кофе

BORNS — Electric Love Нэнси просто хотела зайти за мороженым, ясно? За чертовое ванильное с шоколадным сиропом и бумажный стаканчик с кофе пришлось заплатить слишком большую цену: отдать собственное сердце. Ну кто же знал, что у одного из сотрудников этого магазина глаза карие, куда теплее американо и куда слаще мороженого? Кто же знал, что не утонуть в них станет непосильной задачей? Кто же знал, что Нэнси Уилер снова влюбится: как всегда, не в то время, не в том месте, не в того человека? Джонатан по-прежнему был рядом. Нэнси работала в газете, он печатал фотографии. На первый взгляд, чопорная британская идиллия, чай щедро разбавленный молоком. И немного чабреца: эти чертовы снобы-журналисты, не способные услышать умные мысли из уст женщины. Особенно молодой. Особенно по имени Нэнси. В очередной раз заваривая боссу кофе, мисс Уилер снова думала о карих глазах. Горячий напиток выливался из кружки и неприятно жег пальцы. — Нэнси, — воскликнул Джонатан, забирая у задумавшейся (н е о н е м) девушки турку с кофе. — Что же ты делаешь? Стало еще противнее. Нэнси сжала ладонь в кулак. Жидкость подсыхала и оставляла неприятное липкое ощущение. Гадко. — Все хорошо, — сказала девушка и потянулась за салфеткой. — Может быть, лучше действительно выпить чаю? От пятна на столешнице не осталось и следа, но противное ощущение никуда не делось. *** Troy Sivan — Fools Их вторая встреча тоже прошла в «Scoops Ahoy». Все изначально пошло не плану. Нэнси почуствовала, как напряглись Стив со сменщицей — надо бы, кстати, узнать ее имя, — когда она подошла к кафе-мороженому. В глазах Харрингтона зажглись очень нехорошие огоньки. Смесь печали, гнева и какой-то странной тоски. После разрыва с ней, заваленных экзаменов и ссоры с отцом, парень действительно изменился. Как будто растерял какую-то важную часть себя, внутреннюю харизму, умение располагать к себе людей. Нэнси было больно видеть его таким. Именно ее уход положил начало черной полосе в жизни Стива. Об этом знала и напарница Харрингтона, Робин, если судить по написанному размашистым почерком бейджику. — Здравствуйте, чего пожелаете? — с улыбкой спросила она. К вежливости в ее голосе примешивалось что-то еще. Какие-то стальные и ледяные нотки, с которыми зачитывали смертные приговоры заключенным. Нэнси Нэнси почувствовала себя осужденной на казнь. — Замечательная погода, не правда ли? Нэнси заправила за ухо мокрую прядь волос. За окном стеной лил промозглый и мерзкий дождь, ветер срывал листья с деревьев и листовки со столбов. Аномальное понижение температуры во всем Хоукинсе. Girl in red — summer depression После такой отвратительной встречи и самого отвратительного американо, который Нэнси пила в своей жизни, она не могла смотреть на кофе неделю. Теперь ее день начинался с чашки чая непременно с молоком и чабрецом, разговоров ни о чем с Джонатаном, бутербродов для начальства (и не забыть добавить горчицу), дороги до работы и ожидания вечера. Она больше не спорила, не выпрашивала себе заданий, не ругалась, не пререкалась. Даже заслужила похвалу. У Нэнси все шло нормально. Так, как и должно было идти. Уилер спокойно засыпала по ночам и больше вовсе не думала о карих глазах человека-из-кафе. Но круги под ее глазами с каждым днем становились все глубже, кожа и волосы тускнели. Девушка как будто постарела на несколько лет. Первым это заметил Джонатан. Он решил вывести Нэнси на откровенный разговор. Дело было утром. Уилер опаздывала на работу. — Послушай, — в глазах Байерса, в его неторопливых прикосновениях чувствовалась липкая и приторная забота. — У тебя что-то случилось? Есть что-то, что тебя волнует, чем бы ты хотела поделиться? Я все пойму, обещаю. Что-то с Майком? Нэнси потянулась за салфеткой. Она не понимала, о чем говорит Байерс. Но молока в чай сегодня не добавила. Вторым стал мистер Джонсон. Нэнси не ожидала, что хотя бы кто-то, а особенно всегда раздражающий босс, заметит ее изменившееся состояние. Но как ни странно, это действительно было так. Мистер Джонсон сделал это в своей неповторимой запоминающейся хамской манере. Он ее похвалил. Впервые. Отметил, что что ее сэндвичи стали намного вкуснее. И она перестала