автор
Radinger бета
Пэйринг и персонажи:
Размер:
10 страниц, 1 часть
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Разрешено только в виде ссылки
Награды от читателей:
92 Нравится 2 Отзывы 8 В сборник Скачать

Часть 1

Настройки текста
— Иди на север, — сказал отец. Других слов у него для сына не нашлось. У Леголаса же их не было вовсе. Он смотрел на отца и не мог понять, почему так долго оставался здесь, в оторванном от мира Лихолесье. Даже гномы пустились в путь, не побоялись выступить против дракона, а воины Трандуила год за годом лишь обороняли границы, изредка совершая вылазки и окорачивая обнаглевших орков. Под сенью Мирквуда жизнь оставалась неизменной, будто накрытая волшебным покрывалом. Трандуил называл изменчивость привилегией людей, говорил, что этот дар дан им как спутник быстротечности жизни, но насмешка в его голосе лежала на поверхности. Король эльфов был верен своему лесу. С годами он словно растворялся в нем, сам становясь то весной, то осенью, то ручьем, то цветущей веткой. Он был Мирквудом, а Леголас — всего лишь одним из многих зеленых листьев на его ветвях. Услышав короткое распоряжение, он вспыхнул гневом, но ничего не ответил — привык сдерживать чувства. В глазах вспыхнули холодные молнии — и отступили, скрылись. Леголас коротко кивнул, вложил меч в ножны, повернулся и пошел прочь от отца, вниз по склону, усеянному трупами, выхватив по пути пару пригодных для дела стрел. Его колчан давно опустел. Конечно, Трандуил вовсе не хотел сказать — «уходи прямо сейчас». Наверняка он полагал, что сын отойдет от горячки боя, отдаст дань уважения погибшим, быть может, наведается во дворец и лишь тогда отправится в дальний путь. Вряд ли он ожидал, что Леголас предпочтет понять его слова так, как они были сказаны. Что ж, он должен был лучше знать сына. Никому не было дела до одинокого эльфа, явно не праздно шагающего по старой дороге, ведущей к выходу из долины. Прежде ей пользовались гномы и люди. Наверное, теперь ее заново отстроят — на два, пять, десять людских поколений. Эльфы замечали признаки разрушения и увядания даже в самых новых, едва родившихся вещах и созданиях. Каждое живое существо, каждое творение природы или чьих-то рук с рождения несли в себе зародыш будущей смерти. Одни только эльфы были избавлены от этого бремени. Тень грядущего не омрачала их лиц — наверное, из-за этого люди часто называли их беспечальными. Они ошибались; и тем не менее, эльфы не должны были умирать. Однако сегодня в небытие ушло так много обитателей леса, что Леголас не хотел знать точной цифры. Тяжесть этих смертей лежала на плечах чугунной кольчугой. Почему так вышло? Они воевали всю жизнь, но в стычках с орками гибли считанные единицы — опытные воины знали, как вести себя в бою, сведения собирались заранее, а обучению владеть мечом и луком отводились долгие часы. То, что произошло у Одинокой горы, больше походило на резню. Они выстояли чудом — и благодаря помощи мага. Но до этого они не доверяли Гэндальфу, а к гномам и вовсе относились враждебно, и не в последнюю очередь из-за того, что именно так думал Трандуил. Почему мудрый эльф не мог предвидеть того, как пойдут дела? Даже рядовой воин сказал бы, что гномы ни за что не согласятся расстаться хоть с сотой долей своих сокровищ, а орки не упустят момента, чтобы напасть на воюющие армии. Почему же Трандуил не подумал об этом? Неужели Тауриэль была во многом права, когда утверждала, что эльфы слишком отдалились от мира, замкнулись в своих чертогах не столько внешне, сколько внутренне? Леголас считал, что ее наблюдения поверхностны, а выводы поспешны. Сейчас он извинился бы перед ней, будь