Гордость и предупреждение

  Шерли наведывалась к ним не реже двух-трёх раз в неделю. Платья на ней Китти больше не видела, мисс Неру носила незатейливые блузки и тонкие штаны с лёгкими ботинками. Надо полагать, такая одежда была практичной для владелицы плантаций, много времени проводящей под открытым небом, на своих двоих или в седле; однако практичность не мешала нарядам подчёркивать фигуру. А подчёркивать было что: длинные ноги, широкие округлые бёдра, тонюсенькая талия и большая высокая грудь - эдакое богатство не оценит только слепой. Так что Китти признавала: Уолтера можно понять.   Теперь, зная, что творится в сарае, она стала обращать на него больше внимания. Устраивать засады Китти не собиралась, равно как не собиралась специально подглядывать или подслушивать; она себя слишком уважала, чтоб опуститься до подобного. Беда в том, что приглядываться и прислушиваться Китти начала автоматически, поневоле. Она стала замечать, когда в сарае горит свет. И она стала слышать, что там происходит; попробуй не услышь, если окно твоей комнаты выходит аккурат на треклятый сарай. По правде говоря, удивительно, что она ничего не улавливала раньше, потому что порой это было действительно громко. "Да что он там с ней такого вытворяет, что она так кричит?" - думала Китти со смесью удивления, любопытства и обиды.   В доме бывали пациенты, каждый день минимум один, чаще несколько. Китти наблюдала со стороны, никогда не заходя в рабочие комнаты Уолтера. Были мужчины и женщины, старики и дети, в лохмотьях и прилично одетые, кто-то приходил сам, кому-то помогали добраться (иногда вовсе приносили на руках). Случалось, Уолтера вызывали к пациенту. Уолтер, похоже, совсем не боялся забредать в закоулки Эмералд-Филд. Наверное, чемоданчик врача лучше любой охранной грамоты: если что-то случится с единственным в округе доктором, который лечит чернокожих, от этих самых чернокожих здорово достанется тому, из-за кого они лишились медицинской помощи, даже если это один из своих.   Бывало, вечером к Уолтеру заходил Грант Монтгомери, они сидели, держа по стакану виски. У врачей всегда найдётся, о чём поговорить - да хотя бы о том, как их допекли пациенты. В конце концов, люди совершают примерно одни и те же глупости, независимо от расы. Впрочем, двое чаще обсуждали сложные-интересные случаи из практики либо медицинские новости, обменивались медицинскими журналами и прочей профессиональной литературой. Они неплохо ладили. Монтгомери не смущала природная молчаливость Уолтера, Грант сам не был болтуном.   Пару раз Монтгомери беседовал с Китти, расспрашивал о самочувствии. Так сказать, примеривался к будущей пациентке, ведь ему предстояло принимать у неё роды.   - Только постарайся не рожать в субботу, - шутливо попросил он, - это самый суматошный день, пациенты так и сыплются.   - Не обещаю, но попробую поговорить с малышом и убедить его, - улыбнулась Китти, с нежностью водя ладонями по своему животу.   Сейчас, в безопасности и относительном спокойствии, Китти смогла, наконец, прислушаться к себе, к своим ощущениям, смогла по-настоящему подумать о жизни, которую носит под сердцем. И осознала, что любит своего ребёнка, правда любит. Ей неважно, кто отец, она всей душой хочет, чтобы её малыш был счастлив, она будет заботиться о нём, она сделает для него всё... Она была твёрдо уверена, что у неё мальчик; не могла объяснить, откуда уверенность, просто знала, и всё.   Ребёнок действительно появился на свет не в субботу. Во вторник. Роды не были трудными, Китти, с девичества слышавшая жуткие рассказы о деторождении, ожидала чего-то намного более мучительного и страшного. Она бы радовалась, что всё идёт хорошо, если б не тревога - со вчерашнего вечера ребёнок совсем не шевелился. Китти забеспокоилась ночью и решила, что утром попросит позвать Монтгомери или сама к нему сходит; а утром начались роды, и Монтгомери позвали уже по этому поводу.   - Давай-давай, Китти, ещё чуть-чуть. Ты всё делаешь правильно, умница. Ещё немного. Давай, ну же! Вот так!.. Вот, вот и всё, молодец...   Несколько секунд Китти была в полной прострации. Мокрая от пота, совершенно изнеможённая, она откинулась на подушку и попыталась отдышаться. Ей казалось, что никогда в жизни она не наберётся сил, чтоб хотя бы снова поднять голову. Но потом до неё дошло, что она слышит, точнее, чего она не слышит, и Китти моментально забыла и о боли, и об усталости.   Она встрепенулась, приподнялась на локтях.   - Почему он молчит? Почему он не плачет?!