Прости за то, что счастья лишил

Свет зажигалки ярко загорается в темноте ночи на Даниной кухне. Поперечный затягивается и наблюдает, как конец сигареты всего лишь на момент вспыхивает красным светом. Он выдыхает дым, который медленно ускользает в приоткрытую форточку. Который сейчас час? А не похуй ли? Видно, что глубокая ночь. Только вот Даниле не спится нихуя. Какая это по счету сигарета? Хуй его знает. За время бессонной ночи он выходил на кухню около пяти раз и за одну ходку мог выкурить по две сижки. Единственное, что он знал – с того-самого-дня прошло две недели. Две. Ебаных. Недели. А его до сих пор не отпустило, ему до сих пор хуёво, постоянно хочется плакать, но он уже перестал делать это так часто – устал и, от части, стыдно уже. Всё это время он выходил из комнаты только мусор вынести и в магазин сходить за готовой едой, но не встречался ни с кем, лишь иногда отвечал на сообщения в телеграме. Данила поднял взгляд на небо. Такое безмолвное. «Он всегда говорил, что небо не дает нам ответов», – подумал Поперечный и опустил голову, потерев глаза. Нельзя думать о Егоре так часто. Это уже помешательство какое-то, но он лез и лез в его мысли. В памяти мелькали их моменты. Как Егор постоянно целовал Даню в макушку и висок, крепко обнимал и прижимался к нему, когда они лежали на небольшом диване у Крида дома. Как Данила встречал Егора после рабочего дня или долгого отсутствия: выбегал в прихожую при первом же повороте ключа в замочной скважине, как верный рыжий кот. Целовал его в щёчку и обнимал вокруг шеи так привычно, будто они уже десять лет вместе живут, но на самом деле и восьми месяцев не было. Как Крид будил Поперечного легкими поцелуями в нос, а Даня сквозь сон чувствовал это, и всегда такое тепло внутри разливалось. «Доброе утро, солнце. Вставай», – всегда говорил он тихо, мягко и с хрипотцой, потому что сам ещё до конца не проснулся. Если утром никому из них не надо было по делам, то они проводили его вместе. Вот полностью. Какое-то время лежали вместе на кровати и вздыхали, как не хочется вставать, а нужно. Подталкивали друг друга к краю, но потом сдавались и поднимались вместе, шли в ванну, умывались тоже вместе, потом вдвоем готовили завтрак. Глупо? Ванильно? Возможно, но для них в этом не было ничего такого – для них всё уже было нормальным, любое состояние партнёра и любое действие. Было когда-то, что Крид где-то перепил и дома ему было жутко плохо. В тот момент, когда он блевал в унитаз, стоя на коленях, Поперечный сидел рядом на ванне со стаканом воды и с какой-то таблеткой-сорбентом. – На, блять, – Данила подал ему воды и лекарства, – если не умеешь пить, так не берись. Придурок. – Прости, зай, переборщил, – Егор даже не смог улыбку выдавить, – На твоих глазах, между прочим, только что блевал кумир миллионов и самый красивый мужчина России. – Ну ахуеть теперь, – Поперечный хлопнул в ладони, от чего Крид поморщился, и Даня поспешил аккуратно поцеловать его в лоб, – Теперь мне за этим кумиром ещё убирать. – Не надо, Дань, я сам. – Спать пиздуй, алкоголик малолетний. Сам он, – бурчал Данила и мягко подталкивал Егора к двери. – Мы одногодки, вообще-то, – возмутился Крид и вышел из ванны. – Угу, только ведёшь себя как пиздюк пятнадцатилетний. Когда Поперечный всё убрал и пришел в спальню, то Егор уже спал. Парню ничего не оставалось делать, кроме как поставить недалеко от кровати тазик на всякий случай, укрыть этого слащавого уёбка одеялом и лечь рядом с ним, обняв со спины. Всё это быстро промелькнуло перед глазами у Дани. Воспоминания переключались как будто по щелчку пальцев, они были настолько тёплыми и дорогими для парня, что он даже немного улыбнулся, уставившись в одну точку – одинокий фонарь на улице. Но вдруг ещё один щелчок клацнул в памяти. Поперечным нахмурился, слезы подступили на глаза, и он быстро достал вторую сигарету, слегка дрожащими руками зажёг её и жадно затянулся, пальцами протирая глаза. Выебоны памяти привели его к тому-самому-дню, когда он лишился своего мира, родного человека, ради которого был готов на всё и навсегда. Егор уже две недели мало говорил с Даней. Былая нежность исчезла из их жизни, Поперечный всё чаще ночевал у себя в квартире. Просто Крид попросил взять перерыв в отношениях: – Данила, мне надо подумать, к чему это ведет, какое у нас будущее может быть, понимаешь? Для этого мне нужна холодная голова, так что давай возьмём перерыв. Даня сначала прихуел. Он молчал и закусывал губы, а потом медленно кивнул: – Ладно. Если тебе это нужно, то я готов. Перерыв позволил двум творческим людям больше заняться собой, своими делами. Без отношений у парней было больше свободного времени, и они лучше