она рядом. Однако с этим придется подождать. Он шел размеренным шагом, не замедляя его и не ускоряя, не обращая внимания, лежит ли под ногами ровная, хоть и заросшая муравой дорога или ее сменил высокотравный луг. Солнце садилось, и алые лучи копьями пронизывали воздух, заливая слепящим, негреющим светом горловину долины и отроги гор по обе стороны от нее. Леголас преодолел последнюю милю, словно вырвавшись из объятий Одинокой горы, и наконец вздохнул полной грудью. Воздух здесь был таким же, как за спиной, но казалось, он чище, легче. Не оглядываясь, Леголас повернул направо. Теперь он шел прямо на запад, и солнце слепило глаза до тех пор, пока не опустилось на горизонте за далекие Мглистые горы. Тогда Леголас словно проснулся и огляделся вокруг. Меч, в гневе брошенный в ножны невытертым, нуждался в чистке. Да и сам Леголас был покрыт орочьей кровью и грязью. Найдя подходящую полянку у первого попавшегося озерца, он тщательно вычистил меч и ножны, проверил лук и немногочисленные стрелы, пожалев, что не отыскал и не взял с собой ни одного метательного ножа или короткого кинжала. Не то чтобы нападение было вероятным — все, кого он мог опасаться, скорее всего, еще вчера направились к Одинокой горе в расчете на военный трофей или мародерскую поживу, — но привычка всегда быть наготове брала свое. Умывшись ледяной водой, напомнившей о близости зимы, Леголас развел под большим валуном бездымный костер из сухой травы, сунул в него две сучковатых ветки, обломанных ветром, и устроился на земле между огнем и валуном. Серый, как паутина, плащ послужил ему и подстилкой, и одеялом. Леголас лежал с открытыми глазами, глядя на дрожащее над костром марево, и видения, которые у эльфов заменяют сон, приходили к нему одно за другим. Светлые картины майского, июльского Лихолесья постепенно сменились иными, более грозными, тревожными. Отсвет драконьего пламени, полыхающего над далеким Эребором, отец в походной кольчуге, орки, неожиданно близко подобравшиеся к лесному чертогу, так что он снял одного стрелой из окна собственных покоев. А потом снег и лед, лед и снег, холодные и сверкающие, как россыпь бриллиантов, и синие глаза Торина Оукеншилда, в которых за упрямством таится настоящее безумие, замешанное на золоте Смауга Великого. Глаза гнома просветлели перед внутренним взором Леголаса, из синих стали голубыми, блеклыми. Шрамы покрыли лицо — не те, что кровоточили еще сегодня, а старые, заросшие, похожие на червей, никогда не видевших солнца. Кожа побледнела, волосы выпали, и вот уже огромный бледный орк склонился над ним, смрадно дыша. Леголас помнил этот тошнотворный запах еще с Эсгарота. Тогда он яростно сражался и едва не одолел врага, но сейчас мог лишь тяжело дышать, не в силах отодвинуться или поднять руку. Металл коснулся его горла — заостренный, как жало, крюк, заменивший Азогу Осквернителю утраченную руку. Он давил все сильнее, заставляя задыхаться, и все никак не прорывая кожу и мышцы, хотя давно уже должен был. Воздух едва попадал в грудь, Леголас почувствовал, что сознание туманится, что он вот-вот перестанет существовать, уйдет во тьму, так и не узнав, зачем же нужно идти на север, кого отыскать. Холодные глаза орка жгли огнем, под ледяным крюком шипела и дымилась кожа… Леголас дернулся всем телом, откатился назад, к самому валуну. Со свистом втянул в себя холодный ночной воздух. Морок исчез. Костер догорел и теперь чадил. Ветер относил дым в сторону Леголаса. Наверное, из-за этого ему померещилось, что задыхается. Он раскидал костер, плеснул водой на черное выгоревшее пятно. Рассвет едва серел, продолжать путь было рано, но Леголас знал, что