забывать добавлять горчицу. А Нэнси смотрела на эти пряные кусочки хлеба, щедро сдобренные темно-желтым соусом, и не чувствовала ничего. Пропало привычное раздражение от его громкого голоса, от чуть развязной манеры разговора. Уилер устала от него. Просто перестала что-либо чувствовать. Спокойствие счастья ей не принесло. Скорее, наоборот, Нэнси потихоньку превращалась в амебу. Ее нервы, оголенные до предела в кафе, покрылись плотной защитной пленкой, все чувства и ощущения притупились, словно отгородившись матовой прозрачной стеной. Но теперь она пила обычный черный чай. Пропал аппетит. Еда больше не интересовала Нэнси как источник энергии и удовольствия. И то и другое как будто перестало быть ей доступным. Уилер спала. Спала с открытыми глазами по дороге на работу, в офисе, дома, за семейным столом. Даже Майк не смог ее развеселить. Забавы брата воспринимались как излишние телодвижения. А Нэнси хотела лежать. И снова прокручивать в голове моменты. Их моменты. Охладевшие карие глаза. Вежливый вопрос. Невкусный кофе. Все, что удавалось собрать по крупицам. А память ускользала. Она не была похожа на слишком мелкий песок. Каждая частичка воспоминания ранила. Нэнси сравнивала их с ребристыми бусинами. А чертову Робин Бакли — с самым красивым в мире ожерельем. Шатенка не проспала. Она просто не хотела подниматься. Недавно потухла последняя злая искорка в глазах Робин — и Нэнси осталась лежать в кровати, наврав на работе, что она заболела. Майк отнесся к ней неожиданно заботливо. Принес здоровенную порцию кофе и безвкусные резиновые оладушки, политые кленовым сиропом. Когда-то любимое блюдо не вызывало никаких эмоций. Нэнси с большим сомнением смотрела на еду. — Кофе выпей, — настоял брат. — Тебе нужна энергия. Уилер с большим сомнением смотрела на черную пахучую жидкость. Чем-то она напоминала ее. Также безысходно плескалась в керамической чашке. Нэнси пожала плечами. И сделала глоток. По телу разлилось приятное тепло. Злые искорки в глазах Робин из воспоминаний зажглись вновь. Что-то изменилось. Шатенка еще сама не понимала этого до конца. Появилась надежда, что эмоциональную привязанность удастся восстановить. Нэнси вздохнула. Она знала, что ей нужно делать. Вернуться туда, где все начиналось. Скушать еще одно мороженое и попросить Робин научить ее заваривать правильный кофе. Of Monsers and Men — Wild Roses Дожди из Хопкинса не уходили. Нэнси поплотнее куталась в шерстяное пальто, но оно все равно не спасало от холода. Мороз пробирался между большими черными пуговицами и неприятно пощипывал кожу под хлопковым платьем. Все усилия Уилер, потраченные на то, чтобы выглядеть безупречно сегодня, оказались напрасными. Она вновь чувствовала себя потерянной. И это ощущение крепло с каждым шагом к кафе. Заходя в огромный молл, девушка еле волочила ногами. Ее затея теперь казалась абсолютно бессмысленной и дурацкой. Робин. Точно не согласится на приватную встречу с ней. А даже если и согласится, то как это будет выглядеть? «Ой, а знаешь, Робин, я увидела тебя и, похоже, влюбилась»?» Нет, не вызывай психиатрическую клинику, со мной все хорошо»? Но потом Нэнси вспоминала большие карие глаза, россыпь веснушек на курносом носу, небрежные кудри и приятный ореховый аромат. И продолжала идти. Просто чтобы насладиться произведением искусства по имени Робин Бакли снова. Она сравнивала себя с искусствоведом, подбирающимся к особенно редкой и ценной картине. С одной стороны, ты понимаешь, что не только ты можешь наслаждаться этим полотном, но с другой стороны, глядя на то, как в Микеланджело тычут грязным пальцем и называют Рембрандтом, хочется снять картину со стены вместе с рамой, занести в самую красивую комнату и никому не показывать. Уилер снова зашла в то же самое кафе. Атмосфера для ее разговора была идеальной: народу мало, но достаточно, чтобы Робин не ударила ее прилюдно. Мысль о возможном отказе ранила намного сильнее, но Нэнси предпочитала об этом не думать. Играла неторопливая приятная музыка, не было очереди на ярко сверкающей красно-синим раздаче. Но вот только… Все планы и размышления Уилер рухнули в одно мгновение, когда она не заметила за прилавком быстрой девичьей фигурки