****
Щелчок затвора. Еще один и еще. На самом деле, можно было скачать уже готовую фотографию из интернета, но это как-то слишком безэмоционально, а он слишком без ума от своей винтажной камеры. Так что, да, еще один щелчок. Теперь достаточно. В его статье будут фотографии, сделанные его рукой. Идеально. Он приехал в эту клинику чтобы взять интервью у какого-нибудь доктора, походить-посмотреть полчасика, не больше, и написать об этом месте в своей колонке. Но сейчас вот застрял на входе – никак не в силах оторваться от фотографирования здания снаружи. Ничего удивительно, ведь у них просто великолепный сад. – Эвен Бэк Насхайм? – сзади его зовет глубокий мужской голос. – Здравствуйте и добро пожаловать в «Спасенное сердце». Когда он оборачивается, то, может быть, и ожидает увидеть внешность, соответствующую такому прекрасному голосу, но механизм сравнительного анализа мгновенно отключается. Вообще все механизмы в его теле перестают работать. Эвен замирает на месте, будто бы он преступник, воришка, а его поймали за руку прямо во время кражи. Теперь он не знает, что делать. Разумнее было бы сбежать, но бегство бесполезно, когда в действительности держат не за руку, а за сердце. Как он может убежать и оставить тут свое сердце? Верно. – Доктор Исак Вальтерсен. Именно в этот момент Эвен понимает, что задержится куда дольше, чем на полчаса. – Очень…приятно, – тихо выдыхает он. Тянет ладонь не сколько для приветствия, сколько для своих личных интересов. В самом деле очень. Очень-очень приятно. – Как добрались? – доктор вежливо улыбается, а Эвен хочет удалить все фотографии из памяти устройства и заполнить ее полностью этим лицом. – Великолепно. – В восторге от общественного транспорта? – он немного посмеивается. – Нет. Не знаю. В восторге от, – чтобы не произнести «вас» Насхайм прикусывает язык. Дважды, – этого места. Здесь очень красиво. – Да. И повисает такая тишина, когда необходимо просто смотреть в глаза напротив. Не обмениваясь ментально мыслями, не бросая вызов, не в попытке что-то одним только эти жестом сказать, не в надежде. Нет. Эвену нравится эта тишина, но, к сожалению, ее приходится прервать. – На самом деле, я журналист, приехал написать о вашем центре, – он старается использовать весь свой шарм, даже как-то разворачиваясь более удачной стороной своего лица. – Если я попрошу вас провести мне небольшую экскурсию и ответить на несколько вопросов, вы мне не откажете? – Я знаю. Вас и жду, – опускает подбородок, прищуриваясь. – Что же, тогда мы, наверное, можем приступать? – откуда-то появляется большой воздушный шар волнения, которого не было в нем, даже когда он брал свое первое в жизни интервью. – Можем. В реальности же они стоят и глядят друг на друга еще пару минут и только после неловкого покашливания Исака проходят внутрь. В холле Эвен делает еще парочку фотографий, знакомится с главным врачом клиники, и в конечном итоге они оказываются в кабинете доктора Вальтерсена. – Не желаете ли чай или кофе? – Нет, благодарю, – пить жидкость, когда всё что он пытается сделать – привести свое дыхание в норму, будет слишком сложной задачей. Он взывает свое тело к спокойствию, а разум – к концентрации, но новый знакомый, кажется, не замечает этого. – Вы не против, если наш диалог я буду записывать? – из сумки он достает планшет и включает диктофон. – Не против, – Насхайм нажимает на кнопку записи. – По правде говоря, я хотел бы спросить вас не о самом центре, потому что я просто могу взять это из официальных данных позже. Но раз у меня есть такая возможность, могу я спросить о вашем мнении? – Я вас внимательно слушаю. – Если я не ошибаюсь, такие учреждения стали появляться только десять лет назад, как думаете, с чем это связано? – Я понимаю, куда вы клоните. Сотни лет назад у человечества были большие проблемы со здравоохранением. Многие ученые до сих пор задаются вопросом, как мы вообще дожили до этих времен? – забавно щурится на этих словах. – Позже мы преодолели почти все болезни. Последней проблемой оставалась психиатрия, в особенности наследственные заболевания. А сегодня любое психическое расстройство лечится буквально одной таблеткой. Останавливается, но явно не заканчивает свою мысль. Эвен не хочет прерывать, потому просто ждет, пока доктор продолжит. Он, как журналист со стажем, слушал множество длинных заумных речей, да и сам умело использует язык. Однако то, как говорит Исак Вальтерсен – нечто особенное. Это просто, красиво и складно, слушать его – одно удовольствие на палочке. Так что Насхайм судорожно придумывает дополнительные вопросы. – Так и появились эти центры. Мое собственное мнение тут расходится. С одной стороны, можно решить, что теперь, когда общество не так остро нуждается в медицинских работниках, врачи испугались и сошли с ума, стали искать проблемы там, где их нет. А с другой… – он глубоко вздыхает, очевидно, что и без его вопросов, доктор Вальтерсен не раз задумывался об этом. – С другой стороны, возможно, человечество наконец-то обратило внимание на то, что действительно важно. – Я не знаю. Никто, наверное, и не знает, спасем мы наше общество или загубим. Единственное, в чем я уверен, так это то, что мы помогаем этим людям. Я вижу их улыбки, когда они выписываются отсюда, это счастливые люди, – мечтательно улыбаясь, завершает свою мысль доктор. – Надеюсь, я ответил на ваш вопрос достаточно развернуто. Помимо своей привлекательной внешности, Исак оказался человеком образованным и начитанным. У него внутри много, много чего спрятано для этого мира, чем он может поделиться. И Эвен жаждет знать каждую деталь из его слов. – Да, определенно. Это хорошая пища для размышления, очень интересно. Если такие счастливые люди будут образовывать наше общество, разве это не будет тем самым прогрессом? – Увидим в ближайшем будущем. Тут он решает немного переиграть план беседы, и спросить сначала побольше о самом Исаке. – Доктор, это личный вопрос, можете не отвечать, на самом деле, – он ждет кивка, чтобы продолжить. – Почему вы решили стать врачом и работать именно здесь? Вальтерсен долго молчит и, кажется, не собирается отвечать, и Эвен уже хочет задать следующий вопрос, как тот начинает говорить. – Я знаком не понаслышке с тем, с чем борюсь уже шесть лет, – впервые за всю беседу он звучит неуверенно, взгляд направлен вниз на его руки. – Я пришел сюда, чтобы узнать, как от этого избавиться и, возможно, помочь кое-кому. – За столько лет получилось ли у вас? – Не особенно. Знаете, говорят, что у нас с пациентами все взаимно, ты отдаешь им часть себя, но и берешь что-то у них взамен, – Эвен понимает, что так всё должно работать в идеале. – Так вот, я пока только отдаю. – Это трудно. – Оно и должно.****