задремать больше не сможет. Теперь воспоминания накрыли его наяву. Он вспоминал все, что лишь мельком увидел накануне. Пронзенный мечом Торин, прежде увидевший гибель обоих племянников, люди Эсгарота, привыкшие сражаться с непогодой и озером, но не с орками; эльфы, которых оказалось слишком мало, чтобы смять противника, как бумагу в кулаке. Людям и гномам было за что сражаться, оркам было чего желать; но что забыли эльфы в этой битве? Леголас вновь вернулся к мыслям, терзавшим его накануне. Если Трандуил не собирался принять ничью сторону, как вышло, что они выступили против гномов? Возможно, какую-то роль в этом сыграл Бард, хотя Леголас не представлял, какого рода влияние мог бы иметь на эльфийского государя обычный человек. Так или иначе, они должны были догадаться о замыслах Азога и заключить союз гораздо раньше, нежели на поле боя. Леголас сейчас ясно видел это и понимал, что мудрости его отца было достаточно, чтобы предвидеть нечто подобное заранее. Трандуил был по-своему прав, не одобряя его дружбу с Тауриэль. Совсем молодая, она обладала иным взглядом на вещи, чем тот, к которому за сотни лет привык Леголас. Именно разговоры с ней заронили зерна сомнений в его сердце и мысли. Он всегда восхищался отцом, даже когда возражал ему; но лишь с появлением Тауриэль эти возражения перестали быть попыткой показать отцу свою самостоятельность и знания. В последние десятилетия они спорили всерьез и без уступок. Прежде Леголас мечтал стать таким, как отец. Теперь он хотел быть иным, быть лучше. Вплоть до вчерашнего дня, который будто сорвал с мира привычную, уже незамечаемую пелену. Прежде Леголас считал орков чем-то вроде диких животных. Разумеется, он знал историю их происхождения, но полагал, что даже если рассказы правдивы, в этих существах не осталось уже ни капли от крови светлого народа. Но вчера в какой-то момент он увидел, что безусловная уверенность в собственной правоте и праве выполнять лишь свои решения, которую он увидел во взгляде Азога, напоминает ему такую же уверенность, которую он с детства привык видеть в совсем других глазах. Много, много различий, словно пропасть, отделяли орков от эльфов; но ведь где-то там, в глубине, каменные стены смыкались и образовывали общее дно? Мысль об этом не давала Леголасу покоя. — Мы не такие, — сказал он сам себе, застегнув на груди перевязь с мечом и жалея, что не взял коня. Путь до Ривенделла был не близок, а просить лошадь у роханцев означало делать большой крюк к югу, да еще неизвестно, чем дело кончится. Степняки относились к эльфам настороженно. Прежде Леголас считал, что иначе и быть не может, а теперь задумывался: почему? Разве не могут они быть добрыми соседями? Почему люди опасаются эльфов? Трандуил уверял, что люди часто завидуют бессмертию любимых детей Илуватара. Но Гэндальф не раз говорил, что люди Рохана горды, горячи и благородны. Кто был более прав? Леголас привык доверять отцу, но сомнения копились в нем и теперь, словно лава, вырвались на свободу. Может, вопреки приказанию, стоит свернуть на юг и… Что он будет там делать? Неизвестный эльф, с непонятной целью прибывший в столицу государства. Леголас сомневался, что кто-нибудь из степняков помнит, как выглядит Трандуил — а ведь тот навещал Медусельд каких-то два века назад. И уж тем более не вспомнят они о существовании у эльфа сына. Сочтут лазутчиком, скорее всего. Подозрительности, по словам того же Гэндальфа, им было не занимать, особенно на граничащих с Андуином территориях. Леголас прошел с полмили, размышляя об этом, и остановился, будто его толкнули в грудь. Кто сказал, что он должен идти через Ривенделл? Да, это был