Драмон

      С лезвия соскользнул кусок гнилого мяса, упав вниз, на бардовый ковер, и разбрызгав черную кровь. Грей брезгливо отряхнул рапиру, смотря вперед — на два разрубленных пополам трупа лошадей, прогнивших местами насквозь, и обнажающие плотные животные кости, сквозь обвисшую куцую шерсть. Их зияющие глазницы уставились прямо на них, и, кажется, одна из голов клацнула зубами, сникнув в то же мгновенье.       Воздух вокруг наполнился запахом, присущем скорее грязным мясным лавкам, где подвешенные вниз головой туши свисали вниз с окровавленных крюков.       Фиппс развернулся в обратном от мертвечины направлении, окликнув напарника. Его голос дрогнул, когда Грей не отозвался с первого раза, и он рвано выдохнул, услышав дежурное «да?».       Им не следовало здесь задерживаться — корабль с каждой секундой кренился все сильнее, и вскоре вовсе мог возвыситься над водой, тогда уже окончательно став могилой сотен людей.       Чарльз переступил через чью-то оторванную руку, истекающую алым — а значит, принадлежавшую ранее человеку. Грей скривился, отвернувшись, раздраженно и с размаху отправляя оружие в ножны.       С поразительной быстротой проверив все дверные рукояти в окружности небольшого перекрестка где они находились, Фиппс с некой обреченностью посмотрел прямо, на единственный оставшийся пустующий коридор, и на железную дверь, ведущую к шахте лифта и котельной, располагающейся на самом дне лайнера.       От стен отразилось громкое утробной рычание, сменившееся отвратительным бульканьем, точно сотне людям в глотки залили свинец. Грей вальяжно развернулся в сторону звука, кладя руку на гарду — он был уверен, что справится с дюжиной трупов за считанные секунды.       Из-за углов, медленной поступью, приближалась орда, открывая рты, полные крови, в предвкушении. Их разодранные одежды волочились по полу, а железные корсеты женщин царапали паркет со скрипом, напоминая сотни когтей, скребущих по стеклу.       Грей обомлел от количества ходячих трупов, и ощутил, как похолодела кровь — виднелось тел немерено, и все шагали на них, шаркая подошвами об пол и неся за собой мертвецки холодный воздух.       Отмерев быстрее напарника, Фиппс схватил Чарльза за запястье, затащив того в помещение за шлюзом, захлопывая его и мгновенно задвигая щеколду. Об косяк что-то грузно ударилось, а потом снова и снова, угрожая снести с петель металлическую створу.       От крепкой хватки жалобно трещали кожаные перчатки, но ощущать кого-то было просто необходимо, чтобы окончательно не поддаться панике.       Следовавший за ним Грей, на удивление тихий и совсем безмолвный, только изредка оглядывался и пригибался, чтобы струи кипятка, брызжущие из потрескавшихся труб, не задели его. Спускаясь по дребезжащей железной лестнице вниз, Чарльз все-таки задал нетерпеливо выкрикнутый вопрос, вырывая свою ладонь из цепких пальцев и требуя ответа сердитым взглядом: — Ты вообще знаешь куда мы идем? — Грей нахмурился, сетуя внутри сам на свой же голос, предательски сорвавшийся к концу. Он нервничал, и, возможно, даже боялся, но смел ли он пасть в истерику, зная, что это совершенно бесполезно, и скорее даже губительно для них обоих?       Фиппс бесцеремонно снова схватил чужую руку, продолжая тянуть вниз, но все же решив дать краткий ответ: — Рядом с турбинным машинным отделением в котельной имеется грузовой лифт, следовательно оттуда можно попасть на палубу, — Чарльз неотрывно смотрел перед собой, широкими шагами направляясь вперед, сворачивая на пролетах.       Спустя несколько футов показалась масса обглоданных человеческих трупов, раздавленных деталями развалившихся бойлеров, и корабль вдруг затрещал, точно расходясь по швам — металлический громкий лязг наполнил пространство вокруг, и под ногами все пошло ходуном, как при сильном землетрясении, но все это так же быстро прекратилось, как и началось. Сверху посыпались отошедшие винты, звонко падая на решетки и трубы, пара креплений окончательно отсоединились, и несколько турбин свалилось вниз, содрогая массой пол.       