После обеда, когда он наконец смог избавиться от своих стажеров, Исак отправляется на обход. – Здравствуй, Эвен. – Здравствуй, мой доктор, – Эвен сидит на кровати, скрестив ноги по-турецки. В его руках планшет, он что-то печатает. Первым делом доктор Вальтерсен сразу же проверяет жизненные показатели. На груди пациентов прикреплена маленькая наклейка, она считывает все основные данные, а экраны над кроватью транслируют их с короткой задержкой. Несколько лет назад ученым удалось определить нечто ранее неизвестное и спроецировать в виде разнообразных фигур, они заметили, что те меняют форму и цвет в зависимости от состояния человека. Но суть в том, что чем они являются и как их расшифровать, никто так и не догадался. Эти фигурки настолько индивидуальны у каждого, что можно лишь предполагать. И всё-таки специальную аппаратуру предоставили каждому лечебному центру. Фигура Эвена, кружок средних размеров, сейчас золотая. Это может значить всё что угодно, на самом деле. Исак видел много таких за свою практику и склоняется к тому, что это нечто положительное, во всяком случае выглядит оно доброжелательно. – Как ты себя чувствуешь? – доктор Вальтерсен присаживается на стул около кровати. Эвен сдвигается к краю матраса, ближе к нему. – Превосходно. – Это хорошо. А как твоя, – он ищет синонимы словам «обыкновенная активная деятельность», – работа? – Я заканчиваю писать свою статью, скоро уже можно будет ее прочитать. Ты ведь прочтешь? – Обязательно, – Эвен на его слова широко улыбается. Кружок на экране начинает светиться. На самом деле, Исак крайне скептично настроен на счет нахождение Эвена Бэк Насхайма в клинике «Спасенного сердца». Нет, в его симптомы он верит, но разве они приоритет? У него своя жизнь, в другом городе, работа, семья. Он должен вернуться домой. – Когда ты собираешься покинуть это место? Уже прошла неделя. – Я могу сделать это в любой момент? – он откладывает планшет, полностью сосредоточившись на нем. – Да, Эвен, мы говорили об этом. Никто тебя здесь не держит. – Очень жаль, – но в лице нисколько не меняется. – Почему? – А разве хорошо, когда ты уходишь, а никто не хочет, чтобы ты остался? – заговорщицки тянет, будто за словами спрятан какой-то тайный посыл. Он снова делит с ним взгляд, как при первой встрече. Исак в тот раз ощущал незримую связь, что образовывалась между ними и тянула ближе. Он не смог противостоять ей в тот раз, не сможет и в этот. Только теперь этот взгляд говорит. Эвен с той стороны так много хочет сказать, но Исак не воспринимает ничего из этого. – В любом случае, я уйду только с твоего разрешения, когда ты сам меня выпишешь. Исак глубоко вздыхает. Они спорят об этом с самого начала, и он уже просто не знает, как прямее выразить свою мысль. Это неразумно. Да, Эвен всё еще болен и, как доктор, Исак не может его выписать, но он должен уйти отсюда ради своего же блага. – Я смогу дать тебе свое разрешение, только если твои чувства угаснут, – даже с какой-то долей вызова он смотрит прямо в его глаза. – Если ты разлюбишь. – Этого не произойдет, – уверенно отрезает Насхайм. Исак понимает, что только Эвен может чувствовать то, что он чувствует. Но он не понимает рациональности его решений. Что он планирует делать дальше? – Но ведь есть и другой вариант, верно, мой доктор? Не описать словами, как рад Исак, что на нем нет наклейки и его внутренности не транслируются никому. Потому что он сам боится того, что может оказаться внутри. Даже слова эти произнести боится. – Если тебя полюбят в ответ, – мрачно сознается он. – Тогда я подожду, – весело сообщает свое решение Эвен. Он снова берет планшет в руки, показывая тем самым, что разговор окончен. – Ох, Эвен. Нет, он совсем его не понимает.****
Сразу после того, как он выходит из кабинета доктора Вальтерсена, Эвен звонит своему начальнику. Он убеждает его, что материала тут не на одну колонку, а на целый разворот, что это очень важная социальная тема, что нужно поднимать актуальность этой проблемы и так далее. В общем, он останется здесь. На время. В качестве эксперимента, он будет жить в этой клинике, посмотрит за работой персонала, пообщается с пациентами. Это будет неплохой опыт для него. И тогда он напишет большую статью о том, как здесь, действительно обстоят дела. Насхайм и не думал, что всё пройдет настолько гладко, что уговорить главного врача будет так просто. Босс тоже легко отпускает его, пробормотав слова напутствия. Теперь искать его никто не будет – всех, кого надо он предупредил. И он остается здесь.****