самый привычный путь, первым приходивший на ум, но разве такие пути требовались ему сейчас? Красные и золотые листья Ривенделла, его фонтаны и узорные скамьи, речи Элронда, напевные и резкие, мудрые и беспощадные, — не этого хотелось сейчас Леголасу, не этого просило его сердце. Далеко на севере лежал проход между Мглистыми и Серыми горами, но даже сейчас, после того, как орков разбили, отправляться одному в окрестности Гундабада было опрометчиво. К тому же Леголас припомнил, что именно там, на северных пустошах, бывал Трандуил. Что влекло его в те края, зачем искал он возможности сразиться с драконами? Леголас никогда не спрашивал об этом. Драконы были тьмой, а эльфы — эльфами, и казалось естественным, что государь Лихолесья предпринимает рискованные походы, чтобы истребить угрозу. Но Смауг всегда был более близкой, реальной угрозой, и, тем не менее, речь ни разу не заходила о том, что эльфы могли бы попытаться, для блага Лихолесья, да и всего Средиземья, уничтожить его. Зачем же Трандуил уезжал на север? Леголас с силой провел ладонями от висков к затылку, будто хотел выжать из головы нахлынувшие вопросы. Волосы под пальцами оказались неприятно липкими, грязными, но сумбур в голове был гораздо хуже. Леголас не мог сказать, на кого злится сейчас, но ярость, заставившая его вчера уйти от Одинокой горы, не исчезла, а лишь утихла на время. Пальцы сжались на рукояти меча. Он недовоевал вчера, уничтожив врага, но не собственные сомнения, а теперь не находил достойного противника, на котором мог бы выместить то, что не мог выразить словами. Гундабад был ему не по зубам, а вот Карадрас… Леголас прищурился. Зоркий глаз эльфа-лучника отыскал вдалеке сверкающую в лучах восходящего солнца вершину. Этот проход через Мглистые горы выводил в северо-восточную часть Средиземья. Останется лишь немного подняться на север и там искать того, кого отец назвал Бродяжником. Леголас решил для себя, что найдет этого человека, выяснит, зачем отцу понадобилось их встреча, а затем… Затем он, так или иначе, начнет иную жизнь. Средиземье не ограничивалось Лихолесьем. Трандуил мог править лесным царством бесконечно долго, Леголас же собирался примерить на себя другие занятия. Он не мог и не хотел больше оставаться под зеленовато-серой сенью Мирквуда. Там было душно. То ли дело снега Карадраса. Леголас усмехнулся с вызовом и странной надеждой.

* * *

Пеший путь до предгорий занял три дня. Леголас не оставлял много времени на отдых — поднимался с рассветом, а то и раньше, останавливался на ночлег, когда звезды уже сияли над головой, по-осеннему мелкие и колючие. Часто их и вовсе не было видно за низко нависшими серыми облаками. Ночами легкий морозец подергивал траву инеем, но эльфийский плащ и костры спасали от холода. Леголас не чувствовал себя лучше, вопросы о том, как должно поступать, что ставить выше, чем руководствоваться и к чему стремиться, не уходили из головы, но цель вела его, высокая, сияющая и огромная, и он шел. Выловленная в ручьях рыба, подстреленная птица, яйца в гнезде или прихваченная морозом ягода составляли его стол. Когда Мглистые горы оказались совсем рядом, он запек на огне двух жирных, уже сменивших шерсть на зимнюю кроликов, решив, что этого ему хватит для перехода. Давно уже никто не переходил горы ни поверху, ни тем более под землей. Все предпочитали длинный, но безопасный путь через Изен. Леголас вспомнил, как люди говорили о Смауге — «He тревожь беды, пока она сама тебя не потревожит». Обходить и не замечать было удобней, чем лезть на рожон. Если бы гномы не разбудили Смауга, орки все равно бы напали рано или поздно, накопив необходимую