Они сорвались на бег, минуя облака разгоряченной пышущей воды, и звук шагов терялся в общем гуле. Фиппс чувствовал, как будто на сцеплении их рук сосредоточился весь холод Атлантического океана, но сейчас он бы ни за что не отпустил чужой ладони. Грей крепче схватился за запястье напарника по собственной инициативе, когда подскользнулся на луже чьей-то крови, почти потеряв равновесие, но Фиппс вовремя одернул его, и вновь, не теряя темпа, наконец достиг кованных решеток лифта.       Когда створы окончательно смыкались, вдалеке, с лестничного пролета, через ограду, скидывая друг друга, рыча, двигалась толпа, разрывая друг другу глотки и шипя от горячей воды, разъедающей безобразные лица. Стоило лишь увидеть их, как сердце схлынуло вниз, замерев, а взгляд не смел сдвинуться с места.       Грей встрепенулся, когда лифт начал исправно двигаться наверх, и с его губ сорвался облегченный выдох. Легкие жгло после бега, но рука, уже осторожно, но не менее сильно стискивающая его запястье несколько успокаивала, и наверное это было единственное, что отвлекало от неприятных физических ощущений. Фиппс закрыл глаза, вспоминая планировку лифтового зала и этажа первого класса. Он отчаянно надеялся на то, что ворота, отделяющие помещения от пассажиров более низких классов открыты, и короткий путь им обеспечен, иначе же придется идти в обход к радиорубке, и оттуда выходить наружу. Это могло быть чревато потраченным временем, что сейчас было сродни жизни.       Дверцы открылись, являя взору мертвых людей, лежащих в беспорядке на смятых коврах. Среди них были и дети, и женщины, только теперь тела не были искалечены или усыпаны укусами — это были люди, погибшие в давке. У некоторых были открыты рты, как будто всё еще жадно хотели глотнуть воздуха, лишь только — не успели.       Фиппс, не колеблясь, ступил вперед первым, оглядываясь. Рядом с их лифтом, по обеим сторонам, располагались еще два, и, судя по всему, оттуда и хлынули люди в неконтролируемом количестве.       Впереди были те самые ворота. Рядом лежал труп мужчины в служебной форме — управляющего — он тоже стал жертвой толпы, с которой не смог справиться. Его синий пиджак поблескивал фиолетовым, смешавшись с кровью.       Несущийся впереди напарника Грей перепрыгивал через трупы, морщясь, когда алые брызги оседали на обуви и брюках. Фиппс спешил следом, однако смотря сугубо себе под ноги. Он ненавидел терзающие душу картины погибших, измученных людей, а потому никогда не мог спокойно выносить вида исхудавших скелетов, когда они с Греем отправлялись в трущобы близь порта, или же в графства с запущенными старосельями. У него сжималось сердце, и сейчас он как будто не мог сделать и вдоха, когда детские, большие, померкшие глаза смотрели им вслед.       Почему-то вмиг перед ним возник образ мертвого Грея, холодного и обездвиженного. Фиппс передернул плечами, прогоняя из своей головы морок, и посмотрел вперед, на живого напарника. — А что если все шлюпки уже были спущены? — Чарльз мимолетно обернулся, как-то обреченно улыбнувшись, все так же направляясь к уже приближающимся распахнутым дверям выхода на палубу. Сквозь проем сверкали звезды, совсем как сотни траурных свеч.       Фиппсу было тяжело до невозможности это говорить, ужас сковывал горло, внутри все скручивало паническим страхом, но он ответил. Горло вмиг пересохло, по телу волной прошелся странный холод, как будто ледяная вода уже накрыла его с головой. Чарльз посмотрел на него, как на умалишенного, но не успел и возразить, как корабль ушел в массивный крен, почти встав со дна. Их отбросило к стене, послышался звук битого стекла.       Понимание, что Грей спиной раскрошил висящее зеркало, осыпавшееся теперь у его ног, пришло быстро, когда напарник зажмурился, задерживая дыхание и пытаясь унять острую точечную боль, будто вмиг в него всадили сотню игл.        Где-то закричали люди. Снова, будто играющий с их невообразимо маленькими жизнями ребенок, лайнер опустился, разрезав воздух мощным всплеском.       