тысячу слов

проспект абсолютно пустой - там лишь молчаливая дорога, словно ведущая в никуда, морозный ветер, да миллионы звёзд над головой. ночь удалась на редкость ясная, совсем нетипичная для угрюмого августа, дарила секундное ощущение давно забытой детской сказки, ощущение чего-то волшебного и одновременно очень счастливого. счастья в ваниной жизни в последнее время было мало. рядом, в паре десятков сантиметров, шагает витька, соблюдая условную субординацию, но ивану даже с высоты собственного роста видна эта почти что щенячья преданность в тёмных глазах, и самому от себя становится противно. тошно, что он продолжает пользоваться волковым лишь для того, чтобы почувствовать себя важным, нужным. любимым хоть кем-то.        хотелось оправдываться за этот поступок: ведь он сам написал сумбурно-витиеватый, практически граничащий с отчаянным текст - «ванечка, пойдём пройдёмся!». ведь это он в него влюбился совсем давно, вцепился пару лет назад, совершенно отказываясь отпускать, разрывая и его самого на части, не говоря о собственных внутренностях, которые преспокойно перегнивали на асфальте. они идут. молчат. вите удобно в этой тишине. достаточно просто быть рядом, ловить мерные вдохи и делить на двоих очередную бессонную ночь, потому что это - лучшее, что случится за всё это чёртово лето, которое и без того стремительно подходит к концу, словно посетитель отеля «кортез» к широко распахнутому окну - без сомнений и проволочек.        в такие моменты со сворлова будто спадает весь лоск, что тот отчаянно наводит на себя. он остаётся собой - безмерно красивым, грациозным и холодным, словно вместо сердца у него перемороженные кубики льда, которые не раскалываются даже под ударом топора. просто... просто он становится тем ваней, которого знает витя уже давно. тем, кого правда хочется называть ваней, а не иваном, и это имеет огромную разницу. у него руки засунуты в карманы ветровки и медные кудри вьются по ветру, словно хвосты от комет. по его подобию хочется писать картины или хотя бы уметь фотографировать без камеры. повесить бы дома в рамочке, да любоваться. чтобы появились силы пережить ещё один отвратительный день. витьку избили недавно. ему бы в травму сходить, снять побои. хотя бы элементарно полежать дома, но тот бравадится и сверкает своими фингалами под обоими глазами, словно боевыми трофеями за героизм. улыбку рассекает кровавая ссадина, которая шла точно в дополнение к побитым костяшкам и мелким царапинам на голых ногах, что торчат из-под шорт. он вызывает своим видим какую-то склизкую, кислотную жалость, за которую хочется ненавидеть и убивать голыми руками. вообще-то, он так и не ответил, на фоне чего сложилась потасовка, ограничившись несвойственно лаконичным: «в интересах не сошлись». за витьку было обидно до зубного скрежета - он ведь никогда сам в драку на полезет. значит защищал кого-то, получил за чужие заслуги или просто за компанию. хотелось взять его за шкирку, встряхнуть пару раз: что же ты делаешь, жизнь-то у тебя одна! а тот лишь усмехнулся бы и промолчал, сдерживая рвущийся наружу поток слов о справедливости и её значимости. а ване просто не хотелось потерять его ещё раз, протаскивая себя по таким уже знакомым кругам личного ада. они были ужасающе одиноки, но почему-то справлялись с этим вместе, безмолвно, отказываясь это признавать, скрывая мастерски собственные привязанности. поддерживая безмолвно. потому что волкову порою хочется сказать тысячу слов, но сворлов - точно чёрная дыра: лишь быстрее и глубже затянет в себя глупого витьку, который всё продолжает предпринимать попытки совладать с его нечеловеческим притяжением. потому что без слов сказано куда больше, и это он ценит в сто раз сильнее.