в дурацкой белой шапочке. Вновь накатила апатия. Стив обслуживал клиентов в одиночестве. Но в этот раз, увидев бывшую подругу, он почему-то едва заметно улыбнулся. Шатенка настороженно посмотрела в его сторону, но потом, вспомнив о приличии и необходимости держать лицо, тоже улыбнулась. Наверное, это было больше похоже на звериный оскал или злую усмешку. Нэнси разучилась искренне улыбаться за две недели. Понимая, что если она сейчас развернется и уйдет, то будет выглядеть полной дурой, девушка подошла к витрине с мороженым. Приятное предвкушение от встречи пропало, осталось желание покончить со всем этим поскорее. — Мне, пожалуйста, фисташковое, — отчужденно произнесла девушка, стараясь скрыть за показным холодом раздражение. Не получалось. Эмоции разрушали маску неприступной ледяной принцессы, сквозь нее проглядывало истинное лицо Нэнси: оно казалось сморщенным от недовольства, как у злой сварливой старухи. Стива это не смущало. Даже если он заметил, как переменилась в лице бывшая девушка, то не предпочел никак на это не реагировать. Уголок его рта дернулся. Харрингтон с трудом сдержал усмешку, глядя на влюбленную Уилер. Влюбленную не в него Нэнси-у-меня-все-под-контролем-Уилер. Боль от расставания давно притупилась, другие проблемы не позволяли задумываться о чувствах. Нэнси приняла креманку с лакомством абсолютно равнодушно. Она даже не собиралась его пробовать. В планы шатенки входило недолго посидеть за самым дальним столиком, поковыряться ложкой в медленно подтаивающей зеленой массе и вернуться восвояси. Полежать и выпить еще немного чая с лимоном. Никакого кофе. — Сдача, — напомнил официант, сбрасывая в неохотно протянутую ладонь Уилер горсть монеток. Ладонь Нэнси инстинктивно сжалась в кулак. Но вот только… К холодной гладкости металла примешивалось что-то еще. Отданная Харрингтоном сумма была слишком маленькой для бумажных денег, но Уилер поняла, что держит в руках маленький листик. «Записка,» — с удивлением подумала девушка. Она не хотела читать послание, очевидно от бывшего парня, это получилось автоматически. Креманка выпала из ослабевших пальцев, чуть подтаявшее фисташковое мороженое растеклось по полу некрасивой зеленоватой лужицей. Немногочисленные посетители кафе прервали разговоры и отвлеклись от своих дел, выискивая источник неприятного шума. Она узнала этот размашистый почерк. Такими же неаккуратными буквами было выведено имя на бейджике. Самое красивое в мире, самое певучее имя. Резковатое «Ро» карамелью перекатывалось на языке и завершалось тягучим, как горячий шоколад «бин». Робин звала ее на дружескую встречу? Свидание? Деловой разговор? В любом случае. Она хотела ее видеть. Чтобы вблизи полюбоваться на неаккуратные кудряшки, еще раз вдохнуть приятный ореховый аромат и долго-долго наслаждаться ее голосом. Мир перед глазами Уилер немного поплыл. Она пошатнулась, но устояла. Взглянула на Харрингтона. Стив, похоже, не на шутку перепугался.  — Нэнс? — в его голосе слышалось беспокойство и заботу. — Все в порядке? У девушки все было просто замечательно. Настроение стремительно улучшалось, на губах намечалась искренняя улыбка. Самой заметной была перемена во взгляде. В ее потухших и печальных глазах вновь зажигались озорные искорки той Нэнси-школьницы, которая дружила с Барбарой и целовалась со Стивом за школой. — Я… пойду… пожалуй, — стараясь скрыть свою радость, произнесла шатенка. Но столь разительная перемена была замечена Стивом. — Иди, я уберу, — Харрингтон притворно вздохнул и потянулся за шваброй. Нэнси не стала спорить. Она развернулась, чтобы как можно быстрее выбежать из «Scoops Ahoy». Старкорт Молл казался клеткой. Лишь на выходе мисс Уиллер спохватилась. Она не запомнила места и времени встречи. К счастью, измятая записка все еще покоилась в ее ладони. ** Oh Wonder — Loose It Нэнси на удивление быстро смирилась с фактом, что ей нравятся и парни, и девушки. Она и раньше ловила себя на мысли о том, что ее привлекают девушки. Было что-то таинственно-манящее в неторопливой грации их движений, красоте жестов и искренней улыбке. Но то чувство, которое Нэнси испытывала к Робин, было намного сильнее простого влечения. Она не была так сильно