решали все задачи. Но разве ты живой? Разве тебя радует это всё? Нет. По крайней мере, так было для Данилы. Чем ближе было окончание этих двух недель, тем нервнее был Поперечный. Постоянная тревога была фоном его обычной жизни. Он догадывался, что Егор уже всё решил, а, может, ещё и две недели назад, но Данила не хотел в этом признаваться даже самому себе – страшно было, безумно страшно потерять дорогого человека. Когда он был у себя в квартире, в дверь позвонил Крид. Даня поспешил открыть двери и в последний момент отдернул себя от желания по привычке обнять Егора, который уже зашёл в прихожую и был довольно серьёзным, что совсем не было на него похоже. Неужели он больше не рад видеть своё солнце? – Кофе? – без приветствия спросил Даня. – Да, пожалуйста. Через пару минут Егор зашёл на кухню. Кофеварка уже заканчивала приготовление двух капучино без сахара – Криду не нужно было напоминать, Данила и так всё знал. А ещё он знал, что сейчас Егор попробует молочную пену, а потом перемешает её с кофе, вытянет чайную ложку и уберет её в раковину, сядет за стол, широко разведя ноги. Но он не знал, что сейчас получит нож в самое сердце. – Дань, – тихо начал Крид, – ты принял решение? Поперечный косо на него посмотрел: – Я? Тебе же надо было подумать. – А ты что думаешь? – звуковая волна от самого прекрасного голоса на Земле хриплого голоса Егора, которую нельзя увидеть или почувствовать в принципе, сейчас, казалось, ударилась об Даню и могла бы откинуть его на пару метров, но вместо этого по его телу прошла дрожь, – Ты хочешь расстаться? – Я – нет. – Почему? – моментально спросил Крид и поднял взгляд на Даню. Данила замялся на секунду и попытался сглотнуть противный ком в горле: – Потому что люблю тебя, придурка такого. Больше всего на свете, блять, люблю. Поперечный так редко говорил эти слова, что даже в этой ситуации Егор был тронут. Он поднялся с места, но не сделал навстречу к Даниле ни шага. – Дань, но ты понимаешь, что у нас нет будущего никакого… Чем дольше это продолжается, тем хуже мы себе делаем. – Да в смысле нет будущего, блять! – Даня вспылил. Ещё одна несвойственная для него реакция. Он дёрнул руками и сделал шаг к Криду, – Придумаем что-то. Раскроемся в конце концов. Егор лишь покачал головой: – Это слишком, Дань. Меня не примут. Никто не примет. Да и сам я не до конца… – То есть ты и меня не принимаешь, да? Булаткин, да ты в край ахуел, что ли? Послать бы тебя нахуй, но, увы, ты там уже был. Забыл? – Поперечный тяжело дышал и в упор смотрел на своего любимого этого ублюдка. – Дань, да это же пиздец будет, – вздохнул Крид и грустно, почти отчаянно посмотрел на парня. – Мне похуй, Егор, – он сделал ещё один шаг и взял его за плечи, – Мне похуй, я на всё могу пойти. Да блять, даже за руки во время расстрела. Егор, сука ты такая, нахуя ты меня ломаешь? – Прости. Я всегда буду помнить тебя. Прости за то, что счастья лишил, – Дане показалось, что глаза Егора наполнились слезами. Это строчка из его самой искренней песни, но вставлять её тут – это ублюдство натуральное. Поперечный резко убрал от него руки: – Нахер пошёл со своими песнями, понял? Ничего оригинальнее для этой ситуации не придумал, пидрила? Уходи нахуй отсюда, – Данила отвернулся и стал у окна. Несколько секунд тишины. Егор сверлил взглядом Даню. – Я тебя тоже люблю, – тихо сказал Крид и направился к выходу. – Пиздуй на все четыре, – Поперечный уже закурил. Щелчок. Дверь захлопнулась. Сигарета была выкурена в три затяжки, и отчаянное «сука» прозвучало на всю квартиру, так что было слышно на улице. Конечно, Егор услышал – квартира-то на первом этаже. – Сука, – очень тихое прозвучало на той же кухне. Душевная боль была всепоглощающей, Даня не знал, куда её деть. Он с размаху ударил кулаком об стену, обложенную плиткой. Больно. Ещё раз. Ещё раз. Ещё раз. Парень уже плохо чувствовал руку, он с трудом сгибал пальцы. Тишину нарушил звук вибрации мобильного (нахуя ставить на звук, если никого не хочешь видеть, правда же?). Звонил «Слащавый пидор» – Поперечный так ласково называл Крида и ещё не успел переименовать на «Хуесос ебаный». Первое желание было разъебать телефон к хуям и уж точно не брать трубку, но Данила настолько соскучился и помешался, что после трех гудков снял трубку и молчал. – Я скучаю, Дань, – послышался мягкий голос Егора, тепло от которого сразу разлилось по телу Дани, – приезжай ко мне, пожалуйста… В последний раз, – а это уже холодной водой облило Поперечного с головы до ног. Данила посмотрел на руку, которой только что отчаянно бил по стене, на полную пепельницу и резко сказал в трубку: – Нахуй иди. Ненавижу тебя, трус ебаный. «Сбросить». «Внести в черный список».