Hey, mr. Policeman

Слэш
NC-17
Завершён
327
автор
Пэйринг и персонажи:
Размер:
7 страниц, 1 часть
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Награды от читателей:
327 Нравится 4 Отзывы 79 В сборник Скачать

Часть 1

Настройки текста
      Чимин маленький Бэмби, маленький принц или еще тысяча подходящих ласкательных к прилагательному «маленький». Живет размеренно-спокойно, четвертый курс в колледже полиции, любят его все: профессора, мелкие тонсены и даже хены. В общем, Чимину существуется вполне себе хорошо, пока в эту его жизнь не заваливается ураганом Хосок, выбивая себе место на золотом троне с грифом «бэст френд». И это дохрена не весело, потому что Хосок антоним к самому Чимину, полная противоположность и у них отношения такие: один к одному любви-бесячества. Хосок бесить Чимина умеет знатно, вот и выходит по итогу в очередной так, что его подлавливают рыбкой безмолвной на крючок банального «слабо».       Чимину не слабо и он это доказывает.       Хосок трется у входной двери, дымит себе спокойно, пока Пак с холодным потом на лопатках бродит по маленькому круглосуточному магазинчику в их районе.       Ему не слабо украсть банку пива. Нет. Но колошматит бедного как в эпилептическом припадке, когда за заворот куртки ложится ледяная банка, только выуженная из холодильника. Прожигает до ребер, жмет, а Хосок тушит бычок о стену кирпичную и думает, что Чимину все-таки слабо. Это все дохрена поломает его ванильное душевное устройство и лучше бы он вышел сейчас понуро, потому что не. Только Чимин да, расплачиваясь за кимпап с тунцом. И за кассой еще как назло бабушка усталая, а руки с купюрами у Чимина дрожат как в глубоком Паркинсоне.       - А теперь давай по-хорошему, - выдыхает она еще более заебано, щелкая по кнопкам на старой кассе. – Ты что, несовершеннолетний? Выглядишь вроде нормальным, так что выверни куртку.       Отбойный молоток в груди, яркая вспышка перед глазами – Чимин почти теряет сознание, до белых костяшек хватаясь за прилавок. Ему же просто надо было доказать ебаному Хосоку, что пай мальчики тоже могут совершать плохие поступки, ну какого хрена тогда, а? Можно не надо.       - Извините, я не..       - Куртку выворачивай, - перебивают его на легальных основаниях, потому что уже одиннадцать вечера и все люди сейчас в принципе заебанные.       Чимин смотрит своими бэмби-глазками на спину топчущегося Хосока, думает секунды две о том, что если сейчас стартануть с места, то получится избежать кары, но только не совести. Поэтому, так как все телепатические мольбы о помощи Хосок упорно игнорирует, Чимин трясущимися пальцами ставит перед кассой почти спизженную банку пива.       - Пожалуйста, можно я заплачу за причиненные неудобства, бабушка, давайте только без полиции.       Наверное, его голос был слишком понижен на жалобные частоты, потому что кассирша взбесилась не на шутку. Еще несколько слов и банка пива полетит в чиминово лицо.       - Ах ты, мелкий паршивец, какая я тебе бабушка?! – от крика на запредельных децибелах дребезжат даже стекла в витринах.       Хосок дергается, машет Чимину, но Чимин лепечет с тысячу плаксивых извинений, почти валится на колени и не замечает. Колокольчик в магазине бренчит незатейливо, но похоже на последний гон смерти. В дверном косяке мужчина в такой же форме, какую им давали примерить на прошлой лекции.       - Заберите этого, с глаз моих! – верещит женщина, а Чимин краснеет, затем бледнеет и заканчивает эволюцию на цвете неделю пролежавшего в морге трупа.       - Не надо, я все оплачу! В десять раз.. я же тоже полицейский почти, ну не надо..       Со словами «пойдет на пользу», мимо ржущего со слезами на глазах Хосока, его на пассажирское аккуратно маленькой принцессой заталкивают и увозят. Далеко и Чимину кажется, что навсегда.       В голове шум непробиваемый, пчелиный рой мыслей и ни одной адекватной. Поспать бы немножко, немножко наподдать Хосоку, немножко сдохнуть – вообще идея фикс. Душа по состоянию пепелище, в глазах медовых стоят слезы и смотреть на такого Чимина воистину жалко.       