Вернувшись в нормальное положение и наспех отряхнув чужую спину, Фиппс потащил напарника вперед, постепенно сорвавшись на бег.       Смеряя быстрыми шагами смятый ковёр, они приблизились к распахнутой двери, и только оказавшись снаружи, обернувшись, увидели макушку Эдварда Мидфорда, то размахивающего руками, то кричащего что-то. Он вместе с отцом отпустил крепления последней лодки, официально, с нарочито хлёстким движением пера, подписав смертный приговор всех тех, кто остался наверху. Звук всколыхнувшейся из-под шлюпки воды прозвучал чрезмерно громко, и все сникли, но вмиг начали гудеть пуще иерихонской трубы.       Грей рванул вперед первым, сжав ладони и звучно стуча каблуками. Он был нестерпимо зол, больше сам на себя, ведь чувствовал, как отвратительно шевелился внутри него страх смерти, сдавливая ребра, и нестерпимо острое осознание того, что сейчас Фиппс утянет его в ледяную воду, впивалось в подкорку сознания. — Эдвард, какого черта? — Чарльз схватил того за грудки, отталкивая вокруг стоящих мужчин. Кто-то из них начал драться, вскрикивая, а кто-то просто умолял, неясно кого, и прося.       Зеленые глаза сощурились, и Грея оттолкнули, смерив высокомерным взглядом. Перед сыном выступил отец, а Чарльз почувствовал рядом Фиппса, вставшего так же твердо, и почему-то незаметно положившего ему руку на плечо.       Они смотрели друг на друга с секунду, пока лайнер ощутимо и предупредительно не затрясся. — Мистер Мидфорд, смею ли я спросить, что вы будете делать дальше? — Стараясь не цедить сквозь зубы, прошипел Грей, и, пожалуй, только отсутствие чешуи отделяло его от состояния разъярённой гремучей змеи. Неужели Алексис и его сын так запросто пожертвовали своими жизнями, зная о том, что оставят в одиночку Элизабет и миссис Мидфорд? — Коль смилится над нами Бог, мы выживем, — коротко отрезал маркиз, и следом вступил Эдвард. — Гондольерам отдан приказ принять оставшихся на лодки. Подвегнуть такой опасности женщин с детьми? Мы не могли обеспечить… — Начал он, но был одернут сильной тряской, выбившей стекла шлюзов окончательно, с звонким треском, и все на палубе замерли, начиная терминальный отсчет.       Фиппс оживился, схватив чужую руку, направляясь к доковому трапу на задней палубе корабля. Когда лайнер окончательно примет вертикальное положение, он сломается под собственным весом. В середине — куча обломков обрушится в воду, и неясно — какой придавит тебе первым, нос корабля упадет вниз, накрыв массивной тенью все тех, кто оказался под ним, следовательно — наиболее безопасна хвостовая часть — она пойдет ко дну, не задев людей, оказавшихся на поверхности воды. Однако имел место быть один существенный риск — огромные шноркели, выводящие пар из котельной, могли оборвать тросы и рухнуть вниз. — Помнишь октябрь восемьдесят восьмого? — Натянуто улыбнулся Фиппс, вспоминая как Грей, проиграв Брауну, проспорил, и тот велел ему спрыгнуть с моста в Темзу. Чарльз помнил, как потащился туда с ним, чтобы после свидетельствовать Джону о содеянном. Фиппс уговаривал перестать творить подобный абсурд — он был готов соврать, только чтобы этот дурак не совершил кардинальной ошибки. Грей, как ему и подобает, опустил вишенку на торт этого маразма, спрыгнув спиной назад, нахально улыбнувшись. Чарльз тогда вцепился в ограду, смотря вниз судорожно сузившимися зрачками, и стрелой понесся к берегу. Несколько прохожих замерли в ожидании, и стоило только странному незнакомцу вынырнуть, они, переговариваясь и шепча, поспешили дальше. Напарник отделался ударом о поверхность воды и легким переохлаждением. — Не смей такое повторить.       Грей опустил голову, улыбаясь, но сказал тихое «ладно», как будто собирался проделать именно это. В действительности внутри у него бешено колотилось сердце, и понимание того, что вскоре нестерпимый холод настигнет его. Ему оставалось упиваться надеждой и тешить себя мыслью о том, что он умеет плавать. Подготовка к худшему угнетала, но надежда на лучшее не давала опуститься до точки невозврата.