Когда Исак заходит в палату, он замечает Тедди, сидящего на коленях у Эвена. Прошло тринадцать дней с тех пор, как в клинику пришли практиканты, но мальчик по-прежнему считает их глупыми и некомпетентными, поэтому прячется от них в чужих комнатах. Шарик Эвена на стене горит розовым. – Доктор Вальтерсен! Мистер Насхайм показал мне свой вчерашний сон, ему снилась его мечта, представляете? – Тедди машет устройством, записывающем сны, а на его голове закреплены специальные очки. – Но вам мы его не покажем, и я ничего не расскажу, потому что я обещал. Это секрет, хотя вам бы он понравился. – Это сон мистера Насхайма, если он не хочет кому-то его показывать, то это его право, – Исак старается скрыть свое удивление. Эвен всегда был открытым и честным, и ничего от него не скрывал. Но видимо это действительно нечто личное. – Я бы тоже хотел, чтобы мне снилась мечта, – грустно добавляет Тедди. У мальчишки уже есть свое сокровенное желание, и это прекрасная новость на сегодняшний день. – И что бы тебе приснилось? – вклинивается Эвен. – Как доктор Вальтерсен меня вылечит, и я вернусь домой. Я очень скучаю по няне, – выходит у него спутано и очень горестно. Не каждый взрослый так сможет, но этот ребенок не дает себе полностью погрузиться в печаль и резко переводит тему. – А вы скучаете по своему дому? – Конечно скучаю, – с улыбкой отвечает Эвен. Тедди молчит еще какое-то время, а потом, хитро ухмыляясь, бежит к выходу. У самой двери он разворачивается и дерзко выдает: – А доктор очень умный, верно, мистер Насхайм? – Так и есть, – не заподозрив ничего в его словах, он говорит то, что, кажется, хочет услышать мальчик. – Он вылечит нас обоих. – Не-ет, – тянет кроха, – не поэтому, – дожидается, пока они оба переберут самые вероятные варианты, и в итоге заявляет то, чего они совсем не ожидают: – Доктор Вальтерсен умный, потому что он сделал с вами что-то такое, из-за чего вы всё еще здесь, несмотря на то, что хотите домой. Исак хмурится, не зная, как интерпретировать слова мальчишки. – Вы ведь на самом деле не хотите излечиться, верно, мистер Насхайм? – и пока два ошарашенных взрослых пытаются найти, что ответить на это, Тедди смеясь убегает. Из всего этого Исак понимает только откуда Эвен взял свое вечное «верно, доктор?». А вот остальное ему не очень ясно. Но его второй пациент, очевидно, сразу догадывается о причине вопроса, потому что спустя пару секунд громко смеется. Розовый кружок на экране увеличивается в размерах и медленно заливается красным, когда Насхайм перестает улыбаться. – Что он этим хотел сказать? – доктор Вальтерсен переводит взгляд со всё еще распахнутой двери на Эвена. – Могу лишь добавить то, что он не прав – ты ничего такого особого не делал, – с загадочными нотками в голосе признается тот, – тебе не пришлось. Не думай, что это твоя вина. Нет, тут явно есть что-то еще. Это знают они оба, но вот что именно – только один из них. – Это как-то связано с твоим сном? – Так ты только об этом и беспокоишься, верно, мой доктор? Обиделся, что я тебе не показал? – этот человек умудряется привлечь к своим глазам больше внимания, чем Исак должен уделять мониторам. Это нехорошо. – Хочешь покажу? – С чего бы? – Потому что там про тебя… Насхайм не врет, но это слишком для него. Не тогда, когда он не понимает мотивов. Не тогда, когда он – доктор, а это – просто симптом. И, кажется, Эвен слишком легко смирился с ролью безответно влюбленного, он великолепно с этим уживается, а значит в состоянии справиться самостоятельно, дома. Никто в здравом уме не согласился бы без причины оставаться тут. Исак должен поднять тот разговор снова, это особенно проще после слов его пациента о том, что он скучает по дому. – Почему ты здесь? Тот даже без закатывания глаз показывает свое нежелание этого вопроса. Правда отвечает быстро и кратко. – Потому что мое заявление приняли, ты сам его подписал, – и совсем не то, что он хочет услышать. – Но ведь ты в порядке, – доктор Вальтерсен даже подскакивает с места, теперь нет шансов, что он остановится. Хотя его слова необдуманны, а игра опасна, он закончит начатое. – Я не должен этого говорить, но ты можешь с этим жить. Писать статьи, ходить на работу, за покупками, по пятницам встречаться в баре с друзьями, раз в месяц задумываться о смысле жизни. За всей рутиной будет проще справиться. Эвен долго молчит. Исак не может прочесть ничего по выражению его лица, но фигурка на стене сжимается и сереет. Эти слова задели его. Но когда тот начинает говорить, его голос тверд и решителен. – Я в порядке, потому что я здесь. С тобой, – всплескивает в воздухе руками. – И это любовь, – он качает головой будто в неверии. Голубые глаза широко распахнуты. – Настоящая любовь, а не чувство дискомфорта или нервозность. С ней не справляются, это не что-то, с чем можно справиться. Я не хочу с ней справляться. Поэтому я остаюсь здесь столько, сколько необходимо. Пока ты сам меня не выпишешь. Вероятно, Эвен просто беспокоится за свое здоровье, его состояние может ухудшиться в негативной среде. Поэтому он здесь. А Исак – его доктор, он должен поддерживать оптимальное состояние своих пациентов, пока те сами не решат уйти. Ничего. Очень скоро он успокоится. Ему надоест. Образумится и уйдет. Ведь так?****
– Почему вы всё время садитесь обедать со мной, разве вы не хотели бы поговорить с другими докторами? – они сидят в общей столовой напротив друг друга. Их блюда настолько разные, что создается ощущение, будто они не заказывали еду в одном месте. У Исака на бордовом подносе чашка с черным кофе, тарелка макарон с сыром и белый тост, поднос Эвена – голубой, на нем стакан зеленого чая, салат и цельнозерновой хлеб. – Что значит всё время? Это пока мой второй день здесь, у нас совместны с вами только вчерашние обед и ужин, – говорит он уверенно, хотя на самом деле средоточие всего его внимания на пальцах доктора, которыми он водит по краю чашки. – И вам не наскучила моя компания за это время? Ох, дерзить, так дерзить, решает Насхайм. – На сколько сильно вы голодны, доктор Вальтерсен? – намеренно незаинтересованно спрашивает, якобы сменяя тему. Это срабатывает, доктор хмурится, выражая недоумение. – Честно признаться, я не завтракал сегодня, так что довольно сильно. Эвен отодвигает стул, медленно наклоняясь над столом. Его лицо по сантиметру приближается к Исаку и останавливается дальше границы личного пространства, но не слишком, чтобы можно было принять это за случайность, а не грубость. – Чудесно, – он буквально сияет, – значит вы не сбежите, если я признаюсь, что, в принципе, остался здесь ради вашей компании. Доктор Вальтерсен, судя по всему, совсем не смущен его действиями – лишь вскидывает брови и чуть-чуть улыбается. – А вы признаетесь? – Возможно. – Ну что же, ничего не поделать, я слишком хочу эти макароны, придется остаться и мне, – Эвен бросает