Каждую ночь

      Прошутто всегда славился нордическим характером и стальной выдержкой. Любое испытание переносил с завидной стойкостью и все поставленные перед ним задачи выполнял с педантичной точностью. На повышенные тона переходил редко и всегда исключительно по делу. И выглядел ко всему прочему весьма презентабельно: всегда элегантно и дорого одет, аккуратно причёсан, опрятен и ухожен настолько, что хоть сейчас на красную дорожку выпускай. И даже его вредные привычки не портили этот со всех сторон идеальный образ — напротив, даже придавали ему некий особый шарм. Только Формаджо иногда шутил, что Сквадра скоро разорится, если Прошутто не перестанет налегать на сигареты и кофе. Прошутто только хлёстко отшучивался в ответ, не теряя лица и не выдавая, насколько неприятно ему говорить на эту тему.       Может, он и пил бы меньше кофе, если бы нормально спал по ночам и высыпался. И курить бы, может, тоже бросил, если бы это не было для него самым эффективным способом быстро успокоить нервы, расшатанные всеми этими бессонными ночами.       Прошутто не был отприродным станд-юзером, и его предупреждали о том, что приобретённый станд может нести с собой некоторые… побочные эффекты.       «Ничего серьёзного, вроде тошноты или головокружения от лекарств», — говорили ему.       «Всё пройдёт, когда ты подружишься со своим стандом», — говорили ему.       Какая наглая ложь…       Как только на свет появился Grateful Dead, и Прошутто понял, в чём его сила, его долго распирал истерический хохот. Он в мафию-то подался по большей части из-за шанса не дожить до старости, которой боялся больше всего на свете. И тут на тебе — старящий станд, получи и распишись. Как вообще можно было с ним «подружиться»?       И, будто судьба ещё недостаточно поиздевалась над ним, даровав ему воплощение его фобии в качестве духа-компаньона, по ночам Прошутто стал видеть кошмары. Каждую грёбаную ночь одна и та же картина, с течением времени становящаяся только чётче и реалистичнее — настолько, что в конечном итоге всё это перетекло в сонные параличи и галлюцинации наяву.       Каждую ночь он видел мёртвых людей. Бескровные белые лица не мигая смотрели на него пустыми впалыми глазами с заиндевевшими ресницами из каждого угла комнаты, синюшные губы кривились в какофонии стонов и хрипов, костлявые руки тянулись к нему, словно ветви высохших деревьев. И Прошутто ничего не мог с этим поделать.       Вскочить и бежать из этого ужаса куда глаза глядят? Не выйдет — тело будто приковано к кровати невидимыми цепями. Позвать на помощь? Тоже не получится — связки совсем не слушаются, собственный голос слышится будто из-под толщи воды. Остаётся только смотреть, как полчища мертвецов медленно приближаются к нему, сползаются словно пауки к попавшей в паутину мухе, обступая со всех сторон, и тянутся, тянутся своими узловатыми лапами-пальцами к его горлу, сжимая его в буквальном смысле мёртвой хваткой.       Прошутто задыхался и отчаянно скрёб ногтями по душившим его холодным рукам в попытке отбросить их, но чем сильнее он пытался, тем явственнее становилось ощущение, что из него буквально высасывают жизненные силы.       С первым рассветным лучом все видения резко исчезали, но чувство тяжести и опустошённости в теле не уходило ещё очень долго. Прошутто требовалось много времени на то, чтобы восстановить дыхание, унять бешено колотящееся сердце и набраться сил встать с кровати и отнести себя в душ — заснуть всё равно уже не получится. В ванную он заходил не глядя в зеркало — боялся увидеть в отражении сморщенного старика — и сразу залезал под холодную воду, от которой тело сводило и зубы стучали, но зато разум быстро трезвел. А ещё действие Grateful Dead нейтрализовалось холодом, поэтому Прошутто был уверен, что даже если и подвергся ему ночью — ледяной душ всё исправит.       Последствия прошедшей ночи в зеркале всё же отражались, и Прошутто морщил нос, разглядывая свою расцарапанную шею. Ну, ничего. Сейчас он выкурит пару сигарет, выпьет крепкого чёрного кофе и приведёт себя в порядок, пряча подавленность и усталость под маской хладнокровного убийцы, а царапины — под шейным платком. И пусть ребята думают, что это просто модный аксессуар. Никто из них не должен узнать правду. Особенно капо.       Многие спрашивали Прошутто, иногда в шутку, а иногда и всерьёз, не надоело ли ему с его-то задатками быть всего лишь помощником капореджиме и не хочет ли он сам занять это почётное место. Прошутто в ответ лишь смотрел на всех этих людей как на идиотов.       Ризотто Неро был для Прошутто идеальным лидером, тягаться с которым у него и в мыслях не было и быть правой рукой которого было для него огромной честью. Ризотто Неро обладал непередаваемым магнетизмом, за ним хотелось следовать, куда угодно, хоть в пасть к самому дьяволу. И совершенно не хотелось показаться в его глазах слабым и уязвимым, поэтому Прошутто скрывал от него свою тайну с особой тщательностью.       Но всё тайное рано или поздно становится явным.

