***
Реборн прибывает в Намимори на день позже тринадцатилетия Тсунаеши. Врывается в дом Савад, снимает шляпу перед Наной, представляется репетитором, отправленным Емитсу. Он ведь и не врёт почти — только прислал его не внешний советник, а обеспокоенный Девятый. Реборну плевать, кого учить, — что неуклюжего Дино, что трусливую Тсуну. Разницы для аркобалено — никакой. Киллер уже составил план тренировок по данным, что дал рассерженный такой прытью Емитсу, и сравнивает Тсунаеши, стоящую перед ним, с образом, который нарисовался в голове. Реборн с удивлением отмечает, что непохожи они от слова совсем.***
Тсуна на удивление ловкая. Тсуна хорошо учится. Тсуна с радостью заводит друзей. Реборн зол, хмурится от бессилия, сжигает бесполезную папку с досье. Данные врут безбожно. Младшая Савада справляется с тренировками, будто живёт по такому расписанию уже много лет, сама делает уроки, смотрит без страха в карамельных глазах. Красивая, сильная, и иногда аркобалено мимолётно видит пламя Неба в её глазах. На удивление, Тсуна прекрасно знает итальянский, историю мафии, биографию Вонголы. Тсунаеши смеётся над ним и говорит: — Ох, Ребор-рн, Ребор-рн, какой же ты глупый. Тсуна заправляет за ухо кудрявую каштановую прядь, улыбается мягко, прокатывает по нёбу "р", будто дорогое вино. Лучший киллер двух поколений лишь старается не дрожать от этих слов.***
Тсунаеши любит улыбаться. Она улыбается, когда получает высокий балл по тесту, когда проходит мимо друзей, когда Реборн смотрит на неё удивлённо и немного испуганно. Он не глупый, должен был уже догадаться, но нет, всё ещё в неведении. Тсуна улыбается, чтобы не было заметно острый режущий взгляд, изношенную душу, старые раны. Чтобы не было заметно её саму. Только девочку-идеал, Саваду Тсунаеши, отличницу, активистку, спортсменку, хорошую дочку. Иногда Тсуна улыбается по-другому — хищно и с прищуром, но только рядом с несколькими учениками. Со старыми друзьями, с Хранителями, с новым, десятым поколением.***
Реборн взбешен. Он видел, не мог не заметить. Или всё-таки показалось? Тсуна не даёт ему находиться в школе — все проходы замурованы, и связи Савады оказались куда сильней связей аркобалено. Конечно, на неё ничто не указывало. Совсем. Просто больше это никому не нужно, да и доверять смазливой мордашке и мягкой улыбке нельзя. Но больше всего его злило, что Тсуна уклонилась от пули. Если бы он мог рассмотреть внимательней, что произошло! Реборн выстрелил в голову Тсунаеши пулей посмертной воли, но за миллисекунду до попадания Тсуна отошла с линии атаки и вернулась на место уже с огоньком во лбу. Как такое возможно?! Тсуна должна была быть неудачницей, легко манипулируемой и ленивой. Но она не была. Реборн уже давно сообщил бы всё Тимотео, но он был слишком горд, а признать, что он не может подготовить на пост послушной взрослым Десятой малолетку... Реборн скорее даст убить себя, чем сделает это. У Тсуны во лбу ярко сияет древнее пламя.***
Псевдохранители, присланные обеспокоенным отцом, проходят мимо. Тсуна с ними не здоровается, не смотрит. У неё уже есть ребята на посты Хранителей, ею проверенные люди. Чужаки ей не нужны. Тсуна улыбается, безмолвно извиняясь за проваленную миссию, сломанную руку (Хаято неудачно налетел на девочку в коридоре), наказание от отца или от деда, что логичнее, которое обязательно последует по приезде в Италию. Реборн злится, но уже привычно, будто именно этого он и ждал от Савады. Тсуна улыбается виновато и пожимает плечами — в конце концов, она не собирается жить по указке взрослых. Пламя Неба, что живёт у Тсуны под рёбрами, игриво разгорается, грозясь сжечь кого-нибудь заживо. Пламя Хранителей отвечает охотно, и друзья с вернувшейся памятью и проснувшимися силами присоединяются к Тсунаеши. Кольца, спрятанные под подушкой, на следующий день красуются на пальцах школьников.***
Реборн давно догадался. Очень давно, но знаете, когда правда больше похожа на сошедший с ума — или с орбиты, всё одно, — мир, то игнорировать её легко. Тсуна улыбается, и из-за этого сразу не видно, что пламя, древнее, как сама мафия, а может и старше, пляшет в детских ладошках, мажет мягкими языками по лицу, волосам, окружающим людям. Под огненным скальпелем Тсунаеши меняется: волосы выгорают от тёмно-каштановых до блондинистых, тело становится более женственным, лицо вытягивается, приобретает более острые черты. Хранители — шесть школьников — тоже меняются, и не узнать тех, что вышли из пламени, а кажется, гобеленов Вонголы, невозможно. Реборн с ужасом понимает, что прямо под его носом находилась Вонгола Примо, а он никому не сказал, не доложил, не понял. На первом-десятом поколении блестели кольца, как показатели тихо прошедшей революции. Тсунаеши, точнее, когда-то бывшая ей Примо, улыбнулась до боли знакомо и проговорила: — Ох, Ребор-рн, Ребор-рн, какой же ты глупый. Первая прокатила задумчиво "р" по нёбу, будто пытаясь распробовать вкус, и в её голосе аркобалено слышал итальянское солнце, тёплый ветер, что носился меж тихих улочек, сочность винограда, растущего на огромных просторах. В её голосе киллер слышал власть, довольство, наслаждение. Примо улыбалась так же, как когда-то улыбалась в бытность Тсуной, — приторно и мило, обманывая доверчивых людей. Хранители — бывшие школьники, лучшие мафиози в истории — смеялись и смотрели на Примо, ожидая указаний. Реборн в глубоком шоке смотрел на великое Первое поколение, давно мёртвое, ушедшее в анналы истории. Оказывается, они всегда были здесь, прятались за масками обычных глупых людей, а древнее пламя разбудило их, чтобы то ли спасти этот прогнивший мир, то ли сжечь его к чертям. Они жили тихо всё это время, чтобы сбросить маски, расправить плечи, повеселиться вдоволь за прошедшие скучные годы, поколения, века. Примо присела на корточки перед испуганным аркобалено, улыбнулась хищно, поднесла тонкую ладошку прямо к детскому личику. Перед глазами Реборна ярко горело янтарное пламя Неба, самое сильное, самое опасное. Древнее пламя.