взгляд вниз на тарелку одновременно с ним. – Кстати, разве это не вы из нас двоих доктор? – Хотите сказать, мы должны обменяться местами? – он понимает, что доктор Вальтерсен подразумевает их обед, но ответом хочет перевести разговор на что-то более волнующее. – Я не знаю, не думаю, что так же хорошо справился бы, если бы вы задавали мне столько вопросов, сколько я вчера вам, – ему удается искренне развеселить доктора. Он не упускает, как в его глазах забавляется зеленый огонек. – Сложно быть остроумным рядом с вами, когда вы говорите. – Просто, знаете, хочется быть остроумным, когда вы задаете вопрос, – парирует он. Их разговор легкий, и легкость эта так хрупка. Очень не охота ее терять. Но реплики на таком уровне завуалированности, что становиться трудно следить за вторым, третьим, пятым смыслом в них. Он так невесом, словно его и вовсе нет. Так что сердце Эвена тоже трепещет не явно, а лишь завуалированно. – Хорошо, давайте для примера. Спросите у меня что-нибудь, – складывает руки в замок и принимает оборонительное выражение лица, хотя внутренне лучится от радости. – Можно даже личное. Тот принимает правила его игры, ненадолго задумываясь. Этот человек тратит свободное время и место в своих размышлениях для него, пропускает свой обед, несмотря на то, что голоден, просто чтобы поговорить с ним. Эвен счастливчик. – Допустим. Вчера вы меня просили рассказать о забавных поступках моих пациентов, которые те совершали в порыве чувств, – следом он тушуется, будто совсем не это хотел сказать. – Вы, естественно, спросили это, чтобы проверить, как в центре справляются с различными непредвиденными ситуациями. И вовсе не ради этого он спрашивал. Эвен считал, что его мотивы кристально очевидны. – Так вот, – наконец он добирается до сути. – Вы сами на что готовы ради чувств? Это его, а не клинику, застает врасплох непредвиденная ситуация, совсем не такого вопроса Насхайм ожидал. И он больше интересуется почему именно эти мысли первым пришли в голову доктора Вальтерсена, а вот над ответом долго не думает. – Ждать. – Ждать? – это не стандартная тема для рассуждения, они не о погоде говорят, но доктор искренне удивлен, будто бы есть на такой вопрос только один правильный вариант ответа. – Ну, например, – ему почему-то стало неловко за свои слова, – я не знаю, просто это первое, что пришло на ум. Слишком банально для вас, доктор Вальтерсен? Вот видите, я бы не справился на вашем месте. – Нет, продолжайте, пожалуйста, мне важно знать, что вы подразумеваете под этим. – Ну, знаете, многие пары относят проблемы в своих отношениях к категории нерешаемых. Но, на самом деле, мы люди все разные, нам нужно разное время для принятия или совершения чего бы то ни было, – Эвен следит за тем, как глаза напротив красиво расширяются. У него получилось поразить его или это от возмущения? – Терпение спасло бы их в таком случае, вы не думаете? – Это очень… интересный ответ, – быстро опускает взгляд, вдруг заинтересовавшись остывшим кофе. – И сколько вы готовы ждать? – Зависит от того, кто это будет, – сейчас вот он точно пропускает какой-там-по-счету-скрытый-смысл. – В любом случае, почему вы спросили именно это? – Проверял вас, мистер Насхайм.****
Глубокая ночь, а они сидят на диване в холле плечом к плечу, и следят за звездами через окно. Ему никак не удается заставить своего пациента лечь спать. – Ты когда-нибудь до этого влюблялся, мой доктор? Понятно, почему он спрашивает об этом, вероятно, считает, что Исак просто никогда не испытывал никаких сильных чувств, находит его холодным и бессердечным. В конце концов, он доктор, что сполна повидал людских страданий и разбитых сердец. Только вот дело не в этом. – Дело не в этом, – звучит тихо, но словно приговор озвучивает. – Я знаю, что не в этом. – Нет, Эвен, ты не знаешь, – он не понимает, да Исак и сам уже запутался. Они снова молчат. Тишина, что ранее несла за собой уют, разделенный на двоих, гнетет, заставляет потеряться во внутренних рассуждениях с самим собой. Довольно мрачных мыслях. – А ты? На что готов ради чувств? – внезапно Эвен вспоминает их старый разговор. Доктор Вальтерсен точно знает, что ответить. Тогда бы он, конечно, ни за что этого не сказал, но в этой ночи, которая сегодня только для них двоих, он позволяет себе признаться. – Переступить через себя. Насхайм сдвигается, чтобы развернуться и посмотреть в лицо доктора. Его глаза не полны вопросов, они выражают вдруг из ниоткуда взявшееся понимание. И принятие. Их там не должно быть, это лишено всякой логики. Но они там. – Это много. – Ну, я надеюсь это будет того стоить, – и это правда. Это всегда правда, если спрашивает Эвен. – В конце концов, мне это тоже поможет.****
Приближается третья неделя с тех пор, как студенты приступили к своей работе, когда обыкновенный порядок в клинике нарушается внезапным криком. – Нет! Я не буду пить эти лекарства! Исак со всех ног бежит в третью палату, Тина и две медсестры стоят у входа, в руках одной контейнер с таблеткой и стакан воды. Они с ужасом смотрят, как пациент размахивает стулом. – Доктор Вальтерсен, они собираются меня отравить! Помогите мне, пожалуйста! – Я помогу вам, если вы опустите стул, – его голос ровный, призывающий к спокойствию. – Я попрошу их оставить нас, если вы обещаете вести себя прилично. Он не сразу кивает. Медленно опускает стул на пол, но оборонительную позу не меняет. Исак, как и обещал, просит всех выйти. Только после того, как дверь за ними захлопнулась, парень с шумом выдыхает, его плечи опускаются, а сам он плюхается на этот злосчастный стул. – Они принесли мне не те таблетки, мои розовые, а эти – белые. – Верно, потому что я прописал вам другие сегодня утром, вы дали мне свое согласие на смену курса лечения, помните? Он мгновенно сдувается под строгим взглядом Исака, никакой ошибки с лекарством не было. Только собственные предубеждения. – Но я не мог знать, что это именно они. Эти практиканты какие-то подозрительные, они могли подсунуть мне что угодно за вашей спиной. – Послушайте, Карл, – недавно