объекту". Почему-то на их лицах читалось столько недовольства, что аж немного пугало. Некоторые гневно поднимали руки, словно бастуя или проклиная.       Пока песенник был занят осмотром населения, внезапно кто-то или что-то врезалось в него. Тело потеряло равновесие, стремительно понеслось вниз, знаменуя скорое незапланированное приземление, словно подбитый самолёт от снаряда. Но соприкосновения с землей не случилось. Падение резко прервалось.       Проснувшись, заморгал от света в салоне. Потихоньку ощущения из реальности замещали сновидение — запахи бензина и металла, обивки сидений; звуки движения колёс по неровному пути; окружающая цветовая гамма.       В голове пронеслась мысль: "Аж во сне народ следит. Негодуют от моих действий, хотя я был трезвый."       Зашевелился, сменяя положение. Оттянул ворот, чтобы разрез был пошире у шеи, облегчая дыхание, а с рукавами поступил иначе — натянул, удлиняя сбившиеся края спортивной кофты.       Постепенно зрение сфокусировалось окончательно. Ему бросилось в глаза, что Вова и Стася играли в домино на импровизированном столике, образованном из какой-то плотной длинной пластмассовой панели, размещенной между кресел. Кажется, им было весело, хоть какое-то разнообразие.       — Доброй ночи! — Стася заметила проснувшегося. — Присоединишься к нам в новой партии?       — Спасибо, но как-нибудь сами в этот раз, я лишь посмотрю за ходом игры, — вежливо отказался он.       Девушка кивнула, не стала уговаривать. Её рыжеватые волосы и платиновый блонд, который принадлежал сидящему рядом мужчине, были собраны в хвостики на затылке. Не скрывали лица.       Поэт оторвал своё внимание на происходящее за окном. Там царила темнота, густо смазав детали пейзажа, что стало сложно разобрать объекты, расположенные далеко. Лишь те, что оказались поближе к дороге, к нависшим высоким фонарями, излучающим неестественный жёлтый свет, поддавались различию. Ветки деревьев, неуспевшие обогатиться листвой; редкие остановки; какие-то небольшие дорожные магазинчики.       Глеб вернулся к наблюдению за домино. Пальчики изящно расставляли прямоугольные, равные по форме, фигурки, на которых нарисовано различное количество кружочков, в соответствии с правилами.       Через какой-то промежуток времени автобус притормозил, настал пропускной пункт. Пришлось покинуть салон, завалиться всем в помещение. Пройти досмотр ввозимых вещей и удостоверений личности.       Глеб подал свои документы человеку в форме, стоящему за стойкой, нехотя отвечая на задаваемые им вопросы. Краем глаза заметил знакомые очертания. Правда, что перед ним впереди стоял Вадим с прочими участниками СДК. Его это недюжинно удивило, ведь вроде бы тому въезд запрещён.       Старший пытался доказать, что теперь возникли изменения в ситуации, что ему разрешили проезд в определённую местность. Ему сказали подождать ещё, так как должны прояснить сей аспект. Гитариста съедало нетерпение и раздражение, но иного выхода не нашлось. Немного погодя заметил прибывшего младшего. Сначала пытался отвести глаза или прикрыться рукой, но его то и дело тянуло, как магнитом, поэтому поглядывал украдкой.       Вова присел на деревянный старый стульчик, чтобы не мешать никому, в уголок, ожидая свой черёд. Стася встала рядом, запустила пальчики в его пышные волнистые локоны, спадающие вниз, из образованного резинкой хвостика. Нежно теребила и гладила. Он не противился её прикосновениям, даже начал получать определенное удовольствие. Замуркал, словно котик. Через несколько минут перехватил её стройную руку, ласково прикоснулся своими устами в качестве благодарности. На девичьих губах расцвела смущенная улыбка.       Глебу вернули важные бумаги, но через какое-то время попросили вновь, запутавшись в двух Самойловых.       — Предъявите ещё раз свои документы, Самойлов, — чётко обратился сотрудник таможенной системы.       — Усы, лапы и хвост — вот мои доку́менты! — не выдержал музыкант, внезапно вспомнив подходящую фразу из советского мультфильма "Простоквашино". Протянул корочки.       Пограничник усмирил его строгим взглядом, взял и перелистал необходимые бумажки.       — Глеб Рудольфович, — констатировал факт проверяльщик.       — Несомненно, — подтвердил владелец этого имени и отчества.       — А Вы Вадим Рудольфович, — постепенно прояснял, — его брат?       — Да, — согласился старший.       — Только ко мне он стал обращаться со словом "однофамилец", хотя у нас истинные кровные узы, — ехидничал младший. — Впрочем, неважно.       Вадик направил в его сторону пристальный взгляд, совсем иначе, чем делал прежде, уже не украдкой.       Пришлось ответить ещё на какие-то нелепые вопросы, чтобы сотрудники могли уточнить: кто есть кто, кому и куда можно или нельзя въезжать, как пересекать территорию.       — Какие же на границах напыщенные и нерасторопные работают, а сами думают, что такие правильные и серьёзные. Не первый раз уже так задерживают, — пробубнил себе под нос уставший Глеб.       — Что, простите? — вопросил сторожила, оторвав своё внимание от продолжительной проверки.       — Не, ничего, продолжайте, — творец махнул рукой и отошёл в сторону, чуть подальше от стойки, чтобы не смущать своими размышлениями, да и проступающие на лице гримасы иногда скрыть нелегко.       Теперь Вадим оказался ещё ближе физически, стоял рядом, наблюдая за братом. Его это "представление" тоже раздражало и веселило одновременно, своей несуразностью и медлительностью.       Старший достал из кармана пачку, успел охватить сигарету пышными губами, но получил ярый протест от "хозяев помещения".       — Здесь не курят. Обратите внимание на стену, там есть предупреждение в виде таблички, — девушка в форме объяснила.       — Будто есть мне дело до того, что накалякали на стенах. Сами нервничать заставляют, а потом курить не разрешают, — тихо пробубнил Вадим, засовывая табачную трубочку обратно в пачку.       — Простите, не расслышала, повторите, — вежливо попросила пограничница.       А Глеб расслышал, слегка усмехнулся, посчитав, что слышать это ей и вовсе не стоило. Хоть между ним и братом существует куча отличий, но в этот момент они были явно солидарны.       — Это не Вам, — певец поспешил укоротить её подозрения. — Я понял, что нельзя.       И все-таки машинально повернул голову, чтобы удостовериться. Там висел знак с перечеркнутым изображением, снабженный грозной фразой внизу.       — Мы надолго тут, Вадик, остынь, — сказал Глеб, а родственник повернул голову, отлепив взгляд от стены, удивившись, что тот к нему обратился.       — Мы снова разговаривать начали, с каких пор? — старший пытался подколоть.       — Это не я же один решил прекратить наше общение, ты в это тоже вложил часть своим отношением ко мне, своими словами, своими поступками или отсутствием их, не так ли? — младший разъяснил ситуацию.       — Так, — он замялся с ответом, — на это были свои причины...       — У всех есть свои причины, но компромисс никто не отменял, его найти можно попытаться было, — проговорил обладатель серо-голубой радужки, прямо глядя в карие глаза.       — Надо было тщательнее нам искать тогда, — заключил собеседник.       — Пойдём, — Глеб указал пальцем на автомат. — Кофе здесь отвратное, конечно, но альтернативы сейчас никакой нет.       Этот жест напомнил старшему из Самойловых о 70-х, как совсем маленький брат указывал на что-то пальчиком, чтобы привлечь его внимание, и он с радостью выяснял то, что захватило в тот момент чуткого исследователя. Так и сейчас. Ему по-прежнему интересно, что же творится в голове у этого сообразительного мальчишки. Что его глаза видят, как это видят. Явно нечто иначе, но от этого даже сильнее возникает желание узнать.       Порывшись в кошельках, нашли необходимую сумму для приобретения.       — Осторожно, горячо, — подметил Вадим, помешивая коричневую жижу пластмассовой ложечкой.       — Твоя забота не знает границ, — прыснул музыкант. — Ах, да! Я же тупой. Малыш. Мне надо до сих пор подсказывать, как делать всё.       — Глебка, не обижайся, я беспокоюсь, на самом деле, — возразил собеседник, подступив поближе. Попытался дотронуться свободной ладонью до родной части руки.       — Не надо, — поэт отпрянул, дёрнув верхней конечностью, из-за чего пролил чуть кофе на пол, образовав миниатюрную лужицу. — Слишком рано ещё для таких жестов. Нужно заново привыкнуть, трудно после всего произошедшего.       Родственник понял, что необходимо время для преодоления прошлых обстоятельств. Не стал напирать.       Через несколько минут настало опустошение стаканчиков. Их тянуло и одновременно отталкивало друг от друга. Абсолютно не знали, о чём именно теперь можно говорить, не опасаясь нанести новые раны или разорвать старые шрамы. Словно шли по канату над глубокой бездной, а сверху светило солнце, напоминая о том, что не всё потеряно.       Закончив проверку документов всех музыкантов и техников, Глеба позвали, разрешили продолжить путь в намеченный тур The Matrixx. А коллектив Вадима не пропустили все-таки, отправили обратно. Автобусы разъехались в противоположных направлениях.       Через полчаса пришло смс: "Жаль, что не пустили. Подумал, что сможем поговорить тет-а-тет в каком-нибудь месте, пересечься."       Вадим улыбнулся, полученное сообщение давало надежду на налаживание связи. Конечно, быстро ничего не получится восстановить, но можно попытаться потихоньку, шаг за шагом, ниточка за ниточкой. Он набрал несколько коротких предложений: "Надежда всегда есть. Может, встретимся когда-нибудь ещё. Нескучной поездки."       Через минуту пришёл ответ: "Спасибо, и тебе тоже."       Мужчины отложили гаджеты, направили взгляды сквозь пыльное снаружи стекло. В нем еле уловимо отражались их собственные черты, но, видя это, они невольно сейчас думали друг о друге.       Уже начинало светать. Словно небо изобразило знамение, отметило зарождение изменений, вновь вспыхнувших ярких чувств между ними. ___