***

      Вскоре они оказались на краю. Фиппс перешагнул через перила первым, угрюмо смотря на Чарльза, ожидая. Они не смели тянуть. Грей сглотнул, смотря вниз. На темной глади словно отражалась урывками вся его жизнь, и, казалось, лишь только он прыгнет вниз, как станет таким же прелым воспоминанием.       Дыхание перехватило, когда он оказался наполовину снаружи. Каблук звонко стукнул по металлу, и Чарльз вцепился в ограду, не отрывая взгляда от воды. Ноги припаяли к полу, вдох замер где-то в горле, но почему-то сейчас теплые, руки Фиппса медленно разжали его пальцы, осторожно сплетая со своими, и Грею стоило титанических усилий не засмеяться истерически от того, насколько он был жалок.       Корабль заревел протяжным гулом, крики людей мимолетно пронеслись по ветру, стоило лишь только обернуться, и-       В тот миг он почувствовал, как опора сгинула из-под ног.       Фиппс ощутил, как вцепился в него Чарльз, как будто стоило ему на миг отпустить, он тут же рассыпется в прах.       Грей зажмурился, поняв, что прокусил щеку до крови, металлом обожгло язык-       Вмиг чувства смеркли, все звуки исчезли с громким хлопком, когда его как котенка в реке, захлестнула ледяная вода. Тело совсем перестало ощущаться, кровь застыла, остановившись, конечности перестали слушаться, но вернув себе часть самоосознания, Чарльз вынырнул над поверхностью. Воздух вернулся в спертые легкие с громким вдохом, Грей задышал часто и грузно. Осматриваясь по сторонам, он совершенно не обоснованно искал ногами земли, но внизу была одна бесконечная черная пропасть, и будто только он посмотрит вниз, как его утащит вниз огромный удильщик, сверкнув красными глазами, перекусив пополам клыками заживо.       От страха сжимало грудь, казалось, что он все еще под водой — воздуха не хватало, все тело жгло льдом, черному горизонту не было видно ни конца ни края, и плотный туман был подобием предвестника скоропостижной смерти.       Холод охватывал целиком, от него не было шанса сбежать. Дрожь начала нарастать, усталость тянула на дно, и ощущение реальности почему-то ускользало, настолько оно было ужасно.       Рядом послышался громкий всплеск, и Чарльз увидел Фиппса, сначала такого же потерянно оглядывающегося, но после заметившего его, и с какой-то особой теплотой во взгляде приблизившегося ближе.       Оглушительный грохот разразился подобно грому, когда корабль мимолетно поднялся с воды, разломившись посередине, роняя в океан трупы, мебель и обломки. Послышался странный свист, длинные черные змеи сверкнули во тьме, и огромные детали лайнера медленно, издавая протяжный рев приближающейся смерти, рухнули вниз. Вода оставалась недвижима, и только впереди черная непроглядная стена, нарастая и бурля, приблизилась к ним.       Фиппс что-то рвано выкрикнул, и, как по команде, вмиг, стоило Грею лишь обернуться в сторону голоса, все исчезло быстро, уронив смольный занавес.

