Гордость и предупреждение

Они целовались долго. Обжигающая страсть переплеталась с искренней нежностью, и для них это было настолько новым друг в друге, настолько не распробованным, что спешка стала бы преступлением. Китти знала, что всё зависит от неё, Уолтер не будет напирать, и дальше они двинутся, только если она даст понять, что хочет продолжения. А она очень хотела, и потому, когда ощутила, что они оба готовы, начала расстёгивать пуговицы на его рубашке, которая вскоре оказалась на полу. Уолтер ловко снял с неё платье и сорочку; Китти быстренько убедила себя, что такую ловкость он наработал исключительно с экстренными пациентками. О чём, точнее, о ком думать не хотелось совершенно, так это о Шерли. Пусть катится к чертям. - Скажешь, если что-то будет не так? – попросил Уолтер хрипло, посмотрев на неё затуманенным взглядом. – Не хочу, чтоб было как раньше. Эта просьба и взбудоражила, и растрогала Китти. - Хорошо, - она потянулась за новым поцелуем, обхватив лицо Уолтера ладонями. Он разглядывал её с таким исступлённым желанием - Китти аж цепенела; что, впрочем, не мешало ей самой жадно смотреть на него. И чего он там стеснялся, дурачок? Она гадала, где и как он дотронется до неё в первую очередь, под ложечкой посасывало от нетерпения и ощущения уязвимости. От поглаживания по бедру и поцелуя в шею голова мигом закружилась, Китти запрокинула её, упёршись затылком в подушку. Истома прокатилась по телу ознобом. Соски приятно пощипывало. Ещё приятнее стало, когда до них добрались пальцы Уолтера, губы, язык… Один сосок он осторожно, но ощутимо прикусил, и Китти выгнулась, беспомощно замерев на несколько секунд. После на неё нахлынуло неистовое, практически яростное озорство, Уолтер глазом моргнуть не успел, как сам оказался на спине. Китти медленно, по-хозяйски, с дразнящим нажимом провела ладонями от его плеч до низа живота - она тоже кое-что умела. Прежде чем она переборщила, Уолтер схватил её за руку, мягко дёрнул на себя, поцеловал и перевернул, снова уложив на постель. Китти рассмеялась. Раньше ей было неинтересно прикасаться к нему, она не пыталась его прочувствовать, для неё близость проходила по принципу «Давай как-нибудь сам, а я полежу, потерплю». Сейчас она чутко ловила каждое его движение, каждый вдох и выдох, и прижималась к нему так крепко, как только могла. Пожалуй, даже сильнее, чем стоило; всё же пришлось ослабить объятья, чтобы не сковывать его. Уолтер не зря просил сказать, если что-нибудь не заладится. Нет, всё шло изумительно, но некоторые моменты можно было сделать ещё лучше или попросту удобнее. Несколько раз каждый дал другому понять, чего хочет, - ласковым шёпотом или ненавязчивым движением. Ни одного из них такие исправления не задевали и не обижали, наоборот, это было свидетельством доверия и настоящей близости. Китти обнаружила, что у Уолтера тоже есть собственные желания и предпочтения. Их и не могло не быть, но он всегда так стеснялся и таился, что у Китти не возникало повода задуматься о них. У неё вдруг промелькнула мысль: может, прежде ему не хватало уверенности не в себе, а в ней? - Я хочу быть твоей, только твоей, всегда… Он не отвечал, но она чувствовала, как он впитывает каждое её слово. И продолжала шептать страстные, до наивного горячие признания. Как ей хотелось, чтобы он сказал, что любит её! Но она ни за что на свете не попросила бы об этом, дабы не уподобляться Шерли. Кстати о гадине, раз уж Китти про неё всё равно вспомнила. Оказывается, Шерли вела себя довольно тихо – если она испытывала хоть половину того, что переживала Китти сейчас, не грех было кричать громче… …Когда они перевели дух, Уолтер приподнялся и долго, пристально на неё смотрел, затем сказал: - Больше я тебя никому не отдам, никогда. Это было лучше всяких «Я люблю тебя».