Если узнает отец – ему не жить больше. Оттаскает за волосы высветленные, выпорет по заднице и все. Для Чимина конец. Спасибо, блять, Хосок. Он бы, может, заплакал даже, но за короткое время пребывания в полицейской машине не успел.       Затормозили, его тянут за шкварник вперед, но ноги словно деревяшки и ни-ни. Получается едва ли не пинком по улице, но Чимин ни слова вопреки. Он заслужил, чтобы его пинали как последнюю дворняжку. Хреновый из него вор, как ни посмотри.       В участке светло слишком, тишина по параллельной с кладбищем и противно жужжит какой-то прибор. То ли холодильник о стену, то ли работающий кулер из других помещений эхом.       Чимину хочется немного отмотать время к «до» - до того, как он со своим видите ли гордым, не соображающим «я», намотал сопли на кулак и решил послушно повестить на слабо. В последнее время все случается не в его пользу и можно было бы назвать черной полосой, но Чимин называет плебейским пиздецом.       - Позовите этого… новенького, пусть закроет мальчишку на ночь, - его подталкивают куда-то, а на зов вылезает из-за дверного косяка голова.       У Чимина во рту по ощущениям пустыня, в голове тихая усыпальница и сердце бьется на уровне с печенью. Потому что у него, блять, черная полоса. Потому что Хосок бесит неимоверно и удавить суку хочется своими же крохотными пальчиками. Потому что голова оказывается не Доуэля, а Чон гребаного Чонгука. Вроде как хуже быть уже не могло, но по губам у Чонгука расцветает ядовитая ухмылка и да, еще как может.       В камере на единственной свободной лавочке спит пропитый насквозь алкаш, а за прутьями на стуле крутится единственный и неповторимый Чон Чонгук. Гадкий такой, бляди смешно, улыбается призывно и щурит глаза.       - Хочется что-нибудь спросить, но даже не знаю, что, - еще один разворот, еще, стул под Чонгуком юлой крутится и заговаривает Чимина на поблевать от нервного срыва.       Чимин устал очень и зол еще больше. Он хочет лбом к стене и зареветь белугой на весь спящий полицейский участок от того, что мир в последнее время в край охуел. Чимина будто специально всеми силами задавливают, размазывая расплывшимся пятном по асфальту.       До одури хочется повеситься на ремне от собственных брюк к херам моржовым, чтобы больше не было сюрпризов. Он мог бы вообще не проснуться сегодня утром. И было бы так прекрасно, что Чимин даже не представляет.       - Hey, mister policeman I don’t want no trouble, - с пением у идеального Чонгука тоже, оказывается, все идеально.       - Завались, пожалуйста.       Охрипши, заебано и отчаянно. На Чимина не похоже, но получается так. Просто он не добавляет, что завалиться Чонгук должен своей головой о бетонную стену и насмерть.       - Такое ощущение, что я не зря сох здесь всю свою практику, чтобы под конец такой подарок.       Чимину бы завыть волком от безысходства, но получается головой в колени и полнейшее игнорирование идеального пения довольного до усрачки Чонгука.       Они не враги. Они типа такие никто друг другу, с условием того, что у Чимина каждый в их колледже друг, а на Чонгука все молятся с утра до вечера без устали. Может поэтому они и не сошлись как-то по звездам. Получилось, что Чимин не молится почти, а Чонгук отнекался от предложенной дружбы.       Было даже нормально, пока не начались вечные подъебы со стороны младшего, вроде как и безобидные, а вроде и занозами по сердцу. Чимин, конечно, игнорировал упорно, улыбался на очередное замечание по поводу пидорского белого пушистого свитера, но внутри все Хиросимой локального характера, выбравшей своим подпитывателем довольную лыбу на лице Чонгука.       Потому что Чимин все-таки немного молился. И был маленьким геем с белыми пушистыми свитерами. Просто на такого, как Чон Чонгук, сложно не глазеть с опасностью того, что на пол сейчас как у дебила закапает слюна. Но у Чонгука в разницу всего два года, под тысячу новых баб с влажными глазами и тема должна быть сразу прикрыта, ровно так же, как и варежка Чимина, но по-простому у него не получалось уже давно. На уровне груди вырисовывается отличная цель для новых страданий.       - Почему такая ирония в том, что Пак Чимина закрыли в обезьяннике? – спрашивает Чонгук явно без ожидания на ответ, но улыбается все равно блядовито-довольно.       