***

      Пожалуй, хуже лишь только на первенствующем круге ада.       Чернь расползается вокруг, сигналы внешнего миры отсутствуют, и ты слышишь только себя. Отчетливо ощущаешь, как бьется сердце, как грудину распирает изнутри, и звон в ушах вот-вот стрелой прострелит виски. Во рту, на удивление, пересохло, трахею стягивает тисками от недостатка кислорода и жжет, а в сознании не осталось ни капли, лишь только панически рвущийся наружу страх.       Грей закрывает глаза — ничего не меняется. Чувствует, как лента на шее ослабевает, а на шею почему-то что-то давит. Становится холоднее, исчезает мучительно-сладкое обволакивающее чувство, кажется, так порывы ветра забираются вглубь одежды. Но вокруг — вода — он знает, а может, так ощущается смерть утопленника? Холодная и сдавливающая, как лапы, душащие горло.

***

      Фиппс спиной чувствует успокаивающиеся ледяные волны, а шеей — чужое, слабое и холодное дыхание. У него трясутся руки, но он не ослабит хватки даже под угрозой смерти. Чарльз ощущает себя так, как будто ему почти отрубили конечность, почти обкорнали душу по острым краям, и сердце, не понимая ничего, замирает, как у мертвеца, то разрывает изнутри артерии.       Грей дрожит, а значит — все еще жив. Устало Чарльз возносит взгляд к небу, и, наверное, первый раз в жизни — сейчас — молит, просит, стоял бы на коленях, если б мог, только бы не стать свидетелем смерти лучшего друга.       Казалось, что с каждым движением вода холодела. Фиппс старался оставаться недвижимым, и только когда Грей заворочался в его руках, слегка отстраняясь, Чарльз развел руки в стороны — те неприятно полоснуло льдом. Подумав с секунду, он положил ладонь на чужую спину, близь воротника, подстраховываясь. Кожу пальцев закололо особо глубоко застрявшими в пиджаке Грея осколками, и Фиппс болезненно зажмурился, стряхивая их.       Воздух затянуло смогом, очертания корабля окончательно скрылись под водой. Размеренный глухой звук послышался вблизи. Прищурившись, Фиппс надеялся рассмотреть что-то в тумане. Постепенно проступали темные мутные пятна выплывшей дюжины лодок, и от них беспокойной рябью заходилась вода. Грей, не медля, заскочил в ближайшую, споткнувшись, и чуть не упав на какую-то взволнованную женщину. Чарльз поторопился за ним — его молча проводил взглядом морготный мужчина.       Они напоминали нахохлившихся птиц, трясущихся как листья осины и забившихся к краю. Бессловесно приластнившийся к чужой груди Грей, словно охотничья гончая, ютящаяся на руках хозяина после долгой холодной охоты, закрыл глаза и хватался окоченевшими пальцами за лацканы. Фиппс прижал к себе чужое ледяное тело, стараясь успокоиться.       Волосы Грея неестественно хрустели при прикосновении — на них осел хрупкий тонкий иней, ломаясь и тая под ладонью. Чарльз больше не двигался и не издавал ни звука, лишь только редко мелко вздрагивал, вновь замирая. Это было до невозможности плохо, вскоре его могла настигнуть судьба замёрзшего трупа.       Фиппс стянул с руки перчатку зубами, грея ее своим дыханием. Прозрачный робкий пар покалывал теплом, поднимаясь совсем на несколько дюймов и исчезая вновь и вновь. Чужая шея обожгла холодом разгоряченную кожу, стоило только прикоснуться и сместить пальцы ближе к ключицам, скрытыми за ослабленным воротником. Чарльзу было жизненно необходимо унять свою паранойю, потому почти совсем не заметные, и еле ощущающиеся толчки под бледной кожей рассеевали беспокойство, и он позволил себе облегченно прикрыть глаза, отсчитывая от нуля. — Всё будет хорошо, потерпи, — Свободной рукой Фиппс растер чужие плечи, чуть приобнимая. — Он мертв?       Подняв сверкнувшие молнией глаза, получилось только угрожающе нахмуриться, чуть ли не скалясь, как сторожевая собака, охраняющая человека. — Мы не смеем оставить мертвого груза, — деловито заявил тот самый мерзкий мужчина, почти полностью скрыв взгляд, отвернувшись.       Чарльз вскинул подбородок, прищурившись, открыв рот для ответа, но мгновенно сорвался с цепи, клацнув зубами, когда предплечье напарника оказалось в чужих грубых пальцах. Грей встрепенулся, почти подскакивая и вырывая своё запястье из хватки. Его злое дыхание растворялось в воздухе, рука потянулось к оружию, а мужчина испуганно распахнул глаза, в мгновенье скрывшись за поникшими людьми.       Фиппс поглаживал чужую спину, когда Чарльз вновь прижался к нему. Он хотел чтобы вместо этой сволочи выжила чья-либо мать, или несчастный ребенок. В это мгновенье все тела, живые люди, запертые в ловушках и захлебывающиеся водой и животным страхом, опускаются на дно, на встречу вечному забвению. — Сделай так еще раз, — надломленный голос прозвучал тихим ветром. Грей медленно взял чужую теплую ладонь, скрывая взгляд, возвращая её к себе на шею, и устало закрыл глаза, когда, поняв просьбу, Чарльз зарылся пальцами в волосы на затылке, а затем осторожно вернулся в прежнее положение.       Помысел о том, что кто-либо из них мог погибнуть причинял дикую боль, словно заржавевшая леска, впивающаяся в плоть. Грей ужаснулся собственных мыслей, когда в пустующей голове возник единственный образ букета лазоревых иссопов, сверкающих на чужой могиле. Фиппс ощутил в горле сотню игл и оледенелый тупой скальпель, воткнутый в сердце, от одного, допущенного на миг, соображения о нежных плюмериях — красивых и стойких, не сгорающих в огне, алеющих над надгробной плитой.       Вскоре громкий гул рассек воздух, туман рассеялся, и новоприбывший корабль посветлел на горизонте.       Они взошли на него одними из последних, Фиппс отчитался за обоих, ответив на вопросы и назвав нужные данные. Грей тенью шатался по палубе, сквозь толпы рыдающих людей, и сам наблюдал за ними со стороны, как будто все здесь — неосязаемы, и часть какой-то драматичной картины. Ступив на твердую палубу, некоторые впервые дали волю эмоциям, начиная плакать, истерически смеяться или наоборот, панически выискивали близких. Где-то было слышно обрывки отчаянных фраз, детский надрывный крик. Некоторые все еще держали себя в руках, не погружаясь в омут с головой.

***

      Фиппс раздраженно выкладывал на стол отсыревшие документы, притоптывая каблуком. Женщине напротив требовалось просто колоссальное количество времени, чтобы подтвердить статус пассажиров первого класса и выдать разрешение на получение ключей от новой комнаты. Она царапала пером бумагу в такт громкому маятнику часов. За тонкой стеной импровизированного кабинета слышались вздохи и плач — тяжелая атмосфера давила на плечи, казалось, он никогда отсюда не выйдет. — А где.? — Женщина сверкнула очками, не договорив, и получив лаконичное «снаружи». Она теребила в пальцах маленькую карточку, с которой упала маленькая капля воды, разбившись об лак стола. Кивнув, дама состроила неудовлетворительное выражение лица.       Что-то окончательно громко шаркнуло, и Фиппс наконец сгреб со стола бумаги, стараясь не хлопать хлипкой дверью.