мощь. Тем не менее, многие винили именно гномов, как будто те собственноручно создали дракона и армию орков, а не просто подтолкнули их к битве. «Безопасный путь, — подумал Леголас, глядя на укрытый снегом пик, возвышавшийся в тускло-синем небе. — Это неверно. Любой путь должен быть безопасным. В этом смысл». По мере подъема холод усиливался, но горячая эльфийская кровь позволяла Леголасу не замечать этого. Пологий склон был засыпан пока еще тонким слоем снега, едва скрывавшего жесткую желтую траву. Однако выше, на каменистой тропе, попадались участки плотного наста. Ветер словно пытался вбить снег в каменное тело горы. Идти по ним было легко, а холодный воздух и впрямь освежил голову, разогнав большую часть навязчивых мыслей. Казалось, что с той стороны гор спустился совсем иной эльф, чем поднялся на эту. Однако тропа таила и иные сюрпризы — местами снег образовывал мостик над уклоном, не способный выдержать вес эльфа. Едва не сорвавшись вниз на одном из таких участков, он стал ступать осторожнее и, как следствие, медленнее. Холодное мясо, съеденное сидя на холодном камне, не принесло удовольствия, а главное — не придало сил. Конечно, стоило взять в дорогу лембас, но что теперь было толку сожалеть об этом? Так или иначе, требовалось успеть подняться к перевалу до темноты. Из-за тени гор солнце на восточном склоне пряталось рано, а идти в темноте по горным тропам было не под силу даже эльфу. Леголас хотел заночевать на самой высокой точке и спускаться вместе с утренним солнцем. Он посмотрел вперед, выше. Перевал был еще далеко. Рассиживаться не стоило. Он поднялся, чувствуя, как мышцы сковывает усталость. Сказывался долгий путь, неуютный сон и холод. Но Леголас усилием воли отбросил слабость. Он не раз бывал в дальних походах и знал, насколько вынослив. Ровный, нетронутый ничьей ногой слой снега становился все толще. Солнце садилось. Леголас уже с трудом различал дорогу под ногами, но упрямо шел вперед, пока не поскользнулся, съехав по насту на несколько шагов вниз. Поднявшись, он снова посмотрел на перевал. Стемнело уже настолько, что горы едва-едва отличались от неба. На сегодня путь дальше был закрыт. Нужно было устраиваться на ночлег. Вытоптав в снегу небольшую выемку, Леголас развел в ней костер из захваченного в предгорьях хвороста. Яркий огонек как будто не только рассеял тьму, но и согрел окружавшую его ночь. Леголас задремал на какое-то время, а очнувшись, понял, что хворост прогорел удивительно быстро, а несколько толстых, медленно тлеющих поленьев не способны давать столько же тепла, сколько весело пылающие ветки. Нужно было подумать об этом с вечера, но он не был знаком с условиями высокогорья. В Мирквуде даже в самые холодные ночи обходились кострами, однако Мглистые горы оказались не столь благосклонны. Требовалось как можно скорее придумать укрытие, способное удержать несильный жар. Но вокруг не было ничего, кроме камней и снега. Снег, вспомнил Леголас, конечно же. Кто-то рассказывал, что из снега на самом дальнем севере строят дома. Возможно, это было правдой, возможно, выдумкой, но другого выхода сейчас не существовало. Леголас с трудом поднялся — тело затекло, руки и ноги слушались с трудом. Он заставил себя двигаться, вынуть меч и пройти несколько шагов вниз по склону. В темноте снег казался почти черным. Леголас вслепую вырубил несколько кусков наста, длинных и достаточно широких, чтобы можно было сложить их один на другой, по одному перенес к едва тлеющему костру и сложил в подобие стены. Результат его усилий оказался жалким в сравнении с тем, сколько еще предстояло сделать. Леголас запретил себе думать об этом и еще дважды