Imperfect

Слэш
R
Завершён
87
автор
Пэйринг и персонажи:
Размер:
9 страниц, 1 часть
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Награды от читателей:
87 Нравится 12 Отзывы 10 В сборник Скачать

Часть 1

Настройки текста
Примечания:
— Тогда стоит сходить к психиатру — Заткнись. Тянь ублюдок малолетний. Защищает. Знает ведь, что Рыжий сам на него ни в жизнь не полез бы. Ведь больше защитить Рыжего некому. Вот и рвет за него глотку. Знает, что защищать Ли тоже никто не захочет. Знал бы ты, Тянь, к кому Ли каждый раз разбитый, раздавленный приходит. Как побитая дворняга к ласкающей ее руке, как корабли в ночь на маяк. Ли приползает к Чэну. Да, Тянь, к твоему брату, которого ты ненавидишь. Никого, кроме Чэна, у него ведь тоже нет. Никому, кроме него, Ли не нужен. Он сомневался сначала, уйти пробовал, оставить просил, ведь не нужен ему он. Но Чэн ему вбил, где-то на подкорке вырезал: не брошу не брошу не брошу И Ли даже Шаня понимает. Приятно это, понимать, что нужен ты кому-то, что кто-то за тебя готов по головам пойти, только чтобы тебя, убогого, защитить. Видимо, семейное это у братьев Хэ. Подбирать дворняг с улицы да домашними делать. За живое задел Тянь. Он ведь и правда не особо нормальный. И к психологу ходит регулярно, раз в месяц, просто для галочки. И с башкой если у него и проблемы, то он их упорно скрыть пытается. На самом деле, не такая Ли мразь, как он нем считают. Терять просто нечего. Единственный важный человек защитить себя сможет самостоятельно. Ли, может быть, и хотел бы Тяню в лицо об их отношениях с Чэном сказать. Но не хочет. Не хочет высмеянным быть, не хочет терпеть оскорбления, слушать про то, кто чья шлюха, кто кого использует. Тянь ведь ни его, ни брата не жалует, даже не так — терпеть не может, ненавидит. А Ли ведь правда Чэна любит, надеется, что и он его тоже. Даже если нет, пусть просто рядом будет. Потому что приятно до дрожи, когда есть, кому выговориться можешь. Тепло чувствовать приятно, когда со спины обнимают и целуют в макушку. Наверное, Шаню тоже это понравится, но он ему не друг, чтобы советы давать. К этому своим умом прийти надо. Уж Ли на собственном опыте знает. Он иногда самое начало вспоминает, когда он тоже не доверял, шарахался от Чэна, чуть только тот приобнять или просто коснуться хотел. А теперь сам, чуть только в студию заходит, сразу место под его рукой занимает, жмется к нему, словно кот, потому что приятно это. Чэн теплый, в отличие от самого Ли. А ведь ему много времени понадобилось, чтобы так сделать —подойти да обнять, просто так, без слов. Он сначала садился на другом конце дивана, чтобы никакой частью Чэна не трогать, не касаться, знал ведь что привяжется быстро. А потом ближе и ближе садился, с каждым разом понемногу расстояние сокращая. Теперь его от Чэна не отлепить, всегда жмется, неосознанно. Он вроде и контролировать себя пытается, когда думает, что тому может неприятно быть, отодвигается, а Чэн словно насквозь его видит — притягивает обратно. И приятно сразу так становится, когда понимаешь что не надоедаешь, не мешаешь. Когда понимаешь, что ты любим. — В этот раз я верну только твою колу. Но если продолжишь лезть на рожон, с тобой церемониться не будут. Кола приятно голову холодит. В себя приводит, из мыслей вытаскивая. Нельзя Тяню ни чувства, ни эмоции в нем видеть. Тянь, к сожалению, не дурак — выводы сделать сумеет. В своей голове сложит, к результату придет, жаль только, не поделится. А если не придет, то интерес проснется. Оба варианта добра не предвещают, лично для Ли. Безразличие ложится на лицо как влитое. Ни единой лазейки к настоящим чувствам не оставляя. Не для всех желающих они предназначены. Если быть честным, то только одному. Ли за годы делать вид, что ему наплевать, научился профессионально. Пусть Тянь засунет свою потребность в самоутверждении себе в задницу. Кола на вкус не так уж и плоха. Тянь уходит, подчиненных Чэна с собой забирая. Чэн их не отдал бы ему, если бы знал, что он делать собирается. Если продолжишь лезть на рожон, с тобой церемониться не