он сказал им свое настоящее имя, в тот день был маленький праздник среди врачей. – В таком состоянии, как у вас, трудно нормально жить и вы пришли к нам, чтобы мы вас вылечили. Поэтому вы должны доверить нам свое здоровье, иначе ничего не выйдет. – Я знаю, но… – Мы не торопимся, хорошо? Мы будем шаг за шагом открываться этому миру, согласны? А пока я вам просто обещаю, что это те самые лекарства, я буду их контролировать, но принимать вы их будете с рук медсестер, что скажите? – Думаю, что справлюсь, если это будет один и тот же человек. – Договорились, – он берет со стола контейнер и протягивает ему. Карл принимает свои таблетки. Когда он выходит из палаты, то сразу направляется к себе в кабинет. Этот случай заставляете его задуматься. На сколько сильно должен быть обманут жизнью человек, чтобы поступать подобным образом. Это поистине крайняя стадия, если невозможно поверить собственным врачам. Неужели его ждет та же участь в будущем? На обходе вечером к Эвену доктор Вальтерсен заходит с тяжелым сердцем. Мысли всё время так тесно связаны с ним, думает, что видеть его сейчас, словно подсматривать за чьей-то частной жизнью. На деле же, когда он видит своего пациента, то хочет улыбаться и ничего более. Все тревоги покидают тело, стоит только присесть рядом на кровати. – Как ты, мой доктор? Думаешь о Карле? – каждый раз удивляет Исака своей догадливостью. – Он отказывался принимать новые лекарства, – Вальтерсен не знает, почему так естественно может рассказать ему что-то личное. Просто так завелось еще с их знакомства. – Теперь всё в порядке, я уговорил его. – Ты хороший доктор. Так они сидят какое-то время, просто молчат, каждый погружен в свои собственные мысли. Исак не может не посмотреть на мониторы над головой Эвена. Цифры и диаграммы, синий кружочек – всё это говорит о его состоянии. А еще о том, что он в больнице. – Это я виноват. – Ты не можешь контролировать, когда из пациентов кто-то взбунтуется, – так легко переубеждает, будто готовил этот ответ заранее. – Ты не виноват. – Нет, – почему-то сейчас он чувствует, прилив какой-то энергии, недоброй силы, – я говорю про тебя. Ты здесь из-за меня. – Ну, как бы, мои чувства ты тоже не можешь контролировать. У него всё это так просто. Но Исак так не может. Он начинает злиться, вроде бы беспричинно, но сейчас ему принципиально важно доказать. Что и кому – неважно. Останавливаться он не собирается, хотя ни к чему хорошему это не приведет. – Да не в этом дело, Эвен! – скорее всего он скажет сейчас то, что не должен был бы. Но дойдет до него это только потом, когда будет уже поздно. – Это я болен, понимаешь? Я! У меня огромные проблемы с доверием к людям! Его просто нет, – правда режет без ножа, потому что если бы не его проблемы, то Эвена бы здесь не было. – Тебя здесь не должно быть, это я должен тут лежать вместо тебя. А ты должен жить нормальной полноценной жизнью, – ну вот и всё. Теперь может быть он и уйдет. Он ожидает, что Эвен будет молчать, задумается или попросит его уйти. Но тот даже не колеблется, когда говорит. Его голос смелый и твердый. – Это не из-за тебя, – смотрит прямо в глаза и нисколечко в этом не сомневается. – Я не избегаю общества, не прячусь тут от всего мира. Для меня это не курорт или бесплатный отпуск. Нет. Мне не важно то, что там я не справлюсь со всем этим самостоятельно. Здесь нет никаких скрытых причин. Я еще в самый первый день сказал, что остался ради твоей компании. Не из-за тебя, это ради тебя. Слова прожигают всё его тело, остановившись в самом сердце, а их смысл горит на остатках здравомыслия в голове. – Что ради меня? – здесь по-прежнему нет логики для него. – Что ты делаешь, Эвен? – Я жду тебя, мой доктор.****
Эвен весь день крутится возле доктора Вальтерсена, ходит с ним по всем кабинетам, составляет компанию в перерывах, не упуская возможности спросить что-нибудь особенное, ужинают они снова вместе. Тот в свою очередь, кажется, только рад такому вниманию, он улыбается, смущается и шутит. Поздним вечером, после недолгих уговоров, Эвену удается вытащить его на прогулку. Они сидят в маленькой беседке, так далеко, что их никто и не увидит. Спрятаны от остального мира, укутанные в листве высокого бука над ними. – И это ваш обычный день? – как всегда их разговор начинает Насхайм. – Я имею в виду, вы весь день в клинике, когда вы добираетесь к себе? – Это просто смена сегодня такая. Я живу здесь недалеко. – Дом и собака? – с вежливым интересом, за которым, конечно же, спрятаны личные мотивы. – Или может быть семья и дети? – Я знаю, зачем вы спрашиваете, – смеется доктор Вальтерсен. – Действительно? «Этот человек еще и крайне проницателен?» – спрашивает себя Эвен. – Ну примерно предполагаю, – уже менее решительно отзывается он. – Тогда тем более. Доктор не отвечает, а только лишь смотрит так, точно до самой души хочет добраться. И у него получается. Что бы тот сейчас не сказал, Эвен уверен, что сделает всё. – Хотя нет. Вы всё-таки скажите зачем. – Я уезжаю завтра утром, – вот, пожалуйста, правда и даже больше: – Мне дали дополнительно только один этот день. И он прошел сказочно, только мне мало, – и это невероятный абсурд – они встретились лишь вчера, но Эвену всё равно. Кто его осудит, кто рискнет? – Поэтому я хочу знать, есть ли у меня хоть какой-нибудь шанс. Следующих ход за доктором, но тот даже с места не сдвигается, снова хмурится, прикусив губу. Он не соврет, Насхайм понятие не имеет почему, но он знает это. Не соврет, да, но и всего не скажет. Поэтому избирает ту часть, что сможет выдать. – У меня никого нет, – и это звучит так горько, что лучше бы оказалось ложью. – Для меня всё должно идти очень медленно, и никто еще не согласился на это. – Доверие нужно завоевать? – Да, – мучительно тихо. Возможно, доктор Вальтерсен не разделит его выводов, но для Эвена это «да» – надежда. Надежда на то, что он не одинок во всех этих ощущениях, надежда на нечто большее. Чистая, хрустальная и возможная. Она реальна.****