спустился за снеговыми кирпичами. Теперь стены поднялись выше пояса, отгораживая от ночи крохотный уголок, чуть озаренный красноватым светом углей. Леголас окинул его недоверчивым взглядом. Он не был уверен, что снег спасет его от холода, — это казалось нелепым, — но все же решил накрыть хлипкое сооружение подобием крыши. Вырубленный кусок слежавшегося снега получился кривым: меч не слушался замерзших рук. Леголас не сразу попал им в ножны. Подняв тяжелый пласт, он покачнулся и вдруг понял, что силы на исходе, а сам он — один на сотни миль вокруг, и если замерзнет здесь, его могут не найти еще долгие годы. И тогда эльфу стало страшно. Всю жизнь он провел среди сородичей и деревьев, вокруг всегда царила жизнь. Даже зимой Мирквуд не спал: Лесная все так же бежала в берегах, покрываясь льдом лишь по краям да в заводях, птицы перелетали от дерева к дереву в поисках корма, под снегом шуршали мыши, волки и лисы пятнали следами свежевыпавший снег. Здесь, в горах, не было никого, кроме холода и камня. Здесь не было жизни, и Леголас ощутил себя чужеродцем, гостем, без приглашения забравшимся в чей-то дом. Его здесь не ждали, и никто не придет на помощь. Он был один. Глаза слезились от усталости и отчаяния, и слезы тут же льдом застывали на ресницах. Леголас подтащил кусок снега еще немного выше. Тот с каждым шагом становился тяжелее. Леголас не представлял, как положит его на стены. Но это была единственная надежда сохранить хоть немного тепла. Он сжал зубы, шагнул вперед и провалился по пояс — в этом месте под снегом была каверна, позволившая ему пройти несколько раз и наконец провалившаяся под тяжестью. Леголас попытался вылезти, но под ногами не было опоры — только рыхлый снег, а край плотного наста не позволял как следует опереться. «Можно остаться здесь, — пронеслось в голове. — Отдохнуть немного в мягком снегу. Дождаться утра. Всего лишь несколько часов…» Леголас сжал снег в руке. Тот уже не обжигал, не слипался, сыпался сквозь пальцы, как песок. «Надо выбраться, — заговорил другой голос, непреклонный и настойчивый. — Выбраться, вырубить новый кусок, поднять его и уже тогда…» «Отдохнуть, — подхватил первый, вкрадчивый и приятный. — Отдохнуть, отдохнуть… уснуть…» Леголас вытащил из колчана стрелу, дотянулся как можно дальше, вонзил ее в наст и попытался выползти, используя древко как опору, но перед глазами стало совсем темно, а голос, твердящий об отдыхе, заполнил сознание, не оставляя места ничему другому.

* * *

Леголас пришел в себя от того, что его руки сжигали на костре. — Потерпи, — сказал третий, незнакомый голос. — Ты руки обморозил. Но ничего, отойдут. С вашей-то кровью тем более. Леголас различал чей-то темный силуэт. Значит, этот голос звучал не в его голове. — Кто ты? — Меня зовут Торонгил. А тебя, надо полагать, — Самый глупый эльф к востоку от Мглистых гор? — Я Леголас, — ответил он, окончательно приходя в себя и осматриваясь. Усилиями Торонгила снежное убежище было немного расширено, костер, в который подкинули поленьев, горел жарче, а руки полусидевшего на двух плащах, своем и чужом, Леголаса, были опущены в кожаный мешок с холодной, очевидно, талой водой. — Сын Трандуила? — удивился Торонгил, бросив на него острый взгляд. — Что занесло тебя на перевал Карадраса? — Глупость, как ты и сказал, — неожиданно для самого себя ответил Леголас. — Как ты нашел меня? Это немыслимо. — Повезло. Здесь только один путь. Я наткнулся на костер и понял, что его хозяин поблизости. Кто же выходит в горы налегке и без запаса топлива? — Я думал о другом. — Леголас чувствовал, как его начинает бить дрожь. Окоченевшее тело возвращалось к жизни и