Отсрочка

Темноту камеры неожиданно прорезал луч света. Обитатели испуганно сжались — когда вспыхивал свет, это обычно заканчивалось тем, что кого-то из них, а то и нескольких, забирали. И ещё никто никогда не возвращался обратно. Во всяком случае, никто из ожидавших расправы не помнил этого. Впрочем, обитатели камеры редко задерживались в ней надолго. Но на сей раз тот, кого втолкнули в камеру, не был незнакомцем. Короткой вспышки света было достаточно, чтобы обитатели узнали его. И тут свет погас. Это значило, что все они побудут на этом свете ещё немного. — Мелкий… — раздался тихий женский шёпот. — Мелкий, это ты? — Я, — отозвался вновь прибывший. — Лишним оказался… — Вот оно что… — проворчал другой голос. — А… а остальные? Твои братья? Красные? Остряк? — Их всех… всех… — тихо ответил вновь прибывший. — На моих глазах… — И зелень? — продолжал спрашивать голос. — И зелень. Сам же знаешь — им без этого какой смак. Вновь прибывший вновь судорожно всхлипнул. В темноте раздался тихий шорох, словно одно тело приблизилось к другому. — Не плачь, Мелкий. Скоро всё закончится… — Рыжая, это ты? — спросил Мелкий. — Я, кто ж ещё, — отозвался женский голос. — Ну, успокойся, милый… Я же с тобой… — Постыдились бы, — проворчал третий голос. — Молодь бесстыжая. — Оставь их в покое, Старуха, — отрезал Ворчун. — Пускай делают, что хотят. Много у нас осталось того времени? Скоро и нас… Лучше посмотри, как там Толстяк. — А что — Толстяк? — ответила Старуха, — Толстяк уже давно ничего не чует. От тебя бы половину отчекрыжили… В коме он. — Может, и к лучшему, — вздохнул Ворчун. — Если не очнётся, то так и так отмучился. Скоро наша очередь, Старуха… мы ж последние остались. Скоро сюда новых напихают. — Такая уж у нас судьба, Ворчун, — вздохнула Старуха. — Такое у нас предназначение. — Заткнулась бы ты про предназначение, — отозвался Ворчун. — Эй, молодёжь, целуетесь небось? — А что коли так, дядя Ворчун? — съехидничала Рыжая. — Да ничего, всё одно — все там будем, — миролюбиво отозвался Ворчун. — Целуйтесь. Старуха права — всё одно… Эй, старая! — Чего тебе? — отозвалась Старуха. — Давай, споём, что ли… Напоследок… — А и споём, — ответила Старуха. — Запевай, Ворчун. С песней и помирать легче. — Чёрный ворон, что ж ты вьешься… — начал Ворчун. Спустя минуту его поддержала Старуха, а потом — Мелкий и Рыжая. Даже пребывающий в коме Толстяк промычал что-то в такт.

***

Лера доела последнюю ложку салата. Да, оливковое масло, которое ей привезли из Италии, было просто божественным — совершенно другой вкус придало обычным овощам — помидорам, огурцам, перцу. Да и зелень заиграла новыми вкусами. «Вот что значит — настоящий продукт, без подделок…» — лениво подумала девушка и отправила тарелку в мойку. «Чёрный ворон, что ж ты вьёшься…» — донеслось откуда-то. Лера досадливо сморщилась. Всем хороша квартира, но эти соседи справа… Каждую субботу у них пьянки-гулянки с исполнением народных песен. Девушка заглянула в холодильник, пение вроде бы стихло, и она задумчиво взглянула на оставшиеся в специальной камере овощи. Морковка, луковица, давно лежавшая без дела свёкла, половинка капустного кочана, одинокий огурец… М-даа, завтра вечером нужно выбраться за покупками, но до этого она сварит борщ. А огурчик она съест с утра: вон какой он симпатичный — мелкий, крепенький… А борщ… Борщ будет вегетарианский, конечно, ведь животные так страдают, когда их убивают… Лера была истинной вегетарианкой и гордилась собой, гордилась тем, что не приносит мучений живым существам. Да, пожалуй, с утра она так и сделает. А сейчас можно и отдохнуть… Девушка прошла в комнату, через минуту оттуда донёсся звук включённого телевизора. Она уже не слышала, как из закрытого холодильника едва слышно доносилось: — Ты добычи не добьёшься… Чёрный ворон, я не твой…