Кружок на экране Эвена начинает вибрировать каждый раз, когда Исак заходит в палату. Он заметил это почти сразу же, и в ответ ему он каждый раз улыбается. – Доброе утро, мой доктор. – Привет. – Какие-нибудь новости? – настроение у них обоих одинаковое – лениво безмятежное. – Линн решила, что хочет стать веб-дизайнером. Она уезжает сегодня утром. Перед тем, как прийти к тебе, я осматривал ее в последний раз, – со светлой грустью сообщает он. – Тедди плакал, не хотел, чтобы она уходила. – Я рад, что этот ребенок перестал запрещать себе проявлять эмоции. Эвен точно описал это. Именно перестал запрещать. Это великолепно, теперь он просто обычный счастливый ребенок. Скорее всего он тоже вернется домой в ближайшее время. Исак тоже рад. – Я тоже. – Так, выходит, ты сейчас меня осматриваешь? – вдруг на его лице снова появляется знакомая хитрость. – Верно, – он уже сейчас знает, что за этим последует что-то еще. – А я думал, просто так ко мне заходишь, потому что соскучился, – то, что в этом есть часть правды, не значит, что он будет признавать ее. – Я обязан проверять тебя регулярно. Получилось слишком сухо. Но Эвен, конечно же, обращает внимание вовсе не на это. Оптимист. – Но ты не делаешь этого так, как надо. – Сомневаешься в моей работе, – Исак знает, что это не то, что он имеет в виду, но не может не подыграть, – что тебя не устраивает? – Ну, например, ты всё время берешь с собой на обход этот стетоскоп, верно? Но ни разу меня не слушал, – он не уверен. Вальтерсен даже и не задумывался над тем, чтобы прослушать своего пациента лично. – Всё, что мне нужно знать – на мониторах над твоей головой, – указывает рукой. – Но остальных же ты слушаешь, – он докопается до истины, если захочет, так что бесполезно отговариваться. – Как ты там говорил… – Чтобы создать связь между врачом и пациентом. – Точно, – он уже начинает верить, что на этом Эвен успокоится, но не тут-то было. – Ну, так? – Просто нам с тобой это не нужно, – в итоге сознается Исак. – Не нужно? – Связь. Она уже есть у нас, – это действительна именно та причина. У них уже есть контакт, не требующий дополнительных стимуляций извне. Ему даже не нужно проверять, он практически уверен, что Эвен искрится от его откровений, поэтому он мысленно отступает на шаг назад. Спокойствие. – Да, но раз ты так хочешь, давай попробуем. – Хочу. Доктор Вальтерсен приближается к кровати и садится на ее край, он аккуратно вставляет капельки-насадки в уши, головка металлическая, а потому наверняка холодная, так что он несильно трет мембраной по ладони, согревая ее. Не спеша наклоняется, теперь они так близко, что может чувствовать жар его тела, слышать его частое дыхание. Исак поднимает взгляд, Эвен наверху не сводит с него глаз и несколько раз сглатывает. Только сейчас он замечает, как кружочек сильно меняется, стоит ему еще хоть чуть-чуть ближе нагнуться и наконец притронуться к голой кожи под рубашкой Эвена. Фигурка скачет из стороны в сторону, сжимается и растягивается, ее цвет переходит от лилового к ярко-оранжевому, а потом и вовсе покрывается темными блестящими пятнами. Исак улыбается, его мысли заняты совсем не обработкой поступающих в голову стуков сердца или шумов дыхания, он лишь думает о том, что может вот так запросто взять и… Эвен первый превращает в реальность то, о чем оба умирают. Касание, теплое, как весеннее солнце, мягкое и нежное, словно лепесток сирени, приходится на самый уголок исаковских губ. Сладко-сладко в этот миг, а в следующий – всё заканчивается. Это можно принять за случайность, только себе Исак уже давно не врет, а Эвену не дают соврать показатели, к тому же он всё еще отчетливо слышит, как бешено грохочет его сердце. Прямо в его ушах, и собственное отзывается в ответ, встречаясь где-то посередине, где должен быть его собственный кружочек. Когда он отстраняется, волшебство двоих развеивается, конечно, но настроение у них по-прежнему лениво безмятежное, поэтому никто не кричит, сирены не воют, спасться бегством тоже некому. – Твои показатели в пределах нормы, – он ожидает, что его голос изменится, но он звучит буднично, будто ничего выдающегося не произошло секунду назад. – В пределах? – а вот голос Эвена хриплый. – Слегка учащенное. – Это потому что ты впервые так близко. – А? – он сражен не словами, а тем, что они так естественно были произнесены. – Ты диагноз мой вообще видел, – Эвен пытается смеяться, но выходит слабо, – отчего ты меня по-твоему лечишь? – Это не лечится. – Я и не хочу вылечиться. Не в том смысле, который ты вкладываешь. – А чего тогда ты хочешь, Эвен? Ты лежишь тут уже почти три недели, ты оставил работу, дом, семью. Чтобы восстановиться на должности теперь ты должен будешь пройти кучу тестов, доказать, что это не навредит твоему состоянию… – на самом деле, он не знает, чем закончить свою речь. Не знает, что он хочет от Эвена, что тот еще должен сказать, ведь, в действительности, всё, что нужно, Исак знает. – Двадцать дней и примерно два с половиной часа, если быть точнее, – отложив часы, снова возвращает глаза Исака в плен своих, – и ты четко понимаешь почему. Это время не для меня, оно для тебя. И у тебя есть столько, сколько потребуется – пока ты сам меня не выпишешь. Исак переступит через себя, Эвен будет ждать.****