***

      Двигаясь по переплетениям коридоров они ощущали себя как в дурмане — шатались, цеплялись друг за друга и валились с ног. Сухая одежда в руках хрустела снегом и пахнула пылью. Простая, без излишеств, но даже она была отрадой сейчас, когда рубашка липла к телу, и мокрые кители отяжелели от воды, повиснув на плечах. В корабле гулял сквозняк, ветер коряво пробирался сквозь приоткрытые шлюзы и двери, вызывая крупную дрожь. Последний громкий шаг разразился эхом по пустующим стенам, и Грей устало повернул ключ. Брелок сверкнул цифрой «8», звонко стукнув по дверной ручке. Петли провертелись с тихим скрипом, и Фиппс шагнул вперёд, вслед за напарником, с разгону упавшего в постель. — Тебе следует переодеться, — сипло отозвался Чарльз, снимая с себя бушлат. Он навзничь, с глухим хлопком, больше похожим на хлюпанье, рухнул на какой-то комод, оросив водой рядом висящие шторы.       Грей простонал что-то в подушку, ворочаясь и накрываясь одеялом с головой. Простыни под ним уже посерели от влаги, а одеяло, скрывавшее его, зацепило подошву ботинок, запачкавшись мутно — багровым. Неожиданно Чарльз вынырнул из своего убежища. Его уставшие глаза хищно сверкнули, и он прошептал несмелое, но в то же время нахальное предложение: «Переодень меня».       Фиппс насмешливо усмехнулся, прикрыв глаза. Он делал это лишь раз, когда они были слишком маленькими, чтобы задумываться о чем-либо. — Нет. Даже не проси, — Чарльз отвернулся, быстро расстегивая рубашку и накидывая на плечи новую, сухую.       Издав разочарованный неясный звук, Грей перевернулся на спину, раскинув руки в стороны. Сердце необъяснимо замедляло свой ход, глаза самопроизвольно закрывались, мокрые манжеты холодили запястья, казалось, что в сизых венах течет вода с оттаивающего ледника. Постепенно связь с реальностью терялась, гулкие шаги за дверью были слышны сквозь толстое стекло, двигаться совсем не было сил…       Теплые пальцы огладили щеку, а рука подхватила под лопатками, заставляя сесть.       Фиппс замер, смотря на бледное лицо, ничего не выражавшее. Самочувствие Грея странно менялось — в одну секунду он мог пересечь целое море, а в другую — засыпал, оседая вниз, совсем не ощущая тела.       Чарльз осторожно похлопал по щекам напарника, тот слабо нахмурился, зашевелившись слегка, замерев после, и уронив голову на чужое плечо. Фиппс глубоко вдохнул, пытаясь унять чувство раздражения. Он совершенно не желал делать нужного сейчас.       Верхняя одежда соскользнула с худых плеч легко, клацнув металлическими пуговицами. Чарльз откинул негодную ткань на пол, стащив с подушки. Грей вздрогнул, чувствуя ранее не ощущаемый холод.       Фиппс прикрыл глаза, расстегивая податливый черный атлас рубашки. Кружева стали совсем плохи, и сейчас больше напоминали оконтовку старой некрасивой скатерти — мятые и потускневшие.       Прерывисто выдохнув, Грей ощутил, как спины коснулся невероятно теплый хлопок, совсем не схожий с тем, что он носит обычно. Чужие пальцы быстро пробежали вдоль груди, застегивая все под самое горло. Пожалуй, это было даже по-своему прекрасно — сейчас, с закрытыми глазами, сосредотачиваясь на причастности напарника, он замечал каждую малейшую шероховатость перст и прикосновение к собственному телу, мимолетное движение и сверкнувшая в нем неуверенность — все это не было упущено. Фиппс смущался, смотря на аккуратные ребра, ключицы и запястья, чувствуя прохладное дыхание и подстраиваясь под медленное сердцебиение. — Ладно, — Грей нехотя отстранился, открывая глаза. Ему надоела эта игра, но он не отрицал, что как и в предыдущий раз — она была просто великолепна, привносившая что-то невероятное в обыденности. Он понимал, что сейчас катализатором был не он, лишь только инициатором, и это радовало еще больше.       