Дождливый вечер

- Слышишь капли? Голден Фредди прижимается носом к стеклу. В такую сырость в ночной пиццерии тем паче никого нет, даже охранник сегодня заболел, напился и не пришёл, никого не предупредив. Стало быть, никто не помешает смотреть наружу. Тем более дождь разогнал всех прохожих. Мокрый, и холодный, и свежий, он капает, струится, не просто идёт, а бежит, вниз, вниз и вниз, как воды водопадов, неизбежно и неостановимо. На такое никогда не устаёшь смотреть, особенно когда где-то внутри тебя гниёт ребёнок, готовый поверить в любое чудо – ну вдруг унесёт отсюда этим наводнением, попросту смоет? Но Марионетка немного другая - она сворачивается клубочком в своей коробке, разукрашенной блестящими ясными звёздочками из фольги, и зажимает уши (которых нет) руками, утыкается безумным лицом в тёмное, изгрызенное мышами дно. - Нет. Понятное дело. Она никогда не слышит. Она ни с кем не хочет говорить, она всегда сонная и страшная, страшнее многих. Может быть, и Голден ей только снится. Он всегда исчезает, когда не получает ответа. Можно уже не бояться, вспомнить, что тело из дерева не умеет впитывать звуки (только воду). Встать, размять тонкие ноги, проверить прочность ниточек и тихо поползти под потолком на свет в дальних комнатах, не оборачиваясь к окну, чтобы не увидеть потное от дождевых капель стекло с вплющенным в него кожаным отпечатком большого медвежьего носа. Ну и всё равно, Голден Фредди теперь вряд ли покажется до конца ночи. Он не любит шум, и сборища, и голоса, даже тихие. Он ревнует, потому что сам ни на минутку не может очеловечиться. Конечно, многие сидят на кухне. Там сегодня событие - Мангл настроила радио, которое нашла на помойке в одну из своих ночных вылазок. Это почти чудо - то, как что-то настолько сломанное, тоже может существовать, быть полезным и дарить надежду. Но если у приёмника есть тот, кто смог его починить, Коралине вряд ли кто-нибудь поможет. И всё же она старается. Игрушечная Чика включает газовые конфорки на полную. В холодном от дождя здании становится не только светло, но и тепло. Электричество отключают на ночь, чтобы точно ничего не забыть и не тратить лишний раз деньги. До того, как это разумное решение было введено в силу, счета за свет почему-то оказывались огромными... Джой - хранительница очага или что-то вроде. Она совсем не похожа, но это неважно, конечно, главное ведь – быть, а не казаться. Забивается на стул в углу, поднимая коленки, сияя бледными бёдрами из-под маленьких полосок джинсовой ткани, которые и шортами назвать язык не поворачивается, и вычищает засохший сыр из-под розовых от лака ногтей. Лак - разумеется, очередной подарок Мангл. Игрушечная просто с ума сходит по таким посиделкам и таким маленьким нейтральным мелочам. Бон-Бон располагается ближе к входу - или к выходу, смотря как на это взглянуть. Она всё ждёт, не мелькнут ли красные глаза в дальнем конце коридора. В такие дождливые вечера Старый Бонни чаще обычного ностальгирует по сценическим выступлениям, а значит, может и расщедриться на несколько уроков игры на гитаре. Игрушечная, конечно, и так неплоха, но ей всегда (всего) мало. Поэтому даже ночью она задумчиво перебирает струны пока-что-человеческими пальцами, нещадно стирая подушечки и украшая кожу мозолями. Это почти как награда за труд. Живое свидетельство. Премия, если хотите. Разумеется, Клару за этот вечер общими усилиями уговорят сыграть - и не раз. А если не сегодня, то наверняка завтра. В любой день, когда они захотят посиделки под гитару, как обычные девчонки. - Пусть только песня будет грустной, - строго замечает Марионетка, переступая порог. В такие моменты она больше не кукла. Она девушка, когда ей хочется, а сегодня вот она отчаянно