Отчетливое такое понимание, что от него теперь уже никогда не отстанут, бьет под дых. Типа раньше было дразнить за малым, сложно придраться к душечке Чимину, а теперь у Чонгука повод на пожизненной основе, хотя бедного ангелочка без крыльев закрыли всего-то на ночь.       - За что?       Храпит пьянь на единственной скамейке, Чимин морозит жопу по плитке и вообще от этого можно не только простудиться, но еще и яйца в конец отморозить. Чонгук бы отлично пошутил на этой теме, что яиц у Чимина априори нет, так что стоп паника. Но Чонгук не шутит, а Чимин бросает устало нечто похожее на призыв, чтоб от него расточительно так отъебались хотя бы на одну ночь.       - А тебе есть дело до этого? – глухо, с каменным лицом и взглядом, затормозившим на ладошках.       Чонгук хмыкает громко. У него в голове не вяжется, что повязали Чимина. Просто.. нет? Хочется комично протереть глаза кулаками и убедиться, что это все-таки мстительный сон, а не реальность.       - Ну, как видишь, есть.       Мстить Чимину много за что можно: щеки у него румяные такие, лолитные, словно персики; пальчики карикатурные и просят, чтобы их целовал кто-то не похожий на Чонгука; улыбка счастливая и расходится всегда теплыми лучами, от которых в груди у Чона прогрессирующая лучевая болезнь. Ему Чимин улыбается всегда с грустинкой, на грани того уже, чтобы вообще перестать. И губы у него блядские совсем.       Чонгук развил в себе огромный по размерам фетиш на г у б ы. Он подыхает от когнитивного диссонанса в больной голове и мстит Чимину за то, что он родился таким. С хером между ног. Потому что Чон Чонгук не гей. И никогда не будет. Просто у Чимина губы бабские совсем и только поэтому Чонгук дрочит, представляя эти губы на члене вместо сжатого кулака. Он скорее сдохнет от фрустрации, чем перестанет рисовать пошлые картинки или перестанет Паку мстить.       Эта блядь заслужила.       Просто Чонгук немного cсыкло. И бесится из-за того, что на все ядовитые комментарии Чимин не особо реагирует. Он искренне думал, что хен обидится, настучит на него своим друзьям (а на него после этого могло ополчится с вилами-копьями половина колледжа) или в ответ когда-нибудь гаркнет, даже если и не обидное, а простое такое, обычное «заебал», но Чимин нет. Не гаркает. Улыбается только, сука такая, и мямлит что-то как даун. И Чонгук мстит по новой еще сильнее.       - Не скажешь? – пожимает плечами, вскакивает с готовностью пуститься хоть на кросс. – Ну и ладно, не говори. Я сам узнаю.       Когда Чонгук возвращается с выклянченной информацией, что Пак Чимин должен носить на шее табличку с большими буквами «осторожно – долбаеб», в обезьяннике все еще разносится эхом храп пьяни, а Чимин свернулся калачиком на расстеленном пальто и вроде как сопит. Чонгук не уверен, что за пять с небольшим минут можно заснуть, но все равно с болезненной заботой укрывает маленькую тушку пледиком для заключенных.       Чимин скорее всего не спит, но и глаз не открывает, а Чонгук просто кладет хуй.       С понедельника Пак огурчиком в колледже, как и вернувшийся после практики Чонгук.       Доебывается мелкий знатно и с новыми силами, так как три недели ему было конкретно некого доставать, и он типа скучал. Только странность одна - никто еще не пронюхал про то, что Чимин отлежал ночь в обезьяннике. Хосок молчал на правах друга, но Чонгук молчал с каких-то непонятных хренов. И это странно, окей? Чон подъебывает про это аккуратно: «Давайте нам Чимин-хен расскажет за кофе про условия для задержанных на короткий срок, а то я забыл этот параграф» и в таком духе. Чтобы кроме них троих никто не понял, почему Чимин может пояснить и должен это делать.       На воспоминаниях про плед Чимин выворачивает наизнанку весь интернет, но находит-таки что-то сродни поздравительной открытки с вычерченой строчкой золотыми завитушками «Hey, mister policeman I don’t want no trouble» и заказывает расточительно две. Одну можно будет на память после выпуска всучить Чону, а вторую себе на стену вместо плаката. Чтобы уж точно молиться иногда еще более усердно.       