***

      Задание чрезвычайной важности от Босса, на которое Прошутто был отправлен вместе с Ризотто, было выполнено безупречно. Но они оба слишком сильно вымотались, чтобы возвращаться в штаб Сквадры сразу, поэтому было решено сначала передохнуть в ближайшем мотеле.       Номер им достался тихий и уютный, разговоры ни о чём расслабляли и отключали мозг, и Прошутто не заметил, как уснул.       Разумеется, во сне к нему пришли все те люди, которых он убил сегодня с помощью своего ужасного станда. Разумеется, каждый из них жаждал мести. И, разумеется, все попытки отбиться вновь были тщетны. Однако…       Аккурат в тот момент, когда Прошутто почувствовал, что последняя капля жизненных сил вот-вот покинет его, чьи-то сильные руки вдруг вырвали его из лап мертвецов, и чей-то живой голос позвал его по имени.       — Помоги мне, пожалуйста… Они пришли за мной… — взмолился Прошутто, ещё балансирующий где-то на грани сна и реальности и не до конца осознающий, что только что произошло и кто его разбудил.       — Кто «они»? Тебя кто-то преследует? У них есть станды? — обеспокоенно расспрашивал тем временем спаситель. И когда Прошутто окончательно проснулся и понял, кому принадлежит этот голос, его горло будто снова сдавили невидимые пальцы.       Ну вот и всё. Ризотто Неро, его идеальный капо, которым он так бесконечно восхищался и от которого так старался скрыть свои чёртовы слабости, теперь всё знает. И наверняка смотрит на него сейчас как на мусор, недостойный более быть не то что его правой рукой, а даже пылью под его ногами.       Но тут Ризотто снова позвал его — так тихо и осторожно, что он не поверил своим ушам:       — Прошутто… что с тобой происходит? Расскажи.       Не приказывает — просит. Прошутто медленно поднимает голову и заглядывает в бездонные глаза напротив. Ризотто смотрит ошарашенно и непонимающе, но в то же время с таким теплом и участием; в его взгляде ясно читается алым по чёрному: «Ты — моя семья, и я за тебя в ответе. Но я не смогу понять, как тебе помочь, если ты так и будешь молчать».       Внутри у Прошутто будто лопается натянутая струна, и он отпускает себя. Говорит, говорит, говорит — много и отчаянно, срываясь на хрип и уродливые всхлипы и искренне ненавидя себя за это. В какой-то момент ему начинает казаться, что Ризотто совершенно не интересно всё это выслушивать, и он сейчас рассмеётся и пошлёт его куда подальше, назвав больным психом, но он снова ошибается. Ризотто не говорит ничего и просто сгребает его в охапку, прижимая к себе и рассеянно поглаживая по голове, плечам и спине. Прошутто, и без того заметно уступающий Ризотто в росте и комплекции, теперь чувствовал себя совсем маленьким и беспомощным в его объятиях. Его колотило так, будто всё его тело — одна сплошная мышца, которую внезапно свело судорогой. И он не заметил, что Ризотто и самого потряхивало от всего, что он услышал.       Прошла, кажется, целая вечность, прежде чем им удалось, наконец, унять дрожь и снова заговорить.       — Тебе бы попробовать снова уснуть, — тихо произнёс Ризотто, успокаивающе перебирая распущенные волосы Прошутто.       — Смысл? — невесело усмехнулся тот. — Всё равно вся эта херня повторится снова.       — А я буду рядом и, в случае чего, снова тебя разбужу, — продолжал настаивать Неро. — Давай, хотя бы попытайся. Тебе нужно отдохнуть.       — Слушаюсь, капо, — недовольно проворчал Прошутто, понимая, что Ризотто просто так от него не отстанет, и лёг на кровать, отвернувшись к стене. Неро улёгся рядом — вернее, попытался улечься, в процессе стукнувшись затылком о спинку совершенно не рассчитанной на его рост кровати и тихо чертыхнувшись сквозь зубы, а после ещё долго пытаясь устроить ноги так, чтобы они ни во что не упирались. Эта маленькая неловкость показалась Прошутто забавной, и он невольно улыбнулся. Оказывается, вечно мрачный и суровый Ризотто бывает и таким, и это… мило?       Что ж, сегодня они оба раскрыли друг другу кое-что скрытое от остальных. Кое-что, что останется только между ними. Звучит довольно интимно.       Мысли о Ризотто отвлекали от всех других мыслей, тепло его тела рядом вселяло умиротворение и чувство защищённости, и Прошутто провалился в сон почти мгновенно. Только на этот раз, впервые за долгие месяцы мучений, он спокойно проспал остаток ночи без снов.

***

      Кошмары, конечно, не покинули Прошутто так просто и всё ещё продолжали сниться ему, но реже — только в те ночи, когда он спал один. В ночи, которые он разделял с Ризотто, ему не снилось ничего.       Они сблизились после того случая в мотеле, стали чаще ночевать друг у друга. Сначала всё под тем же предлогом нежелания тащиться в штаб после напряжённой миссии. Потом и безо всяких предлогов, просто так, потому что хотелось провести свободное время вместе. А потом и вовсе стали подумывать о том, чтобы съехаться, потому что то, чем стали оборачиваться их вечерние посиделки, едва ли можно было назвать просто сексом по дружбе. По крайней мере, Прошутто был твёрдо уверен в том, что испытывает к своему капо нечто гораздо большее, чем уважение и верность как лидеру. Ризотто на словах объясняться не умел, предпочитая выражать чувства действиями, но Прошутто это более чем устраивало. Как устраивало и то, что в спокойные ночи он не видел снов — лучше совсем ничего, чем кошмары.       В мифическое исцеление любовью Прошутто, конечно, не верил, но не сомневался в том, что от кошмаров его избавлял именно Ризотто. Он не знал, как, но был уверен в этом. И однажды утром после особенно хорошей ночи он решил поделиться с Неро своими наблюдениями и догадками за завтраком.       — Сдаюсь, ты меня раскусил, — усмехнулся Ризотто, пряча улыбку в своей чашке кофе, который и на кофе-то был мало похож из-за количества молока и сахара в нём. — Правда, это не совсем я, это всё Metallica.       — Ты ведь их хозяин и отдаёшь им команды, значит и ответственность за их действия лежит на тебе, — парировал Прошутто, отпив свой кофе, уже не такой крепкий и не такой чёрный, как раньше, и хитро прищурившись. — Признавайся, что ты со мной сделал.       — Ну… — Ризотто тихо выдохнул и на миг замялся. — В ту ночь, когда ты мне всё рассказал… Честно говоря, мне стало настолько страшно за тебя, что я просто готов был сделать что угодно, и в то же время не знал, что делать, поэтому действовал наугад. Решил попробовать покопаться в твоей голове и отключить на ночь участки мозга, ответственные за сновидения. Ну и… это помогло, как видишь. Поэтому я решил, что просто буду делать так каждую ночь, пока не найдётся более эффективное решение проблемы.       — Гениально, — Прошутто невольно рассмеялся, но потом резко посерьёзнел, вспоминая о «более эффективном решении проблемы». — Слушай, Ризотто… А ты не конфликтовал со своим стандом поначалу?       — Не то чтобы конфликтовал… — Ризотто задумался, вспоминая. — Просто было неприятно от осознания того, что в моём теле поселилась целая колония паразитов, которая может в любой момент убить меня, превратив всю мою кровь в иглы и гвозди. Но потом я подумал, что чем сильнее я буду заострять на этом внимание, тем больше будет вероятность, что так оно однажды и произойдёт. Вспомнил, в конце концов, что станды людям не просто так даются. Стал искать во всём этом хорошие стороны и в итоге пришёл к тому, что я и Metallica — это некий симбиотический организм. Я предоставляю им своё тело в качестве сосуда для существования, а они взамен дают мне опасные, но полезные способности, которые я могу с успехом применять в своей работе. Как-то так и поладили.       — Хотел бы я, чтобы и у меня всё так просто решилось, — невесело усмехнулся Прошутто. — Grateful Dead, конечно, слушается меня, выполняет приказы и всё такое, но связи с ним на духовном уровне, о которой все станд-юзеры говорят, я не чувствую. Просто… не могу заставить себя спокойно смотреть в глаза своему страху.       — Ну, немудрено, глаз-то у него много, тут даже я не знаю, в какой из них смотреть… — попытался пошутить Ризотто, но, поймав на себе убийственный взгляд Прошутто, прикусил язык. — А знаешь что… Я где-то читал, что эффективнее всего избавляться от фобий помогает метод «клин клином». Попробуй… не знаю… слегка состаривать себя перед зеркалом на несколько секунд каждый день?       — И каждый день ловить панические атаки, будто мне кошмары мало менталку расшатали? Нет уж, спасибо, — фыркнул Прошутто, откидываясь на спинку стула и складывая руки на груди.       — Всего на пару лет для начала, не так уж это и страшно, — спокойно продолжал Ризотто. — А даже если и будет страшно, только представь, какое ты испытаешь облегчение, когда вернёшь всё как было… Ну, и лично я думаю, что ты и в возрасте будешь таким же красивым, как сейчас, а может даже и ещё красивее, поэтому бояться тебе нечего.       — Я, конечно, догадывался, что ты любишь постарше, когда вступал с тобой в отношения, но не думал, что настолько, — Прошутто изогнул бровь, не упуская своей очереди вставить шпильку.       — Я не это хотел сказать! — выпалил Ризотто, смущённо уткнувшись в чашку.       Прошутто искренне рассмеялся, но, заметив, что Ризотто от его смеха смутился сильнее, решил не шутить больше над социальной неловкостью своего партнёра и, допив кофе, встал из-за стола и направился к выходу из кухни, приглашая Неро составить ему компанию в утреннем наведении марафета.       У них появился свой маленький ежедневный ритуал: шейный платок Прошутто всегда повязывал Ризотто, предварительно пробегаясь осторожными поцелуями по следам от заживающих царапин на его шее. Прошутто это успокаивало и настраивало на нужный лад, задавая хорошее начало дня.       — Странно… — протянул он, разглядывая своё отражение в зеркале и поправляя узел на платке. — Раньше я только и ждал момента, когда же, наконец, все царапины заживут окончательно, и я смогу избавиться от этой удавки. А сейчас избавляться как-то уже и не хочется.       — Вот и хорошо, что не хочется. Мне очень нравится повязывать тебе этот платок каждое утро, и ты в нём нравишься, — ответил Ризотто и, поймав озадаченный взгляд Прошутто в зеркале и подумав, что снова ляпнул что-то не то, тут же поспешил исправиться: — В смысле, я не имел в виду, что без него ты мне не нравишься, просто… Ну, ты понял.       С этими словами Ризотто неловко взмахнул рукой, снова заставив Прошутто засмеяться. Отсмеявшись, он вновь окинул своё отражение придирчивым взглядом, тихо выдохнул и произнёс:       — А знаешь… Раз я привык к платку, то, возможно, и к станду тоже привыкну. Завтра опробую твой чудо-метод.       Ризотто ничего не ответил — лишь слегка улыбнулся, обнимая Прошутто со спины. Всё обязательно получится.