От желанного забвения Юнги отделял лишь один шаг. Запутавшиеся волосы назойливо лезли в и так слезящиеся от ветра глаза. Парень осторожно смотрел куда-то вниз, лишь слегка опустив голову, со странным удовлетворением отмечая, что высота под ним действительно внушительная.
И как он докатился до всего этого? Юнги ругает себя за то, что вновь начинает прокручивать в голове события, что привели его на крышу чужого жилого дома, но уже не может остановиться. В попытках пожалеть себя, он вдруг переходит на оскорбления. Асоциальный. Слабый. Бесполезный. Малодушный. Парень подбирает ещё с десяток слов самоунижения, его сердце сжимается все сильнее и сильнее с каждым новым оскорблением, подкреплённым воспоминанием, которое Юнги, по правде, куда охотнее бы сбросил с высоты здания, нежели собственное тело: вот мать-алкоголичка в пьяном угаре бьет его тем, что первым подвернётся под руку, срываясь на крик и обвиняя парня в том, что именно из-за него отец ушёл из семьи, а ее жизнь пошла по наклонной; вот парень, чувства к которому грели сердце Юнги долгие годы, отстраняет повисшего на нем младшего и робко говорит, что он гетеро, а затем исчезает так, словно его никогда не существовало в жизни безнадежно влюблённого парня, как будто он сам придумал себе героя романтических снов; вот декан факультета вежливо просит Юнги забрать документы из университета, потому что откровенно вышвыривать его было бы как минимум унизительно. Ещё пару минут парень смотрит душераздирающий фильм о своей бессмысленной жизни в голове, прежде чем смело открывает глаза, намереваясь довести начатое до конца. Мин Юнги не отступает, если принял решение. И уж точно не сбежит, побоявшись, что после смерти будет ещё хуже, чем до заветного шажочка. Такого просто не может быть. Юнги не был трусом, но падать вниз с открытыми глазами было бы действительно невыносимо. Зажмурившись так сильно, как он только мог, парень поднимает правую ногу, потихоньку перенося на неё вес.
Резкий толчок, потеря равновесия и жесткое приземление на спину. Какое-то время мысли путаются. Он ведь не мог преодолеть тридцать этажей за миллисекунды? Да и боль в пояснице ощущается совсем как настоящая. Он что, уже умер?
Юнги открывает глаза и видит привычное небо. Никаких ангелов и врат рая, никаких сочувствующих взглядов и неловких встреч с умершими родственниками и робким: ‘О, привет, я вот тоже теперь умер’. Просто небо.
-Ты, блять, совсем идиот? - сначала Юнги успевает отметить, что у Апостола Петра едва ли был такой голос, и лишь потом задумывается о том, что хранитель рая не стал бы материться.
Парень приподнимается на локтях и замечает фигуру, сидящую рядом с ним. Это стройный парень едва ли старше его, с темными волосами и вытянутым лицом, на котором красуется неподдельный страх.
-Ты парашют забыл? - незнакомец наклоняется ближе к Юнги, стараясь перевести дух и скрасить атмосферу шуткой.
-А ты что здесь делаешь? - слегла осипшим голосом спрашивает Юнги, хотя ему, честно говоря, не очень-то интересно.
-Курю я здесь! - раздосадованный парень подскакивает, делая то ли озлобленное, то ли обиженное выражение лица, - Курю, а не спасаю всяких уродов!
-Сам ты урод, - выплюнул Юнги, начиная подниматься с пола.
-Отличная благодарность за спасённую жизнь, ты, наверное, лучший ученик в кружке по обучению этикету, - Мин задумывается о том, как этому идиоту удаётся придумывать нелепые шутки за считанные секунды, да и в подобной ситуации, а затем предъявляет встречную претензию:
-Тебя никто не просил меня останавливать.
-Извини, наверное, надо было стоять и смотреть, - парень кладёт руки на груди и окончательно переводит дыхание, - Иди отсюда, а. Хочешь прыгать - выбирай другую крышу.
