Гордость и предупреждение

Начальник из Уолтера был совсем не такой, как муж. Иногда Китти сочувствовала его бывшим подчинённым в Шанхае, иногда признавала, что им повезло. Когда она забыла включить на ночь сигнализацию (эта обязанность теперь тоже была на ней), Уолтер в общей сложности час объяснял, почему сигнализация так важна. У них же здесь хранится морфий! Некоторые вещи он растолковывал до того подробно и медленно, будто издевался или намеренно давал понять, что сомневается в её умственных способностях. Впрочем, так было не только с ней, но и с будущими медсёстрами. Вместе с тем, он не набрасывался на Китти или учениц за промахи, никто из них не боялся признаться ему, что чего-то не понимает или не успевает. Он умел учить неторопливо, доходчиво и даже интересно. Он выплачивал ей маленькую, но всё-таки зарплату, выкраивая деньги из собственной. Сперва смущённая Китти пыталась отказаться; Уолтер лишь поставил перед фактом – такого-то числа её деньги будут лежать там-то. - А как же ты? - Мне не нужно много. А тебе давно пора прикупить хоть что-то из одежды. Иногда он походя говорил что-нибудь едкое, и Китти никак не могла сообразить, осознает ли он, что обижает её своими комментариями, или впрямь не понимает этого. Сейчас она видела его со стороны, которой не замечала прежде, когда они были женаты. Возможно, тогда этой стороны не существовало, или же у неё не было повода проявиться. …   Она видела, как он плакал. После того, как ампутировал человеку с гангреной обе ноги до колен. Операция прошла успешно, и держался Уолтер молодцом - одна из неофициальных медсестёр рассказала Китти, что на лице доктора Фэйна не дрогнул ни один мускул, он был хмурым и сосредоточенным. Закончив, он помог прибраться и устроить пациента вместе с родственницей в смежной комнате, специально предназначенной для экстренно-гостевых целей. Ещё раз осмотрел беднягу, дал указания родственнице, исполняющей роль сиделки. Потом попросил ассистенток остаться ненадолго и принять новых пациентов, если таковые будут, и ушёл. Через час Китти решилась постучать в его кабинет. Она беспокоилась. Уолтер не ответил. Она подождала и постучала снова.   - Не заперто.   Китти зашла. Уолтер сидел на полу у окна, прислонившись спиной к стене и согнув ноги в коленях. Рядом стояла почти полная бутылка и почти полный стакан.   - Кто-то пришёл? - спросил Уолтер, отвернувшись от Китти. – Или Кобэ начал отходить от наркоза?   - Нет, ни то, ни другое. - Она помолчала, тщетно ожидая от него следующей реплики или хоть взгляда. - Уолтер. - Нерешительно сделала шаг вперёд.   Если б не стена, он бы отодвинулся дальше.   Китти присела напротив него.   - Уолтер.   Он таки посмотрел на Китти. Её сердце по-настоящему дрогнуло, когда она увидела в его глазах слёзы. Уолтер шмыгнул носом и презрительно усмехнулся, адресуя презрение самому себе. Мол, негоже мужчине плакать, для него это дело жалкое и недостойное. Вот ведь чушь.   - Милый... - Слово само сорвалось с её уст, пылко и проникновенно.   Он не обратил внимания. За два года брака она ни разу не назвала его так, хотя знала, что ему бы очень хотелось. А теперь он даже не заметил.   Уолтер глянул на бутылку и стакан. Китти прикинула, что он сделал от силы несколько глотков спиртного.   - Я даже напиться не могу, - тихо, нетвёрдо выдохнул Уолтер. - Нельзя. Теоретически в любой момент может появиться ещё один сложный пациент.   - Что мне сделать, чтоб тебе помочь? - спросила Китти мягко. У неё сердце разрывалось.   Уолтер покачал головой.   - Ничего. - На его губах ненадолго появилось подобие слабой улыбки, не то вежливой, не то впрямь благодарной. - Но спасибо, что спросила.   - Уолтер...   - Всё в порядке, - сказал он твёрже. - Серьёзно, всё будет в порядке.   - Конечно. Но, может, пока ты хочешь об этом поговорить?   - Нет.   