влюблена ни в Стива, ни в Джонатана. Новые ощущения пугали ее, но Уилер предвкушала нечто большее. Как будто в глубине ее души открылась дверь в новую комнату. И сейчас Нэнс находилась на ее пороге, решая стоит ли неизвестность риска. Ей очень хотелось броситься в омут с головой, но общественное осуждение и возможный отказ удерживали от самого отчаянного шага. Признания своей воз-люб-лен-ной. Girl in red — I wanna be your girlfriend Робин ждала ее в «Мороженом от Джеки». Выбор закусочных в Хоукинсе был небольшим, Нэнси прекрасно знала, что мисс Бакли не захочет встречаться на месте работы: она сама сильно уставала от персиковых стен газетной редакции и громкого голоса босса. Робин была одета в бежевый мешковатый свитер с горлом и мешковатые светло-голубые джинсы, подвязанные тонким ремнем. Девушка выглядела спокойно и по-домашнему уютно. Сердце Нэнс наполнилось теплом. Она подошла поближе. Тепло сменилось беспокойством. Лицо мисс Бакли выглядело уставшим. Под глазами залегли глубокие тени, губы потрескались. Она была не накрашена и выглядела беззащитной. Уилер еще сильнее захотелось запереть ее в комнате и никому ее не показывать. Нэнс в нерешительности остановилась в двух шагах от занятого столика. Раздраженно одернула яркую юбку, которая теперь казалась неуместной. — Привет, — робко произнесла Уилер. Робин отвлеклась от разглядывания кофе и взглянула на собеседницу. Она выглядела потерянной. Сердце Нэнс сжалось от тоски и сочувствия. — Что-то случилось? Робин медлила с ответом. Словно в замедленной съемке, она закусила губу, растерянно моргнула и зябко повела плечами. Каждый ее жест был как будто предвестником бури. Разговор должен был быть сложным и неприятным. — Стив сказал, — голос звучал хрипло и надтреснуто. Нэнс с трудом узнавала в этой изнеможённой девушке свою кофейно-карамельно-ореховую Робин, девушку из кафе. Это беспокоило ее. — Что я должна это сказать. Молчание, воцарившееся между девушками, было более, чем неловким. Воздух как будто потрескивал от напряжения и неловкости. Изменение атмосферы почувствовали все посетители закусочной. Они с неодобрением косились на странную парочку. — Я присяду? — спросила Уилер, даже не из вежливости, просто, чтобы прервать затянувшуюся паузу, сказать хоть что-то. Робин оживилась. — Да-да, конечно. Она подвинулась вдоль диванчика, освобождая рядом с собой небольшое место. Присев, Нэнс поняла, что соприкасается с Робин локтями и коленками. Но отодвигаться или просить мисс Бакли отодвинуться шатенка не стала, стараясь максимально запечатлеть ощущение от касания в памяти. — Ты хотела о чем-то поговорить, — закинула удочку Нэнси. — Я тебя слушаю. «Давай, родная, » — думала Нэнс. — «Скажи хоть что-нибудь. Мне просто необходимо услышать твой голос». — Хорошая погода, не правда ли? — внезапно спросила мисс Бакли и попыталась улыбнуться. Но Уилер чувствовала фальшь в ее движениях. Робин растянула губы в улыбке, но ее глаза все еще оставались грустными. — Я хотела сказать, что, тут она вновь замялась. — Я убью тебя если еще раз встречу тебя со Стивеном. Сердце Нэнс упало в пятки. Ну конечно. Стивен. Стив. Красавчик Харрингтон. Стив выглядел гораздо более привлекательным вариантом для такой девушки, как Бакли. Они работали вместе и не могли не влюбиться в друг друга. Все надежды рухнули, как карточный домик. Из Нэнси будто вышибли дух. В ушах зазвенело. Терять уже было нечего. — Я не люблю Стива, ясно, — злобно выплюнула она. — Я люблю тебя. Вся красная от злости и смущения, мисс Уилер вскочила с диванчика и пыталась выбежать из закусочной. Холодные пальцы сомкнулись на ее запястье, отрезая все пути к отступлению. Робин, та, прежняя, Робин с озорными искорками в глазах, крепко держала ее за руку. — Ты умеешь играть в джин рамми? — Нэнси недоуменно смотрела на мисс Бакли. Та закатила глаза и улыбнулась. На этот раз искренне, распространяя вокруг лучики счастья. — Понятно, устранением твоей безграмотности займемся позже. Нэнс все еще не понимала, к чему клонит Робин. Но ее руки приятно холодили кожу. И пускай этот холод заставлял волноваться — она что, замерзла? — шатенке были приятны эти прикосновения. — Я тоже люблю тебя.