желает, чтобы ей было шесть и её укрыли пледом. Это нечастая причуда. Марионетка может быть и взрослой. Она может быть любой, она же умеет играть роли. К ней не так сложно привыкнуть, она, в конце концов, не капризна. Но если уж чего-то хочет, с ней лучше не шутить. Бон-Бон испытывает судьбу, кривовато отдавая честь, но ей это простится, если она вспомнит другие песни - дождливые и тихие, а не ту радостную, сверкающую ерунду, которую так любят настоящие дети. Сломанным нужно другое. Хотя бы немного грусти, чтобы почувствовать себя живыми. У Мангл хорошо поставленный голос, хотя по ней и не скажешь. Шрамы опоясывают её горло, шрамы выглядывают из ворота легкомысленной блузки. Когда же её сменяет клетчатая рубашка, Мангл отменно басит и говорит о себе в мужском роде. Это тоже довольно безобидно... если не путать. Чика встаёт со стула, чтобы протянуть Шарлотте кружку горячего шоколада с шестью зефирками. Сегодня здесь исключительно девчачьи посиделки. Иногда приходит Игрушечный Фредди, еле втискивается в уголок между плитами, неуверенно шутит, ошалевший от такой компании (они ведь всё, вспоминается, девушки, а он – неуклюжий, но всё же парень), но, видимо, притяжение компьютерных игр сегодня оказалось сильней. Пока охранника нет, его офис свободен. Можно покопаться в технике. По правде говоря, худой и запуганный (неудивительно) парнишка появляется здесь всё реже и реже, но и тогда с явной неохотой натягивает рабочую форму. Наверное, начинает догадываться, что к чему. И о том, что аниматроники неплохо справляются и без него, а зарплата от этого никуда не девается и делить её ни с кем не надо. Славный малый. Без него тут куда спокойнее, а когда он есть, они все нервничают - вот почему бедняге приходится туго. Зато в такие ночи можно сказать, что деньги он зарабатывает честным трудом. Мангл тянется, чтобы включить радио. Её рука виснет так красиво, будто занавес или подвенечная фата. Марионетка любуется тем, как отражается в маленьких блёстках синеватый огонь. Приёмник плюётся помехами, затем захлебывается звуком - даже огоньки на плите начинают виться беспокойнее. Чика ругается, слышится звон металла - она слишком глубоко провела ножичком. Крови нет, конечно, но всё равно неприятно. Бон-Бон смеётся и подсаживается ближе. Коралина с видом штурмана крутит непонятные ручки. - Заказывайте, - командует безапелляционно. - Рок, конечно же, - Клара придвигается и придвигается. Кажется, готовится взять контроль над ситуацией. Ещё бы, музыка ведь - её тема. Но всё не так просто, потому что Джой тоже снисходит со своего постамента и плюхается на шахматный пол, устеленный стащенными сюда со всей пиццерии пледами, ковриками и подушками. При этом она мимолётно гладит Шарлотту по голове, разравнивает спутавшиеся пряди волос. Это дорогого стоит - быть шестилеткой в ночной кафешке с тремя словно-бы-мамами и песнями. И шоколадными усами над губой. - Хочу про любовь! - категорично тянет Джой. - Что-нибудь ужасно романтичное. Пожалуйста. - Чарли? - и без того коленопреклонённая Коралина ещё ближе наклоняется к ней, поправляет одеяло и тихо улыбается. Всё гораздо чаще наоборот, но и сильным нужен кто-то бережный хотя бы раз в месяц. Чтобы радостно скалиться во все двадцать семь и дырку на месте одного из клыков. Чтобы набираться сил для любого трудного боя. - А ты что хочешь? - Грустное, - кивает Шарлотта, по привычке поправляя свою юбочку на и без того укрытых коленях. - Что угодно, только, чур, по-настоящему грустное. Но чего ты сама хочешь? - Быть диджеем, - смеётся Коралина и продолжает свою странную магию, приводя в действие скрипучие механизмы. За этим интересно наблюдать, но ещё увлекательнее, пожалуй, ждать развязки - заглядываться