Мясо по-китайски: подавать холодным

Открыть замок: руки уже не трясутся, ключ легко входит в замочную скважину, не рискуя застрять или вовсе упасть под ноги. Дверь не скрипит: это нервирует даже больше, чем если бы петли вновь вносили дисгармонию в душу своим протяжным наждачным стоном. Потому что внутри тоже будет тихо. Слишком тихо, настолько, что кажется, будто оглох. Включить свет. «Засиделся допоздна, а, Крис? Как ты можешь так халатно к себе относиться?..» Разуться, оставить пакет с продуктами на кухонном столе, чтобы почти сразу же забыть о нём. Сейчас только душ. Холодный, минут на десять, а то и все пятнадцать. Тёплая ладонь ложится на лоб. «Ты простудился. Погоди, я сейчас…» Гораздо глубже, чем простуда. За четыре месяца можно привыкнуть, но нельзя избавиться. Потому что не хочется. Потому что жаждешь вернуть это время назад, жаждешь вновь оказаться рядом, рядом с ним, и чтобы больше никого, совсем никого даже близко, и только его дыхание, его пульс до невозможного, его ладони на спине, его голос, полуприкрытые глаза, и запах шампуня, и простыни такие скомканные, такие… «Хэй, только не говори, что реветь задумал!» Уткнуться лбом в стену, ощущая, как спазм разрывает горло, как невозможно дышать. Только пытаться глотать воздух, когда кажется, что дальше дороги уже не будет. Прижимающийся со спины — горячий, почти пылающий по сравнению с мёрзлой водой. Пальцы, сплетённые на животе, теснота тел, теснота душ, нереальность, как будто в дораме… Перекрыть кран. Собрать все силы, чтобы выбраться, не поскользнувшись, не убившись в порыве собственной слабости. Никчёмности. Зациклиться на повседневных обыденных вещах. Например, включить телевизор: звуки разрывают опасную тишину, не дают погрязнуть в воспоминаниях полностью, вырывая из контекста прошлого. Поставить нагреваться воду, выложить продукты из пакета, распахнуть окно, чтобы попытаться дышать — свободно, без надрыва, без сжимающего грудь понимания, когда становится слишком холодно и больно в собственном теле. Вот только воздух не спасает, а только глотку дерёт спазмами. «Я нравлюсь тебе. До дрожи в коленях, ведь так?» Касаться губами доверчиво подставленного горла, подушечками пальцев скользя по животу, задирать футболку, ощущая, как взрываются все чувства, усиливаются ощущения стократ… Вибрация телефона на столе заставляет вздрогнуть, очнуться. И вновь упасть в иллюзию, словить горячечные образы, возвращаясь на четыре месяца назад, но сюда же. Когда несколько дней подряд безуспешно обзванивал всех — знакомых, полицию, больницы, сходил с ума и не верил, что Тао мог за просто так уехать из города. Покинуть. Даже вещи не забрать, но попытки найти его были безуспешны, поиски нерезультативны, и оставалось только ждать. Ждать… возможно, Крис уже тогда знал, что это финал их истории. И продолжение — только его. И когда на исходе четвёртого дня так же завибрировал телефон, Ву прекрасно понимал, что произойдёт, но верить, слепо надеяться ещё была возможность. Всего лишь мгновения… Сейчас он не хочет ни с кем говорить. Всё, что нужно — просто остаться здесь и сейчас, наедине с персонажами очередной дорамы, у которых вновь пошло что-то не так. Если бы стать таким же героем чьего-либо фильма, а после проснуться. Прикоснуться губами к щеке лежащего рядом Тао, ощутить, что сердце бьётся — даже пальцы подрагивают в такт ударам. Уткнуться лбом в плечо, заключить в объятия, не отпускать. Вцепиться пальцами и всегда, всегда быть рядом. «…обнаружили. Тело изуродовано… не могли бы… серийное убийство… ожоги… несовместимые… оповестить родных…» Реальность вспыхнула и разлетелась пеплом, оставив лишь пульс. И оболочку. К херам спалив душу. В морозильной камере спрятано мясо. Достать кусок, оставить размораживаться. Мясо… они заживо сожгли человека! Подвешивали на крюки, пока он кричал, задыхался стонами… туман перед глазами, слёзы по щекам — обжигающе, непереносимо больно, точно у самого сердце выдрали и пожирают тут же, пачкая руки в крови, смеясь, предлагая попробовать ещё бьющееся, живое… мрази! Но почему?.. Почему именно он… именно так… «Всё-таки ревёшь…» Горячие руки обнимают со спины. Переломанные пальцы, сожжённые огнём, сцепляются в замок на груди. Наваждение… поцеловать бы каждый, прижаться губами к ладони, выпить боль — тягучую, рваную, отдать бы взамен всего себя. Только чтобы жил… только чтобы не было так… Голоса из телевизора вновь тревожат реальность, заходится рваными всхлипами телефон, а руки исчезают. Ноги не держат больше, и Крис садится на пол, а после вовсе ложится, из-под полуприкрытых век рассматривая потолок. Когда Тао приходит, становится легче дышать. Касания призрака успокаивают. Острое красное сменяет нейтральный серый, звуки сглаживаются, становятся частью сюжета. Не страшно смотреть в лицо — страшно вспоминать, почему оно такое. Обезображенное шрамами, с разбитыми губами и невидящими глазами… всего лишь призрак. Который не даёт умереть. «Почему бы тебе не изменить? Оставить прошлое». — Не хочу. Подняться — приходится прикладывать усилия, чтобы не заснуть. Нужно порезать мясо. Замариновать. Для начала достать нож. Ножом можно скользить по телу, надавливая, и чем сильнее — тем больше выступает крови, тем громче орёт жертва — связанная, бессильная, тем яростнее давить на орудие такой детской пытки, ведь впереди столько всего… можно поднести горящую свечу и смотреть, как расплавленный воск каплями остывает на груди, обжигая. Можно сдавить горло тонким ремнём, а после смотреть, как тот же проходится по коже, оставляя синяки и рубцы. А когда надоест играть, обязательно облить бензином. И смеяться, доставая из кармана зажигалку… Крис равнодушно смотрит на порезанный палец. Наблюдать, как Тао, рассевшись на столе, тянет навстречу свои руки, лукаво улыбается, предлагая себя в качестве угощения. Необходимость, и Крис не смеет противиться, вдыхая запах шампуня, целуя за ухом, напоминая себе, что после обязательно… Слизывает кровь, не чувствуя вкуса. Телефон вновь вибрирует, заходится визгом, и в этот раз Крис берёт его скользкими пальцами, чтобы услышать кого-то очень далёкого. Не из этого мира, а на деле их отделяет не более десятка километров, если по прямой. Лухан беспокоится, и это нормально. Ненормально лишь то, что сам Крис ощущает себя здесь лишним. В этой квартире. В этом доме. В этой стране да и вообще в этом времени: он тоже умер четыре месяца назад. Во время того звонка. — …готовлю, — отвечает равнодушно. — А после завернусь в одеяло и просплю до утра. Приходи к полудню. Попробуешь мясо. Да, конечно. До завтра. Прикосновение дрожью по спине: призрак утыкается лбом промеж лопаток, разбитыми фалангами оглаживая кисти рук всё ещё живого. Бесполезно живого, но нужно же закончить трапезу. «Порезался». — Знаю. Только бы не останавливался. И утро даже сейчас кажется непозволительно близким. — Я скоро. Последний кусок остался. Срезать кожу с мяса. Даже с наколотым на пузе везением не стоит полагаться лишь на иероглиф. Никаких сожалений. Порезать на кусочки. Замариновать. И всё это время чувствовать ладони на своих плечах. Заставить открыть рот, давя на челюсти, запрокинуть жертве голову, дёргая за волосы, вливать в горло раскалённое масло, и смеяться во всю глотку, наблюдая за агонией, кричать, наступая на пальцы, слышать их хруст, и ржать от каждого ёбаного щелчка. Боль не зажрать мясом. Не насытить местью. Она всё такая же острая. Жестокая. И искалеченные пальцы, стирающие с лица слёзы, кажутся такими необходимыми. Глаза в глаза — смотреть, не отрываясь. Целовать, целовать, точно такого больше не повторится, любить до исступления, до вспыхивающих звёзд перед глазами. — Не оставлю тебя… И солоноватый привкус во рту.