Нетерпеливо подскочив и громко выдохнув, Фиппс обошёл кровать, останавливаясь у окна. Темно-багровые шторы напоминали насыщенную густую кровь, льющуюся сквозь зубы мертвецов. Они глотали человечески куски без разбора, никак не наедаясь. Насыщение было им не ведомо, то, чего они желали, не могло быть достигнуто никакими средствами.       Руки задрожали. Выжил ли Мидфорд, его семья? Фантомхайв, дворецкий? Похоронены ли они теперь под мерзлой океанской толщей? — О чем задумался? — Серо спросил Грей, скорее всего, даже не интересуясь.       Фиппс изобразил странный жест ладонью, отмахиваясь от вопроса. Его глаза жгло ярким оранжевым светом, сочившимся сквозь стекло. Тяжелая ткань соскользнула с креплений, скрыв за собой горизонт блестящей воды. Чарльза совершенно не беспокоила мысль о том, что им вдвоем предстояло спать в одной постели — они коротали ночи на сеновалах, в удушливых трактирах, на опушках лесов, карауля и выжидая. Ничего не могло их удивить или насторожить в отношении удобства места для сна.       Отвернувшийся белый клубок выглядел странно, но мило, и Фиппс сел рядом с изножьем, притянув к себе слегка край своего, еще не разложенного, одеяла. Ласковый взгляд пробежался по странной, нелепой картине, и на глазах почему-то навернулись слёзы. За сегодняшний день он задумывался о смерти больше, чем за прошедшие месяцы. О небытии, конце, последнем часе, но не своём. Фиппс не представлял себе смерти Грея, скорее проявлял в себе скрытый эгоизм, думая о своих несостоявшихся терзаниях. Как долго бы эта все обрамляющая кислота разъедала бы его изнутри? Пришел бы он на чужие похороны? Осталось бы тело вообще?       Не взирая на живой образ перед собой, Чарльз посмотрел на свои сцепленные ладони, на миг увидев в них грубо сплетенного ужа, который красовался бы на шее предсмертным колье. Образ рассеяли пара капель, упавших на иссохшую кожу, рябью развеявшие наваждение.       Неясный шорох послышался рядом, и Фиппс вздрогнул, собираясь отстраниться, когда его запястья укрыли чужие руки, слегка сжав, огладив по костяшкам. Никто из них не смотрел друг другу в глаза, когда Грей склонился к чужим коленям, расположившись на них, и стихнув. Атмосфера вокруг готова была вот-вот раскалиться, но не от напряжения — от неясного чувства, от нежности, граничащей с неловкостью и собственным претенциозным нутром.       Фиппс медленно сморгнул влагу с глаз, кладя потеплевшую ладонь на мягкие, едва влажные у корней, волосы, зарываясь ближе к коже, и замирая. Грей не шевелился, походя на кота, пригревшегося у человека в ногах. В горле исчез проклятый колкий ком, не дающий спокойствия, и Чарльз ощутил, что все естество и скелет скинули с себя чувство, предупреждающее, словно у маленького кролика нападение хищника, переживание.       Молчание длилось недолго, и неожиданно послышался несмелый вопрос: — Что бы ты сказал перед смертью? — Ты о чем?       Грей пожал плечами, все еще лежа, и снова замер, как будто вовсе не ронял и слова. Их голоса были совсем не похожи на обыденные, звучали спокойно и чуть осипше. — Хочу, чтобы все обо мне забыли. Словно и не было меня вовсе никогда.       В тишине слова звучали громкой дробью, разносившейся и исчезающей вмиг. — Почему? — Умирать не страшно. Нас не пугает пустота до нашего рождения, не должна пугать и после смерти, — Фиппс задумчиво поднял глаза к потолку. Наверху метался маленький лучик света, просочившийся сквозь щель плотных полотен. — Мы боимся, что те, кто живы, смеркнут без нас. Жалеем, что они останутся без любви, — Чарльз закрыл глаза, глубоко вдыхая. — Не хочу быть причиной чьих-то душевных страданий.       Грей усмехнулся. Как это поэтично, достойно хорошей элегии или надгробной гордой эпитафии. — Напиши пару терцетов. Ты настоящий поэт.       Закатив глаза, Фиппс слегка приподнял уголки губ. В Вэстоне он черкал произвольные стишки несколько раз в день, да и сейчас помнит их наизусть.