Один к одному с Хоби все еще катит, но Чимин слеповат немного и не замечает. К примеру того, что Хосок разговаривает в коридоре с Чонгуком, а Хосок как бы патологическим диагнозом трепло поганое. И вскользь совсем упоминает, как же Чимина легко развести на банальное слабо. Вот к слову пришлось, случайно.       Чонгуку после этого открытия припекает нехило. Он терпит от силы, хватаясь за свою шаткую гетеро, точно так же, как девочки хватаются за него, дня два. Убеждая себя, что губы у Чимина бабские совсем, Чонгук поддается и позволяет мозгу плавится.       Печет очень сильно. Настолько, что он выстраивает целый план по захвату данных у ЦРУ и КГБ в одном флаконе. Все держится на шатком шансе того, что святой Чимин приколбасит на студенческую пати, а этот маленький процент удачи Чонгук решает увеличить с помощью Хосока, которого уговорить на помощь без вопросов крайне легко, так что они сходятся в цене, что Чонгук посоветует его нескольким классным цыпочкам из знакомых.       И Чимин приходит.       Чонгук достаточно долго прожигает его взглядом. По ощущениям вечность, на деле минут тридцать с копейками. Печет уже так, что Чон ошпарит от любого прикосновения. И дым скоро из всех щелей повалит.       - Забыл здесь свою целомудренность? – схоже с шипением гадюки перед окончательным броском на свою жертву.       Чимин дергается всем телом, отлипает от стены и смотрит на близкого Чонгука. Слишком близко. Сантиметров семь между носами, а младший еще и нависает с высоты своего роста. Стоп, блять.       - Видимо нет, - улыбается по-обычному, трясет банкой с пивом, - она утопилась еще в третьей.       Только тогда Чонгук как бы галочкой в голове замечает, что Чимин немного так подвыпивший, губы блестящие все и сладкие. Пухлые как никогда, а языком по сочной нижней и вслед за ним неоновые блики. Блять громкое в голове, потому что перед ним сейчас реально самая настоящая блядь.       - Не боишься быть арестованным?       Чимин говорит много ереси всякой, пьяной немного, немного от этого нужной. Чонгук слушает внимательно про отца, который узнал и оттаскал за волосы, про возможность того, что Чимина вполне могло стошнить еще в магазине от нервного потрясения. Посмеивается даже, но от пухлых чиминовых губ и периодически проезжающего по ним языка у Чонгука стояк дикий. И это надо решать.       - Знаешь, хен, - перебивает он, смотрит с подъебкой в глазах, - а слабо тебе отсосать?       Чимин молчит с три секунды, затем протяжно икает и смотри хмуро. Что-то еле уловимое в радужке, Чонгук никак не может ухватиться и прочитать.       - Я не ведусь на поганое «слабо».       Он умный и учится на своих ошибках быстро. Наверное. Потому что Чонгук продолжает спокойно своим приятным шелковистым баритоном, и Чимин все-таки не совсем умный. Скорее аллегорией с винной пробкой.       - Нет, ну я ничего не говорю. Просто слабо, зассал ты, - на периферии сознания скрипит навязчиво, мигает красная лампочка, но Чимин не обращает внимания и тонет-тонет-тонет. – Сказал бы честно, что не можешь. Вот я, к примеру, легко тебе дам это сделать, хотя бы просто из принципа, что мне не слабо. Тысяча девичьих губ за плечами, но я не зассу.       Блядство. Неужели сработает.       Глаза у Чимина блестят совершенно маниакально, лицо сосредоточенное, он без лишних слов вцепляется в руку Чонгука и тянет сквозь вереницу тел. Выходит на бесконечную хуеву тучу времени, когда они находят в двухэтажной квартире свободную спальню.       Руки предательски дрожат, Пак щелкает заложкой без возможности сбежать любому. Не давая передышки на осознание того, что Чимина можно развести на раз-два без особых стараний (Чонгук до сих пор слабо верил в реальность происходящего), он зашуршал ремнем, прибив гвоздем младшего к стене.       Получается без лишних секунд между ними, без лишних действий. Хотя и возится он со всеми пуговицами-молниями долго, руки все еще в Паркинсоне.       В омут с головой, блять, и пляски на тонкой грани. Чонгук за эти секунды на повторе хоть с сатаной завальсировал.       Глухой удар темечка, Чимин перед ним на коленях – похоже на рай, только без заказанного блэк-джека и лишь с одной, самой желанной шлюхой. Ради такого и умереть ведь не жалко.       