***

Крис ставит на стол тарелку. Лухан не отводит взгляд от хозяина квартиры: коллеги до сих пор думают, что Ву слишком зациклен на событиях четырёхмесячной давности. Типа крыша потекла. Но они не смогут понять. Даже представить им не дано. Лухан знает не всё. И пусть не узнает, пусть живёт, как всегда. Так гораздо спокойнее. — Убийц не нашли. «И не найдут». — Теперь не важно. Ешь. Крис присаживается напротив. Берёт палочки в руку, кидает взгляд на гостя. — Я завтра уезжаю. Выхожу в бессрочный отпуск. — Ты кого-нибудь предупредил? — Нет необходимости. — Крис наклоняется вперёд, не отрывая взгляда от Лухана. — Завтра будет уже всё равно. А мне пора сменить обстановку. Переломанные пальцы на собственном плече — отличная мотивация начать новую… жизнь? Жизнь… Вполне возможно. Ву вновь садится прямо, начиная трапезу. Лухан смотрит с подозрением, но… да, пожалуй, он всё же привык. И Крис на его счёт спокоен: этот человек никогда не предаст. Можно выйти в окно. Девятый этаж всё-таки. Но это потом. А пока… Пока время обеда. Не стоит говорить о чём-либо постороннем. — Холодное, — произносит Лухан, попробовав кусочек. — Так и должно быть, — отзывается хозяин дома. — И сладковатое. — Всего лишь соус. Месть лучше подавать холодной. Пускай она и горчит на языке.