на странные детали, улавливать в скрипе обрывки голосов и мелодий. Когда они начинают звучать чаще, произносится вслух первое правило игры: - Остановите меня, если что-то понравится. Они все становятся внимательнее и острее. В конце концов, есть не так много времени. У Марионетки сил больше, Коралину доломали до того, что она никогда больше не чувствует ничего, но для остальных это уже теперь становится физически больно. Смешливые юные девушки могут участвовать в уютных кухонных посиделках, но огромные металлические монстры здесь попросту не поместятся. Более того, это будет неправильно. Им станет стыдно. Они вспомнят о Старых, оставивших надежду и забившихся в дальний угол. Тем, кому так темно внутри, никакой свет снаружи не поможет. Они и не хотят помощи. - Хватит, - не выдерживает Игрушечная Чика в какой-то момент. Она почти кричит. Её губы побелели. Она, кажется, еле держится - или просто испуганна тем, что в такой реалистичной иллюзии не хватает важнейшей детали: ни у кого из них сердце не бьётся быстрее. Просто хотя бы потому, что его нет в грудной клетке. Да и вообще нигде. Мангл резко отпускает ручки, послушная, соболезнующая, но помех нет. Хоть какая-то история не должна закончиться паршиво. Они не могут испортить все счастливые концовки в мире - из приёмника несётся, разгоняясь на поворотах, заполняя комнату, дешёвая попса про хорошее настроение. Но это не так плохо, как могло бы показаться. Наверное, потому, что Бон-Бон встаёт на подгибающиеся ноги и, смущаясь, кривляясь от боли, протягивает Марионетке похолодевшую руку, всё ещё хаотично перебирающую воображаемые струны: - Миледи. Всего один танец? Этой просьбе нельзя отказать. Шестилетка, любившая бешено дёргаться под музыку, когда её кожа была мягче, уж точно не способна на такое преступление. Рядом поднимается Мангл, подтягивая, почти поднимая своими силами неестественно застывшую Чику. Это ведь недолго - песня. Минуты три, ну, четыре. Сколько раз за это время можно переставить ноги? Больше ли будет шагов, чем болезненных спазмов, которые так или иначе придётся пережить? Пока не попробуешь, не узнаешь. Марионетка спотыкается о тянущиеся позади ноги, а Бон-Бон наклоняться неудобно и больно. Клара смиренно вздыхает и берёт Чарли на руки. Они кружатся. Разумеется, это вам не ежедневное выступление. Они скорее сами похожи на капли дождя, летящие к земле и вихляющие в полёте туда-сюда, будто бёдра или шестерни, разгоняющиеся до предела. Но разве нужно уметь танцевать, чтобы танцевать? Это же от души. Или даже откуда-то глубже. Просто переставлять ноги, махать руками, покачивать головой из стороны в сторону. Шарлотта думает, что осталось уже минуты две, но больше она ни о чём не хочет думать, поэтому прижимается к груди Клары и слушает музыку, уже немного тоже погрустневшую - если вникнуть в слова. Где-то рядом смеётся Чика, нет, Джой - это механическое, но ещё живое. Мангл, нет, Коралина перегнула её в танце, склонила почти до земли. Послышался скрип. И хохот, чтобы его заглушить. Их программы надломились, они вышли из-под контроля ровно на три минуты двадцать девять секунд. Перестали быть призраками, но не доросли до монстров. Остались людьми, умеющими делать что-то просто так. Искренне. Потому что хочется и верится. Словом, они снова превратились в детей и почти узнали, что родители ждут у двери, готовые забрать их домой, как только им надоест новая игра. Может быть, если бы не дождь... Может быть, благодаря песне... Но танец кончился, а огонь погас, и огромные фигуры со стенающими пружинами вместо сухожилий разбрелись в разные стороны. Марионетке снова захотелось вернуться в коробку и уснуть, чтобы не слышать, как падают капли, разбиваясь вдребезги.