– Мистер Насхайм, доброе утро! – милая девушка за регистрационным столом однозначно удивлена, но рада видеть его снова. – Вы вернулись или… Разве вы не… – Уезжаю сегодня? Да, верно, пять минут, как должен сидеть в автобусе, – в его руках сумки, и он выглядит так, будто сильно спешит, но его решение, принятое после одной очень важной, бессонной ночи, создает непоколебимый настрой. Эвен готов сделать это. – Но появилось срочное, неотложное дело. Вопрос здоровья, сами понимаете, с таким не шутят. – Я могу чем-то помочь? – обеспокоенно засуетилась та. – Записать на прием, – ситуация из веселой начинает переходить в раздражающую. – Да, конечно, – она переключает свое внимание на терминал, уже начиная что-то печатать. – Продиктуйте, пожалуйста, полное имя пациента. – Эвен Бэк Насхайм. – Мистер Насхайм, вы… – абсолютно круглые глаза смотрят на него с немалым потрясением. И она снова не знает, что сказать, словно это ее первый день. – Да, это я, – он наклоняется через стойку, заглядывая в экран, якобы сверяя написанное. – Действительно мое имя. Как же так вышло-то? – Вы в порядке? Она издевается над ним что ли? – Нет? Я как бы пришел в больницу, чтобы это выяснить. – Верно, извините, – наконец она принимается за работу. – Хорошо, вас может принять сейчас доктор Алдервейрелд. – А доктор Вальтерсен? – Будет свободен через сорок минут, – после короткой проверки сообщает она. Он собирается его ждать так долго, что сорок минут кажутся ерундой. – Я подожду… Два стука в дверь, как дань вежливости, хотя ему уже не терпится зайти и заявить о себе. Исак не знает, что он здесь. Ночью он не мог уснуть – много думал о своей жизни. О тех моментах, когда он поступал верно, рационально и логично. О каждом выборе, который он совершал раньше, что в итоге привело его к тому, кем он стал сейчас. Но он никогда не делал чего-то не ради карьеры, а ради себя. Не делал ничего ради другого человека. А позавчера встретил одного такого. Другого. Невероятного, что перевернул всё в нем с первой же секунды, что после сотни тысяч следующих оказался еще прекрасней, потому что Эвен узнал его ближе. Этот человек так крепко засел в нем, что теперь он готов сделать кое-что ради него. – Входите! – Здравствуйте, доктор Вальтерсен. Эвен уверен. Эвен спокоен. Эвен широко улыбается. – Вы?.. – Да, я к вам. На прием. Это правильный выбор. – Эм, – Исак будто пытается уловить где-то в его словах хоть долю шутки, но Насхайм уже садится в кресло напротив. – Ну что же, хорошо. И на что вы жалуетесь? – Не жалуюсь. – Ладно, на что вы не жалуетесь? Эвен долго вчера думал, что может сделать. Его человек трудно открывается людям, нужно сделать что-то, чтобы показать серьезность своих намерений, доказать свою верность, то, на что он готов. Поэтому идея лечь в клинику оказалась буквально первой в списке идеальных планов. Только вот с чем? Он готовился к своей статье, просматривал материалы, истории заболеваний, с которыми обращались ранее. Всю ночь перебирал их в памяти и искал нечто схожее у себя. А потом понял, что может не врать, потому что с его случаем Насхайма могут законно оставить в больнице. – Я влюблен. – Это замечательно, – кажется, доктор удивлен его прямотой. Хорошо, в этом направлении он и будет работать, – но это не… – Безответно. Исак просто ошарашен этой новостью, сохраняя профессионализм он открывает и закрывает рот только один раз. – Вы обязаны меня осмотреть и, скорее всего, положить в клинику. Эвен смотрит, как Вальтерсен принимает мрачный вид, как обыкновенно сияющие спокойствием глаза недобро темнеют. – Я-я… – тот заикается. Спустя еще какое-то время он отчетливо улавливает тот момент, когда доктор берет себя в руки. Он надеется, что это к лучшему. – Позвольте только спросить, в кого вы влюблены. Возможно, мы сможем найти этого человека и попросить пройти несколько тестов… – Если я скажу, кто это, то они не позволят вам стать моим лечащим врачом, Исак. – Эвен… Он совершает не самый разумный поступок, который сломает ход его привычной жизни. Это не то, как люди обычно поступают, не то, как он сам обычно поступает, но он сейчас делает то, что по-настоящему хочет. Проходит всего два дня с их первой встречи, когда он сам приходит сюда и сдается этому человеку.****
– Прошел месяц, – первое, что пришло ему на ум сегодня утром, и первое, что говорит Эвену, когда приходит к нему в обед. – Кстати, как ты всегда вспоминаешь эти даты? – В календаре отметил. Неправда. Исак помнит. Помнит волнительное ожидание приезда, дрожь первой встречи, всё смущение и тихий восторг тех двух дней. И этот месяц. Помнит каждый его день, и все те чувства, что существовали для него до этого только в справочниках, оживающие каждый раз, стоит ему лишь оказаться под взглядом Эвена. Эвен. Он хороший, умный, смелый, добрый, такой красивый, веселый. Самый-самый лучший. И Исак любит в ответ, конечно, он любит, и уже давно. И он сдастся ему. Еще с их недопоцелуя решил и был готов, но потом вспомнил слова, что тот говорит всё время. «Я уйду только с твоего разрешения». Он уйдет. Эвен не собирается оставаться с Исаком, он ждет, когда тот его отпустит. Он здесь, чтобы Исак признался, что влюблен, чтобы уйти здоровым человеком. Тогда восстановить всё то, что было у него до их встречи, будет намного проще. Прошел месяц. Сегодня Исак должен его отпустить. – На самом деле ты можешь выписываться хоть прямо сейчас. Он стоит с закрытыми глазами посреди палаты, не зная куда деть свое тело и куда спрятать свои мысли. – Эвен, ты любим в ответ, поверь мне, ты любим в ответ. И это видно. Потому что ты слишком спокоен для боли безответно влюбленного, что говорит мне о том, что ты и сам знаешь о взаимности своих чувств, – вскидывает рукой, указывая на дверь. – Они возьмут твои анализы и тоже увидят. Им даже не нужно знать, кто это был. Тебя выпишут. Исак отрывает глаза, но поднять взгляд он не в силах, потому просто буравит им плитку на полу. – Ты мог уйти в первый же день. Вообще-то, ты мог уйти сразу же. – Есть. – Что? – это заставляет его посмотреть на Эвена. Он снова в плену его глаз. – «Даже не нужно знать, кто это был». И всё еще есть. Не используй прошедшее время. – Прости, – он согласится сейчас на всё, что только скажет тот. Но внезапная эмоциональная буря будит новый порыв под громким названием «борись!». Словно ему снова семнадцать. – И вообще, это всё, что тебя волнует? Я говорю, что ты можешь идти, всё будет в порядке! – Исак почти кричит. – Я знаю, – а вот Эвен спокоен. – Думаешь я здесь, потому что за здоровье свое беспокоюсь? Или еще какая-нибудь чушь, что ты придумал для себя, позабыв о самом очевидном. – Тогда почему? Исак ненавидит то, как жалко он звучит. А еще он ненавидит этот вопрос, потому что постоянно задает его, так и не получив настоящий ответ. Насхайм делает шаг навстречу. – Ты говорил, что