будут. Ли усмехается, вспоминая. На рожон лезть, туда, куда не следует, впутываться для него как зависимость. Потребность неутолимая в азарте, в риске. Его интерес, как собака голодная, пока не покормишь — не отстанет. Если Тянь одними побоями его запугать думает, то пусть подавится. Один раз Ли пережить сможет. На то он и Ли. А второго раза просто не будет. Чэн не позволит. Причину убедительную придумает или просто скажет «нет, Тянь, не в этот раз». А потом еще долго перед Ли извиняться будет, обнимая и теплом своим грея, синяки зацеловывая, за то, что не досмотрел, не понял с самого начала, что к чему. Замечтался он. Пора в себя приходить. Ли умывается, продолжая думать. По большей части о Шане с его персональной гончей, с которой они еще не раз один на один встретятся. Несколько на одного не для Тяня, это скорее к нему самому. Тяню гордость не позволит кого-нибудь себе на помощь позвать, также как и Ли в таком случае. Он, конечно, не сказать, что самый честный и принципиальный — по ситуации смотрит. Тяня и в одиночку ушатать можно. В теории. На практике у него самого ни разу не вышло. Эта мысль покоя не дает. Он, может быть, умом то и понимает, что того сфера деятельности семьи обязывает уметь за себя постоять, у него удар поставлен, движения заучены, в башке каждое следующее действие противника предугадано. Ли же улицей научен. Стычками в подворотнях, драках и стрелках. Когда дерешься не ради тренировки, а ради чести и, в редких случаях, жизни. Там не до продуманности, осознанности и понимания. Чистые эмоции. Чистый гнев. Чистая злость. Ли грязно играет, не бросаться в лоб старается, но внутри все то же, что и у всех, кипит, жжется, наружу лезет, главное то, что он это сдержать смог. Поэтому Змеем стал. Потому что изворачивался, выкручивался, но целей своих достигал. У одного жизненный опыт, у второго годы тренировок. Играя честно, тут не выиграешь. Прости, Чэн, у нас с твоим братом взаимная неприязнь. Ли слишком задумался. С Тянем потом разберется, потом, не сейчас, не завтра и даже не через неделю. На Тяня ему, пока что, наплевать. Ли объявляет затишье. Пусть все по разные стороны баррикад отдохнут. Он сегодня устал. Ли хочет к Чэну так сильно, что готов позвонить ему, чтоб тот забрал его куда-нибудь до следующего утра. Но он потерпеть может. Чэн занят, Ли, не будь надоедливым ребенком. Потом. Все потом. Ли головой встряхивает, дурные мысли отгоняя. Капли воды вокруг разлетаются. Ли сразу в голове образ мокрой собаки видит и невольно усмехается. Определение до боли точное. Оставшиеся уроки тянутся до противного медленно. Ли не вникает особо. Он минуты до конца отсчитывает, если не секунды. Бубнеж учителя лишь желание руки на парту сложить и вздремнуть хорошенько вызывает. Он мельком класс осматривает, убеждаясь, что только первые парты учителя слушают, и то без особого желания, последним же откровенно насрать. Он сидящего рядом, из его шайки кто-то, он имени точно не помнит, локтем в бок пихает, сколько осталось спрашивая. Тот на пальцах показывает пять минут. Ли ему в ответ записку передает, о сегодняшних делах на окраинах напоминая, и подписывает внизу, что его сегодня не будет, пусть остальным скажет, что Чао за главного. Записку забирают, кивая уверенно. Ли в глубине души радуется, внешне этого не показывая, что вечер свободен и ему некуда торопиться. Он стоит перед одной из высоток в центре, глядя вверх, и понимает, насколько комично он здесь смотрится. Туда-сюда ходят люди в деловых костюмах, ездят машины, на которые можно не накопить за всю жизнь. И тут он. В подранных джинсах и такой же футболке. Как пятно на новом костюме. Как грязь на подошвах дорогих туфлей. Но как же ему до чертиков нравится, что ему и слова не скажут. Осуждающе посмотрят, подумают «какого черта эта шавка тут забыла», но не скажут. Он сейчас в эту самую высотку с наглым лицом войдет, пройдет мимо охранника, вызовет лифт, еще парочку удивленных взглядов словит и только перед заветной, знакомой дверью, наглость с лица уберет. На самом деле, ему Чэн за такое выражение