***

      На небе полыхал полдень, но ничуть не выдавал своего присутсвия. Темнело, словно в сумерках, и тучи затягивали небо. Ни один дождь не мог помянуть всех жертв и оплакать каждого из них.       Грей ворочался, сминая простынь и обращая свой взгляд то к потолку, то к двери, за которой постоянно что-то гремело. Изредка доносились голоса, но разобрать в них слова не было ни сил, ни желания.       Не позволяла сомкнуть глаз одна единственная мысль: «вдруг эти твари пробрались и сюда?». В сокрытых углах комнаты мерещились отрубленные головы, и с хрусталя хрупкой люстры сочилась красная, вязкая кровь. Тревожность царапала нутро изнутри, голова раскалывалась от навязчивых, неисчезающих образов, и почему-то даже во тьме закрытых глаз, виднелось что-то смутно-мигающее, напоминающее хромое, полумертвое нечто, тянущее к твоему горлу руки.       Все тело бросило в холод, словно он снова сгинул в океане, но сейчас — навечно. Человеческий страх — настолько же банален, насколько и навязчив. Здравый смысл не умещается в рамки, когда тебе кажется, что что-то там, у тебя за спиной, роняет вязкую слюну на сбитый паркет, расчесывая когтями на кончиках твои волосы.       Жмурясь, Грей отворачивается и скрывает лицо в смятой подушке. Он готов иссечь себя плетью за подобные слабости. В мыслях только глупые виденья.       Вокруг талии что-то обвивается, крепко, удерживающие, и Чарльз подскакивает, почти что не кричит, от ощущения похолодевшего и остановившегося сердца. Дышать получается только глубоко и надрывно, и в пальцах рукоять лезвия вот-вот готова выскользнуть.       Фиппс отводит от себя чужую рапиру — медленно, осторожно. Щеку саднит, и с подбородка срывается маленькая капля крови, распластавшись кругом на белой простыне. — Это я, — Разъясняет Чарльз, как для ребенка. Оружие отстраняется от его лица, падая с лязгом на пол. — Прости, — Тихо, почти неслышно, но Фиппс понимающе кивает, возвращаясь на свою сторону. — Просто я… Они могут… Неважно.       Грей зачесывает назад волосы, глубоко вдыхая. Смех, да и только. Однако же, а если бы он попал в «цель»?       И снова тот же вид. Потускневший потолок, карнизы, лампады, все одно, наблюдаемое уже битый час. Частицы только-только пробравшегося сна исчезают, когда за дверью кто-то что-то роняет с грузным звуком. Женский протяжный плач раздражает, мешает и бесит. Грей чувствует себя конченой сволочью, желая, чтобы все заткнулись. Спустя несколько минут звуки начинают отдаляться. Невероятное наслаждение доставляет простая тишина. — Почему не спишь? — Сонный голос звучит хрипло, и почему-то вовсе незнакомо. — Не знаю, — Желание вложить наибольшую степень уверенности не находит в себе сил проявиться, и Грей говорит так же тихо. Глаза закрываются, но скорее потому, что Чарльз уверен, что если Фиппс не спит, то нет смысла тревожиться.       Еле различимый смешок растворяется в воздухе, и за ним следует спокойный тон: — Ты хочешь, чтобы как раньше, да?       Грей удивленно вскидывает брови, не понимая, о чем идет речь. Внезапно его озаряет, и он прячет лицо в подушку, презрительно фыркнув. — Нет! — Да. Иди сюда, — Одеяло зашуршало, накрыв Грея почти с головой, и со спины руки притянули его к себе, заставляя уткнуться носом в грудь.       Скинув с себя покрывало, Чарльз закрывает глаза ладонями, пытаясь отстраниться. — Ты же всё помнишь, правда? — Добрая улыбка сквозила в голосе, и Фиппс заправил за ухо чужие волосы. Когда Грей приходил к нему, скомкано, и отчего-то немного зло, прося остаться с ним, это вызывало море эмоций, заставляющих трепетать. Тихое дыхание на шее, прерывающеюся при каждом постороннем звуке, пальцы, тянущие на спине ткань рубашки в моменты особого страха, когда ветки царапали стекло окна — все это было важными воспоминаниями, никогда не смеющими забыться. Тогда отчего-то чувство ответственности переполняло его, и он водружал на себя роль старшего брата, и уже это словосочетание побуждало ни за что не отстраняться.       Грей закусил губу, не зная, как оправдаться. Ладонь напарника до сих пор покоилась на его животе. Чувство спокойствия обволакивало, ясно было как день, что без этого он не сможет уснуть.       Уткнувшись в мягкий воротник, Грей прильнул к подушке, положив руку на талию Чарльза в несмелом объятии, и отчего-то сжавшись, почти что в комок, чтобы одеяло накрывало его всего. Сейчас не была страшна и война — ощущение покоя выбросило все мысли из головы.       Ласковые руки проскользнули под рубашку — нежные касания были так несравнимо прекрасны и нужны сейчас, чтобы почувствовать тихую умиротворенность, которая становилась все дальше и дальше — чужое дыхание становилось тише, двигаться не было совсем никаких сил, и лишь немного приподняв уголки губ, Грей задремал, согревшись в объятиях.

***

      Обратный путь занял двое суток, и за это время ощущение нагнетаемой атмосферы не покидало их, и лишь только возвращаясь к вечеру в постель, чувствуя присутствие друг друга удавалось успокоиться, абстрагировавшись от окружающего, поглощающего людей вокруг, горя.       Браун встретил их улыбкой, хотя в узких кругах прослыл тем еще тюфяком. Когда смесовые пальто легли на плечи, на миг явилось ощущение, как будто всё вернулось на круги своя. Однако было совершенно точно ясно, что погибшие сотни оставят свой неизгладимый отпечаток на настоящем и будущем, не дав его сгладить.       Фиппс молча прощально кивнул дворецкому Фантомхайвов, приближаясь к экипажу. Сквозь толпу Грей презрел взглядом счастливою до отвращения семью Мидфордов, но отвернулся в тот же миг, вцепившись пальцами в чужой рукав.       Порт отдалялся медленно, скрываясь за городскими улицами, и когда он окончательно исчез с глаз, долгий протяжный взгляд друг друга захватил их в омут с головой. Побледневшие пальцы коснулись затылка, тишина оградила от мира, и лишь только Бог мог познать силу, способную разлучить их.