отдаешь всем часть себя, не беря ничего взамен. Верно? Так вот я отдаю тебе кое-что взамен, – он становиться напротив него, а солнце позади пробивается через окно освещая его силуэт. Эвен светится. – Мои чувства. Я просто жду, когда ты их примешь. Смысл доходит и до сознания, и до сердца, и до самой души Исака. Эвен дарит свои чувства ему, дарит даже больше – свою свободу, свою самостоятельность, и был готов дальше отдавать. Исак знает. Исак верит. Исак широко улыбается. – Ты оставил всё, что знал. Чтобы быть рядом со мной. Уже тридцать один день, – коротким урывками, а не полноценными предложениями. – Ради меня. Ты здесь. Ради меня. – Да. Они в третий раз молча разделяют один взгляд, только теперь оба передают через него одно и тоже послание: «Ты не одинок». – Собирайся, – хватает Эвена за руку и тянет на выход. Но тот не разделяет его энтузиазма, вдруг его глаза заливает страх, он пытается остаться на месте. – Исак, постой. Не надо, пожалуйста, – испуганно просит, но он упрямо шагает вперед. Отступать больше нельзя. – Мы не будем торопиться, я не давлю на тебя. Пожалуйста. Только не гони меня снова. – Собирайся скорее, Эвен, мы уходим, – пытается донести уже предельно открытый смысл, не скрывая уже ничего от этого человека. – Прошу, – почему-то тот никак не поймет его. Исак не может сдержать счастливой улыбки. Теперь всё у них будет по-другому, теперь всё у них будет вместе, но сейчас он не может подобрать иных слов, помимо упрямого «надо идти!», потому что вот они, их чувства, всего лишь надо сделать последнее ради них. Сил стоять на месте, что-то подробнее объяснить совсем нет. Надо идти. Быстрее! Надо просто бежать. Ведь это глупая формальность всё еще сдерживает их «теперь». – Я говорю тебе пошли скорее! – Пожалуйста… – практически умоляет он. – Ты меня не слышишь? – оборачивается, чтобы взять побледневшее лицо в ладони и снова заглянуть в душу. – Мы уходим вместе, – он позволяет себе рассмеяться, когда Эвен смешно раскрывает рот в удивлении. – Я и ты. Я выпишу тебя сам. – Ты… – «веришь мне?». – Да. Идем!****
Когда они вместе уезжают из центра, прощаться с ними приходят все. Из его пациентов в клинике остались только Карл и Питер. Тедди выписали на той неделе, он долго благодарил доктора за то, что тот дал ему мечту и исполнил ее, Эвен пообещал, что взамен исполнит любую мечту Исака за него. Они стоят возле ворот, держась за руки, в последний раз заглядывая каждому пришедшему в глаза. Карл в слезах благодарности, просит беречь себя и хотя бы иногда вспоминать про них. Питер только искренне улыбается и крепко жмет руку, но и этого вполне достаточно для него. Стажеры даже выступают с прощальной речью, в конце которой ребята все вместе крепко сжимают его в объятиях. Вальтерсену тяжело расставаться с ними. На протяжении целого месяца он вкладывал в них всё то, что знал сам. Исак не замечал до этого, что сам привязался к ним. Но даже без него они станут хорошими специалистами. Он верит в это. Доктора и персонал вручают им копию заявления Эвена в рамочке, по их мнению, именно благодаря клинике они и сошлись. Главный врач шутливо журит их, ведь, согласно правилам, Исак не мог быть лечащим врачом пациента, который в него влюблен. Но в конечном итоге это ведь его и спасло. После этого они еще ненадолго остаются одни в саду, в том месте, где встретились впервые. Вальтерсена уже ничего не держит в этом месте. Он пришел сюда, чтобы избавиться от своего недуга, и это наконец ему удалось, но он не может не ощутить внезапно накатившей грусти. В этом месте он работал шесть лет и никогда особого внимания не обращал на то, что остается после него. Исак просто отдавал часть себя пациентам, их родственникам, коллегам, но он не понимал, что это что-то значит для них. Он не знал, что, когда он будет уходить, кто-то захочет, чтобы он остался. И весь центр захотел. Они вместе, в том месте, где встретились впервые. Руки Исака покоятся на щеках его парня, руки Эвена на его талии. – Прощай, клиника. Верно, мой… – Исак. Теперь просто твой Исак, – в последний раз пробегает глазами по приветственной табличке у входа. – Да, прощай, «Спасенное сердце».****
На следующий день центр начинает свой обычный день. Тине даже как-то по-особенному тоскливо. То, что для двоих может значить целый мир, этот самый мир может и не заметить. Система просто дальше будет работать, на место Эвена придут новые пациенты, а практикантам найдут нового куратора. Будто и не было этого месяца. Она проходит мимо холла, где, сидя на диване, Питер оживленно спорит о чем-то с дерганным парнем, идет по коридору, заглядывает в третью палату. Карл, ее пациент, сидит за столом, спиной к выходу. Окна, ранее всегда зашторенные, открыты нараспашку, впуская в помещение свежий воздух, смешанный с солнечным светом. – Время принять лекарства, Карл. – Мне плевать, что нас всех пытаются сделать одинаково умными, счастливыми, любимыми, обеспеченными, свободными, открытыми, честными и так далее, – внезапно начинает он. – Мне плевать. Возможно, мы все и не отличаемся от остальной массы этого общества. Но эти двое особенные. Они изменили что-то в каждом нуждающемся в этом всеми забытом месте, они изменили многое в себе друг для друга, и они вместе еще изменят этот мир. Может быть, я и не самый верующий человек, но этим двоим я бы его доверил, – столько слов подряд от Карла никто, наверное, и не слышал ранее, но важнее не это, а смысл. А Тина согласна с каждым сказанным словом. – Таких как они никогда не заменят, – стараясь выдержать стойкий взгляд, устремившийся в ее сторону, Тина осознает, что это проверка. И у нее всё получается – Карл принимает свои лекарства. Сегодня это – ее маленькая победа. После она просто не может не заглянуть в пустующий кабинет доктора Вальтерсена. Внутри ни одной книги на полке или в шкафу, на тумбе у входа нет стопки планшетов с медицинскими картами больных, на подоконнике не стоит кривой кактус, любимец доктора. Здесь тихо. Когда эти двое уезжают вместе, здесь по-прежнему так тихо.