Да, он не умеет выговариваться, и в этом его беда. Насколько легче ему стало бы, если б он мог поделиться своими переживаниями, хоть как-то. Помешкав, она взяла его ладонь обеими своими. Боялась, что он отдёрнет руку или оттолкнёт непрошеную утешительницу, но этого не случилось. - Пожалуйста, скажи мне хоть что-нибудь.   - Китти, оставь меня в покое.   - Обязательно, но чуть позже.   Не меньше минуты Уолтер тщательно рассматривал бутылку.   - Мне кажется, у меня внутри что-то мертвеет, - обессиленно произнёс он. Китти кожей почувствовала, как нелегко далось ему признание. - И я боюсь, что оно отомрёт окончательно. Я как будто стал забывать, что мои пациенты живые люди. Они становятся просто рабочей задачей, иногда ужасно раздражающей. Пока не случается что-то из ряда вон, как сегодня. Тогда я вспоминаю и чувствую себя последней скотиной. А если и это лишь вопрос времени? Если скоро у меня напрочь атрофируется сочувствие? Кем я тогда стану?   Она всегда знала, что он хороший человек. Но хороший и добрый - несколько разные вещи. Нет, злым он точно не был, однако и особенной доброты по отношению к другим людям она за ним не замечала. В Шанхае. Зато замечала здесь, в Эмералд-Филд, практически с первого дня. Китти и не представляла, что в нём столько сострадания и понимания к чужой боли. И не представляла, что для него эти качества столько значат, что он так ими дорожит, так не хочет терять.   - Этого не случится, - с непонятной ей самой, но непоколебимой уверенностью пообещала Китти. - Не случится. То, что сейчас происходит с тобой, обычное дело для врача. Грант мне рассказывал.   - О, ну, раз Грант рассказывал, тогда всё в порядке, - голос Уолтера был пропитан мрачной иронией.   - Не язви, - Китти быстро вздохнула. - Я... я ведь вижу, как ты обращаешься со своими пациентами. Ты никому из них не отказал, не отослал со словами «Ничем не могу помочь», «Это не моя область» или «Приходите на следующей неделе». Я вижу тебя в эти моменты. Ты никогда не забываешь, что перед тобой живые люди. Да, эмоции притупляются, но это же… это же защитная реакция, иначе и свихнуться недолго. Я уже молчу про твои попытки получить новые ставки и помещение. Уолтер, - она сжала его руку сильнее. – Ты хороший человек, правда хороший, и ты не становишься хуже, поверь. Он посмотрел на Китти необыкновенно пристально. Она испугалась, что он сейчас припомнит ей, что оказался здесь именно из-за неё, накричит и прогонит. Потом подумала – если ему от этого станет легче, пускай, она, так и быть, стерпит. Но он промолчал. … По вечерам Уолтер часто выходил на крыльцо проветриться. Одним таким вечером он застал Китти сидящей на ступеньках и тихонько всхлипывающей. Он не удивился – знал, что она горюет по Линдону. Китти вздрогнула, услышав его шаги, быстро обернулась и ещё быстрее отвернулась обратно, вытирая слёзы. - Мне уйти? – спросил Уолтер напрямик. - Нет, - она мотнула подбородком, - нет, не надо. Поколебавшись, он тоже опустился на ступеньки, устроившись подле неё. - Сегодня ему бы исполнилось два месяца, - Китти горько улыбнулась, опять всхлипнула, опустила взгляд на свои сцепленные ладони. – Дети уже улыбаются в этом возрасте? - Да, - ответил Уолтер осторожно. – Они начинают раньше, но осознанной улыбка становится как раз примерно с двух месяцев. Во всяком случае, так говорят. Китти покивала и вытерла снова набежавшие слёзы. Уолтер придвинулся к ней и приобнял. Неловко, словно не знал, как это делается, или опасался её реакции. Она тоже пододвинулась и прижалась к нему, уткнувшись лицом в его плечо. Проплакала несколько минут, а потом спросила, приглушённо и нерешительно: - Ты когда-нибудь думаешь о нём? - Каждый день. … То ли забавно, то ли обидно. Только сейчас, будучи фактически (по крайней мере, юридически) чужими людьми, они делали то, что следовало делать в браке, - утешали и подбадривали друг друга.