требовало больше тепла. Зуб не попадал на зуб. — Это было опрометчивое решение. — Едва не стоившее тебе жизни. — Жизнь вообще мало стоит. — Странно слышать это от эльфа. Так куда ты направлялся? — На север. А ты? — Это кратчайший путь к Одинокой горе. Я услышал, что орки Гундабада направляются туда, и решил, что лишний меч в битве не помешает. — Ты опоздал. Битва окончена. Я был там. Оттуда и отправился в путь. Торонгил окинул его внимательным взглядом. — И у тебя не нашлось времени накинуть теплый плащ и взять лембас в дорогу? Что заставило тебя так спешить, чтобы избрать путь через Карадрас? — Он аккуратно отставил бурдюк в сторону и протянул Леголасу платок, чтобы вытереть руки. Тот едва удержал легкую ткань — тело била дрожь. Торонгил нахмурился. — Раздевайся. — Мне и так холодно. — Вставай и раздевайся, — повторил Торонгил. — Я лучше тебя знаю, что делать. Без меня ты бы уже спал вечным сном под покрывалом Карадраса, сын Трандуила. Сам он уже поднялся, согнувшись под невысокой крышей, и расстегивал плотную кожаную куртку. Леголас подчинился его уверенному тону и попытался снять перевязь, но пальцы не слушались, срываясь с пряжек. — Дай помогу. — Торонгил протянул руку. Он управлялся с застежками быстро и ловко, укладывая снятую одежду обоих на свой шерстяной плащ, сапоги поставил поближе к огню. По мере того, как обнажалось его тело, Леголас чувствовал, что в снежном убежище становится все теснее, будто Торонгил заполнял его собой. — Ложись, — сказал тот, подавая пример. Леголас опустился рядом, и Торонгил укрыл обоих вторым плащом, обнял, прижимаясь всем телом к его спине, словно впитывая зябкую дрожь, гася ее своим теплом. Через несколько минут Леголас почувствовал, что успокаивается. Чужое тепло проникало в него, обволакивало, возвращало ясность рассудка и надежду. — Лучший способ согреть замерзшего, — пояснил Торонгил. Его дыхание шевелило волосы на виске. Теплое, живое дыхание. — Если ты не один. — Человек не должен быть один. — Я не человек. — Неважно. Эльф тоже не должен. — Считаешь, в этом смысл жизни? — Нет, — подумав, ответил Торонгил. — В этом сама жизнь. От его дыхания поднимались не только волосы на виске. Леголас подался назад, прижимаясь теснее. Дрожь почти совсем ушла, только руки и ноги еще казались тяжелыми, не совсем своими, большими. Он протянул руку назад, провел ладонью по жилистому бедру, покрытому редкими колючими волосками. Несовершенство человеческого тела будило любопытство и рождало желание. И не у него одного. Торонгил за спиной задышал тяжелее, чаще, его рука, лежавшая на груди Леголаса, сдвинулась ниже, к животу, распространяя не тепло уже, а жар, подобный дыханию костра. Снег вокруг больше не пугал, будто вдвоем они и впрямь были сильней Карадраса. Потом все исчезло. Торонгил отдвинулся. — Что случилось? — спросил Леголас, оглядываясь в полутьме. — Сомневаюсь, что ты хочешь этого. — Могу доказать обратное. — Не надо. Ты хочешь доказать себе, что жив. — Какая разница? Ты сказал, в этом нет смысла. Если это жизнь, давай жить. Я хочу жить, ты прав. — Но когда выбрал путь через Карадрас, не думал об этом? — Торонгил был все же чересчур проницателен для человека. — Потом, — сказал Леголас, за бедро притягивая его обратно. — После. Рука, скользнув по животу, накрыла его член так естественно, будто это было между ними уже много раз. Жесткая ладонь в мозолях выдавала мечника. Леголасу нравилось это прикосновение. Он толкнулся в чужой кулак раз, другой, задвигался быстрее, чувствуя, как кровь горячеет в жилах. Но все же этого было мало. Недостаточно. Он остановился, накрыв ладонью руку Торонгила. — Где-то в твоих