Стискивает бедра руками, проводит фалангами по шуршащей ткани, очерчивая кривой шов на тыльной стороне бедра, а затем резким движением до разрыва аорты и чоновых модных джинсов с дорого подранными коленками, тащит их в содружестве с боксерами до щиколоток.       Улыбается чистой масти блядью, смотрит как шлюха, стоя на коленях и собираясь отсосать. Пугает до чертиков, потому что на затворках разума мысль, что Чимин может и откусить его хер вместо легких ласк. Но Чонгуку не до того. Эта мысль улетает так же стремительно, как и появилась в его озабоченной голове.       Чимин смотрит, затем ведет аккуратно, едва касаясь разгоряченной кожи, пальцами по всей длине, неожиданно смущается своих же действий, но. Но ему, блять, не слабо, усеките уже все.       Шершавым языком тонкой линией снизу-вверх и обратно, будто выкладывая убийственно медленно и аккуратно глазурь на шоколадном торте. Чужой сдавленный выдох за зеленый сигнал, что сплошь и поперек гетеро Чонгук, у которого красивые телки в рот брали, довольствуется Чимином.       Чону нравится и Пак даже не подозревает насколько. Потому что эти блядские губы не идут в сравнение ни с какими другими.        г у б ы       Одним словом с четырьмя буквами должно быть все сказано.       Берет по основание в рот, давится от этого как-то неумело, но Чонгук разрывает зрительный контакт, закидывая голову и шурша пальцами по обоям. Ему охуительно даже так, потому что губы, как он себе и представлял, у Чимина мягкие очень, податливые и теплые. Скользят как шелк по коже, но наощупь словно слегка ворсистый королевский бархат. Мокро, скользко. У Чонгука аллегорий к этому божьему дару тысяча, но ни одной в сто процентов.       Чимин, видимо, с его пухлыми губами и жарким ротиком, упал к нему с неба. Как ангел. Или дьявол, ведущий на искушение, но Чимин ведет короткими поцелуями по всей длине, а затем опять резко внутрь, таранит горло. И у Чонгука как-то в голове подозрительно пусто. Хотя должна быть тысяча и одна мысль, что фу. Что с парнем вообще не комильфо, но, кажется, Чонгук смирился со своим диагнозом ровно тогда, когда Чимин появился на горизонте его плейбойской жизни.       - Сосешь отпадно, - вибрирующим голосом заверяет младший, зарываясь свободной рукой в прохимиченные осветлением пряди, слегка надавливая. – Нравится тебе? Нравится, точно..       Чимин предпочитает не отвечать, вместо этого расслабляется, позволяя руке Чонгука задать нужный ему самому темп. Вместо жестких толчков получаются очень легкие, в щеку, но дышать от этого не легче, и слюна уже капает на пол, прямо в середину между разведенных коленей.       Возвращая себе контроль, Пак поднял глаза на Чонгука, но у того запрокинута голова, копчик вжат на полный максимум в стену и глаза блаженно прикрыты. От этого зрелища хочется кончить очень и очень, Чимин запускает свободную руку себе между ног, прижимает ляжки друг к другу и гладит себя сквозь слои тесной ткани. Удовольствия мало, но хоть какое-то трение в зудящем от напряжения паху.       Останавливается на несколько безумно долгих секунд, чмокает головку, надавливает на уретру, а низкий хрип хочется выпить с губ по губам, но у них тут не крематорий для нежностей-романтики, а ссаный спор, который Пак не проиграет.       Заталкивая в себя почти полностью, глотая и продолжая давиться до изнеможения легких, Чимин пытается доставить максимальное наслаждения, вылизывая будто любимый ежевичный чупа-чупс из автомата у колледжной столовки, с нескрываемым кайфом от солоноватого привкуса на языке.       - С-сука-а, обожа-а-ю твои губы, - от такого признания Чимин давится чуть сильнее, почти начиная кашлять.       Он возится с его членом во рту еще ндцать минут, и Чонгуку этого достаточно.       Может, он не совсем еще конченный эгоист, потому что спускать прямо в рот милашке Пак Чимину он не хочет хотя бы из-за внепланово вспыхнувшей совести. Типа нельзя доверчивых людей так разводить, а Чонгук положил на этой хуй. Причем свой.       