Часть 1
22 августа 2019 г., 15:43
Так получается.
Просто жизненные события Савады Тсунаеши так или иначе связаны со смертью в любом её проявлении.
в ладошке у Тсуны нож, кровь не оттирается, тишина в её доме хрустальная
И поэтому частые посещения кладбища — это скорее последствие. Да, неприятное, но необходимое и, в каком-то больном смысле, нужное.
Киоко не идёт чёрное, грусть и слёзы — хотя всегда казалось, что ей идёт абсолютно всё.
Среди одинаково холодных надгробий Киоко смотрится просто отвратительно, и это, ну знаете, рвёт определённые шаблоны Савады. Сасагава плачет навзрыд, пачкает полупрозрачные колготки и подол платья, рвёт себе волосы, сидя у свежих могил.
Тсунаеши нервно передёргивает плечами, комкает рукав канареечной рубашки и садится на землю, обнимая Киоко.
Да, нарядец у Тсуны тот ещё, особенно для кладбища: ярко-жёлтая рубашка, светлые джинсы, цветочки на ободке и носочках туфель.
Савада такое обычно не носит, но для задания в одном культурном месте нужно было одеться подобающе.
в ладошке у Тсуны пистолет, кровь выстирывается несложно, в особняке гуляет сквозняк
Киоко жмётся как можно ближе, добавляя за шиворот грязи, плачет в отворот рубашки, вгоняя ногти под кожу, прячется.
Киоко прячется за Савадой Тсунаеши как за каменной стеной: от взрослых проблем, от страшного мира, от трупов родителей, которые находится в паре метров под землёй.
Тсуна гладит нерешительно подругу по голове и говорит.
— Это пройдёт.
Киоко не слышит, только хватается за плечи Савады музыкальными пальцами, оставляя следы на бледной коже.
Киоко не слышит, потому что в голове всё ещё свистят пули, тела бьются об кафель с жалким стуком, Риохей обещает, что во всём разберётся.
У Киоко мир рушится, встаёт с ног на голову, розовые очки бьются, врезаясь осколками точно в глаза.
У Киоко мёртвые родители с развороченными лицами, у Киоко брат, с головой погрязший в мафии, у Киоко любовь всей жизни — некое олицитворение смерти, и это даже не метафора.
У Сасагавы Киоко жизнь разрушается с громким треском руками любимых людей.
— Оно всегда проходит.
Тсуна не обращает внимания ни на неудобство, ни на грязь, ни на свежие трупы.
Савада гладит рыдающую девушку по голове и думает, куда бы её отправить, чтобы было безопасно и можно было бы рассказать без лжи.
Ложь у Тсуны горчит на кончике языка, и она иррационально старается обойтись без неё. Не получается, конечно, но самым близким Тсунаеши не врать старается особенно сильно.
Не получается.
Десятая закрывает глаза, жмурится, прогоняет такой нужный сон — после троих суток на ногах и без отдыха он закономерен. Тсуна гладит Киоко по голове и старается не испачкать короткие волосы в крови, но та лишь выверт подсознания Донны и испачкать реальность априори не может.
Тсунаеши знает, что сходит с ума — то ли от недосыпа, то ли от нервов, то ли от небесного пламени, — вот только знания катострофически мало, чтобы отличать мир от бреда и нормально в этом существовать.
Обязательно что-нибудь сбоит.
Скорее кто-то, но такие мелочи не волнуют Саваду уже очень давно.
в ладошках у Тсуны пламя, кровь сгорает, от дома остаются одни лишь руины
Тсуна закрывает глаза и считает секунды, которые то проносятся со сверхзвуковой скоростью, то ползут нарочито медленно, то со смехом путаются в седых волосах у висков и проваливаются в дыры от пуль там же.
Тсуна обнимает Киоко, поддерживает её как может, хотя все давно уже знают, из-за кого они оказались здесь.
Вокруг кого смертники водят хороводы [будто] на жертвоприношении.
— Уж я-то знаю.
Тсуна говорит устало, и её слова — скорее напоминание самой себе: посмотри вокруг, это всё из-за тебя, они умерли из-за тебя и ничто это не исправит.
Тсуна шепчет это Киоко в нежное ушко немного хрипло и надрывно, в надежде, что в её слова поверят и это и вправду пройдёт.
Тсуна ведь знает.
У Тсуны мёртвые родители/друзья/союзники, спятившие Хранители, Небесное пламя, разрывающее её на куски.
ладошки у Тсуны пустые, кровь повсюду, дома полыхают
У Тсуны взрослые проблемы, загоны, перешагнувшие с ней подростковый возраст и вросшие под кожу, кровавая рутина.
Тсунаеши не может оградить от этого близких, хоть и очень старается, и потому просто успокаивающе шепчет в пустоту, надеясь, что всё пройдёт.
в ладошках у Тсуны таится правда. правда об оружии, о сумасшествии, о мафии, о смерти.
правда о том, почему это никогда не пройдёт
в ладошках у Тсуны пляшет янтарное пламя