сумках должна быть мазь. Тот хмыкнул, сел, потянулся куда-то в сторону, зашуршала седельная сумка. Вскоре ягодиц Леголаса коснулись скользкие теплые пальцы. Торонгил оказался расчетлив и точен. Он словно знал, как именно стоит поступить и что сделать сейчас. Его руки были куда жестче ткани плаща, но грели лучше. Леголасу показалось, что и костер вспыхнул с новой силой, любопытствуя узнать, что происходит между ними двумя. Когда Торонгил лег на него, как стрела на тетиву, и вошел, как меч входит в ножны, одним долгим движением, Леголас окончательно согрелся. А дальше пламя загоралось все жарче и жарче, с каждым толком, с каждым движением внутри и снаружи его тела. Казалось, даже снег, из которого было сложено их убежище, начинает подтаивать. Леголас не удивился бы, если б на них обрушилась капель. Он жалел лишь, что не может видеть лица Торонгила — но величина их домика вряд ли позволила бы устроиться иначе без риска развалить его неосторожным движением. Торонгил приподнялся, просунул руку ему под живот и обхватил член так же уверенно и привычно, как рукоятку меча. Леголас уперся лбом в скрещенные руки, удерживая на себе тяжесть чужого тела. Теперь они двигались в общем ритме, воздух вокруг полнился их общим теплом и учащенным дыханием. Леголас выдохнул что-то на синдарине, чувствуя, что подошел к пределу, к краю. Торонгил отозвался на том же языке, и его звуки в устах человека оказались последней монеткой на весах. Леголас излился обильно и полно, оставив мокрое пятно на плаще, и обмяк, не отодвигаясь, чувствуя, что и Торонгил близок к развязке. Тому и в самом деле хватило нескольких толчков, чтобы кончить внутри него. — Откуда тебе знаком синдарин? — спросил Леголас, переведя дыхание. Теперь лежать в снеговом укрытии было даже жарко. Руки отошли от переохлаждения, даже усталость мышц временно отступила, хотя Леголас знал, что она еще вернется. Он и в самом деле напрасно не отдохнул после боя. Ярость гнала его вперед и едва не загнала в ловушку, а он так и не понял ее истоков. — Мне многое знакомо. А зачем тебе на север? — Отец отправил искать Бродяжника. Кстати, не встречал такого? — Поему именно через Карадрас? Шел бы уж сразу через Гундабад. Леголас помолчал. — Я не знаю, — проговорил он наконец. — Мы что-то делаем неправильно. Эта битва… Если бы ты там был, ты бы понял. Ее не должно было случиться. Но мы позволили ей произойти. — При чем тут Карадрас? — Я искал иных путей. Не таких, какими ходит отец. — Иной не значит лучший. Твой отец убедился в этом, побывав на Северных пустошах. — Ты и об этом знаешь? — Слышал. — Кто ты, Торонгил? — Воин, мечник. Леголас понял, что другого ответа не будет. — Наутро я должен перейти горы и углубиться дальше на север в поисках человека, которого назвал отец, — сказал он. — Ты пойдешь со мной? — Нет. Я спущусь по восточному склону и пойду в Рохан, чтобы сражаться в войске степняков. — Зачем? — Это путь, который выбираю я. Ты можешь исполнить поручение отца — или не исполнять его. — Как думаешь, степняки примут в свои ряды эльфа? — Смотря как покажешь себя в бою, — улыбнулся в темноте Торонгил. — Если хочешь изменить пути, начинать придется с малого — сделать первый шаг. — Утром, — сказал Леголас. Его вдруг непреодолимо потянуло в сон, глаза закрывались, словно склеенные паутиной. — Я решу все утром. — Это верно, — согласился Торонгил. — Люди говорят — один утренний час стоит двух вечерних. Леголас уже спал и не услышал этих, безусловно, мудрых слов. А Торонгил, одевшись и раскурив трубку, еще долго поддерживал слабое пламя, дарящее тепло и надежду.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.