Юнги не отвечает на колкость и молча подходит к краю, просто облокотившись на него и смотря вокруг. Такое странное чувство. Судьба, у которой он так отчаянно просил помощи или смерти, дала ему второй шанс. Зачем? Чтобы он предпринял новую попытку спрыгнуть? Открывающийся вид на местные красоты становится парню ещё более противным, чем прежде. Если бы не этот придурок-курильщик, ничего этого уже бы не было: ни неловкости, ни злости, ни боли в области поясницы.
Незнакомец встал рядом с Юнги, разделяя с ним тишину несколько минут, прежде чем прервать ее:
-Ты что, правда хотел спрыгнуть? - его тон меняется на мягкий и даже заботливый, он пытается заглянуть в глаза Юнги, но тот только лишь отворачивается. Получив немой ответ, парень продолжил, - Но почему?
Юнги громко усмехается, заставив собеседника смутиться:
-А после моей исповеди ты потребуешь деньги за приём психотерапевта, да?
В ответ на это парень хмурится и пилит Юнги озадаченным взглядом.
-Я просто думал, что мог бы тебе помочь, - он снова разворачивается лицом к зданию напротив, - Меня, кстати, Хосок зовут.
-Очень рад за тебя.
-А как твоё имя? - Хосок пропускает хамство мимо ушей.
-Юнги, - все же выдавливает из себя парень спустя пару минут.
-Ты не против, если я тут закурю, Юнги?
-Меня от смерти в следствие прыжка спас, а сам приходишь на крышу, чтобы покурить и сдохнуть в итоге от рака легких? Похвально, - Юнги пожимает плечами, давая понять, что ему, в принципе, глубоко насрать.
В ответ на это Хосок, зажавший сигарету зубами и пытающийся закурить, коротко смеётся.
Юнги чувствует, как что-то замирает у него внутри, когда он слышит этот смех.
***
С тех пор многое действительно изменилось. Юнги больше не рискует подниматься на вершины высоток, снимает комнату в одной квартире с Хосоком, освобождая себя от необходимости подливать матери алкоголь и выслушивать дерьмо в свой адрес, работает в музыкальном магазине и старательно, насколько он вообще может, учится на заочке, а его первая любовь, если верить слухам, подхватил вич-инфекцию от одной из своих многочисленных девушек. Дела шли неплохо, и есть только один человек, которому можно приписать эти заслуги - Чон Хосок. Его неловкий смешок на крыше, робкое предложение пойти напиться в ближайшем баре, обмен телефонами и последующая встреча спустя пару дней, откровенный разговор со стаканом виски в руке, совет съехать от матери любой ценой и искреннее желание помочь в этом, восстановление Юнги в университете на заочном отделении благодаря связям сестры Хосока и работа в магазине, принадлежащем все той же сестре. И, конечно, их неловкие прикосновения, безусловно, совсем случайные и ни в коем случае не продуманные стратегией с точностью до мелочей, произвольные игры в гляделки, разделённые вместе вечера и багровые закаты, первые неуклюжие поцелуи и тёплые объятия.
Юнги чувствовал, что все встало на свои места. И хоть проблемы продолжали преследовать его по пятам, парень хотел развернуться и надавать им по самые уши, а не сбегать от них. И он точно знает, что Хосок пройдёт с ним и огонь, и воду. Потому что именно он должен был стянуть Юнги с того чертового выступа. Потому что именно он должен был дать ему силы бороться и не сдаваться. Ради самого себя. И того, что успело разгореться между ними.
***
-Что, если мы вновь поднимемся на ту крышу? - вдруг спрашивает Хосок.
-Это ещё зачем?
-Чтобы ты окончательно понял, что не хочешь этого. Что этот этап пройден и ты не хочешь к нему возвращаться.
В словах младшего был смысл, и уже на следующее утро они вновь оказывались там, где волей судьбы могли или ступить на один путь, или навсегда избрать разные.
Юнги с опаской смотрит на высоту под собой и машет головой из стороны в сторону.
-Ну нет, я сюда больше никогда не полезу.
Хосок облегченно смеётся, доставая из кармана кожаной куртки пачку сигарет.
Когда он зажимает ее зубами, пытаясь закурить, Юнги вдруг резко выхватывает ее из чужого рта и бросает с крыши.
Несколько секунд Хосок озадаченно смотрит на парня, прежде чем с улыбкой на лице говорит:
-Кажется, здесь мы оба спасли друг другу жизни, да?