Он выдергивает вибрирующий член из чужих пальцев, случайно заезжает блестящей головкой по раскрасневшимся и распухшим губам, на него глядят разочарованно и с детской обидой. На это лицо кончить хочется еще больше. Может потом, потому что Чонгуку надо увидеть пакчиминовы щеки с его спермой, разбрызганной и стекающей, словно сливочный крем. А он бы слизывал с себя по капельке…       Это скорее всего полный финиш. Догоняется он себе в кулак. Вот теперь точно конечная.       Минуты патокой в немом молчании. Чимин смущенный дико, поражает Чонгука калейдоскопом эмоций на лице и меняющимся настроением. Секунду назад он дико отсасывал на коленях, почти дрочил сам себе, а сейчас подымается растерянно и тупит по жесткому.       Зато вместо него добить себя решает Чонгук, у которого мозги переклинило после оргазма так, что головной механизм дает самый главный сбой в его жизни. Один неосторожно брошенный взгляд на каменный стояк у хена и играет на затворках души поминальный марш.       Прощай, гетеросексуальность Чон Чонгука. Помним. Любим. Скорбим.       Штаны с бельем мешаются, Чонгук запинается, но уверенно так толкает Чимина к чьей-то кровати. Едва ли удобно идти, но Чон валится следом и теперь точно все. Если он это сделает, то дороги назад не будет. Чонгук делает без лишних высокопарных раздумий: у пластом лежащего Чимина сдергивает штаны и дрочит. Размазывает по аккуратному маленькому члену свою сперму, водит горячей ладонью и вслушивается в яркие писклявые постанывания. Как у девчонки, честное слово.       Так голову Чонгуку не пекло еще никогда в жизни.       Кто-то долбится в закрытую дверь, но им обоим не до этого.       Чонгук массирует взбухшую венку, ведет по ней ногтем, слегка царапая нежную кожу. Даже не скажешь, что он впервые держит в ладони чужеродный хуй. Не его собственный, а другого парня.       Все, занавес. Расходимся.       Может, Чимин слишком отдается моменту. Может, что просто реально больше нет сил терпеть. Прямо в чонов кулак, дергаясь в пробивном оргазме, Чимин кончает позорно быстро. Слишком, даже без намека на самоуважение и гордость. Чонгуку на этой похуй ровно столько же, сколько и Чимину.       Чон не находит альтернативы лучше, чем вытереть сперму с ладони чьим-то покрывалом с чьей-то кровати. Вот уж неизвините, нахрен тогда надо комнаты запирать.       Заваливается бок к боку, дышит тяжело и не думает совсем. Как-то не хочется, если быть настолько откровенным. И все это такая сцена из порно, что ужас. Он мог бы поставить на то, что порнушка с их участием выйдет многомиллионным тиражом.       - Забыл дома свою гетеросексуальность, мм, Чонгук? – со спущенными штанами и прижатыми телами получается даже не цинично. Просто, чтобы не сидеть в тишине.       - Я тебя выебу. Прости, хен, не здесь и не сейчас, - так, чисто вдогонку, - обязательно выебу.       Чимин смотрит в потолок. Думает. Когда все настолько пошло по пизде? Или это называется белой полосой, но Чимин на плебейском все еще выразит как пиздец.       - Охуел? – ухмылка по чужим губам заметна даже слабыми, расфокусированным, боковым зрением.       - Да ладно тебе, мы же молчаливо встречаемся уже вот два года, - прыскает младший почти нахально, - вот просто недомолвки были. А сейчас закончились.       Чон Чонгук, серьезно? А бабы твои, наверное, тройничок планировали составить?       Чимин отворачивается, прячет лицо в сгибе локтя и со всей силы давит лыбу. Прямо душит, но сука проскальзывает по губам.       - Ебу дал? – хватает только на невнятные матерные вопросы сквозь потушенный от бьющего под дых счастья голос.       - Типа того. Дал только что. И тебе потому эту же ебу засажу, - Чонгук расплывается несоразмерным зефиром по подушкам, что не отодрать. – Не отнекивайся от суровой правды, хен. Мы вместе. Допирало долго просто, бывает. А сейчас торкнуло как следует и все, хрен ли ты теперь у меня сольешься.       Чимин больше не пытается подавить лыбу, такой силы напор из всех щелей не выдержать уже никому. И он улыбается, потому что вроде как белая полоса в жизни. Частично благодаря черной и Хосоку. А через неделю Чонгук по достоинству оценивает скромный подарок, нараспев зачитывая «Hey, mister Policeman…» своим идеальным, сука, голосом.
Отношение автора к критике
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.