лица в самом начале вломить успел. Сам, своей рукой, какой бы тяжелой она ни была, Ли это сполна прочувствовал. Он потом, после удара, еще на полу минут пять в себя приходил. А Чэн еще что-то пафосное сказал, вроде «еще раз увижу такое лицо — получишь в полную силу». Ли тогда повыкобенивался еще, лежа на полу, ну как на полу — на ковре на самом деле, белом, пушистом ковре, который ему ужасно сейчас нравится — мол, «меня и сильнее били, для меня твой удар, как комариный укус». Но на будущее запомнил. Если это было Чэновское «слегка», то в полную силу Ли не переживет. Чэн на него в тот раз еще смотрел ласково-ласково, хоть Ли этого тогда не понимал, да и как человек, который тебя одним ударом на пол повалил, так смотреть может. Чэн мог. Как он позже, намного позже объяснил, это была профилактика. Ли тогда долго смеялся, вызывая у него улыбку. Но спорить не стал, ведь и правда помогло. Ли теперь, как только к этому месту подходит, сразу старается нормальное лицо сделать, маски сбросить по максимуму, может боится, а может, самому не хочется. Он еще не до конца разобрался, но это уже неосознанно выходит, что, когда он Чэна видит, более настоящим становится. Он перед этой самой дверью всегда несколько секунд стоит, думает, сомневается. Но все равно внутрь заходит. Сомнения еще ни разу верх не взяли. Ли сам иногда удивляется, какие сомнения до сих пор могут оставаться, если единственное место, в котором он себя настоящим почувствовать может, прямо перед ним, только ключ вставь и за ручку дерни. Ли в душе собой гордится, что ключ от этого места имеет. Ему Чэн его дал сам, в руки сунул, после того, как его сидящим, почти спящим, у двери нашел. Он тогда хотел к Чэну сильно очень. Поговорить хотелось или просто отдохнуть. Только в этом месте успокаиваться, расслабляться получалось. Чэн не прогонял, а он никуда не хотел уходить. Так и повелось. Жалко, что Ли тогда, под дверью, действительно почти спал и не видел, какое у Чэна лицо было. Наверняка какое-то до невозможности смешное. Если у него вообще может такое лицо быть. Ли, почему-то, часто себя псом чувствует рядом с ним. Под дверью ждет, под ласковую руку представляется. Ну и пусть. Пес, так пес, лишь бы рядом быть. Он ключ в замке медленно поворачивает, стараясь шума лишнего не делать. Открывает дверь, старается так же тихо зайти внутрь и закрыть ее за собой. Вниз смотрит и туфли черные лакированные видит. Чэн дома. Это душу непроизвольно радоваться заставляет. Он свои кроссовки пятка о пятку стягивает, улыбается как дурак в процессе, ставит сумку в отведенный для этого угол, стараясь все как можно тише сделать. Выглядывает из-за угла и, наконец-то, замечает того, ради кого такие усилия приложены. Чэн, скорее всего, давно уже знает, что он здесь. Возможно, с момента движения ключа в замке, возможно, чуть позже. Но он знает, что Ли любит в эту игру играть, поэтому делает вид, что все как прежде, что никто не старается его удивить. Чэн у кофемашины стоит и послушно ожидает его, Ли, действий. От понимания, какое доверие тот ему оказывает, спокойно подставляя спину, на душе тепло-тепло становится. Ли на носочках подкрадывается, стараясь без малейшего шума шагать. А потом обхватывает руками со спины да в шею утыкается. Чэн высокий, выше него, привстать немножко приходится, но Ли не против. В шею ему улыбается, наверняка щекоча, и шепчет, шепчет, шепчет: — Чэн И целует, нежно, ласково. Так, как надо. Чэну ведь действительно нежность нужна. Пусть он не признается в этом сам, Ли уже его без слов научился читать. То, как плечи его расслабляются, как из спины напряженность, за день скопившаяся, уходит, показывает, как ему на самом деле приятно. Они ведь с Чэном оба недолюбленные. И ту любовь, которой им всегда не хватало, ту, которую дать было некому, они стараются друг другу отдать. Просто потому, что понимают, как тяжело это, когда некому слова поддержки сказать, обнять или по волосам, успокаивая, провести, когда любовь свою, пусть детскую, подарить кому нибудь хочется, а некому. Чэн брата всей душой любит, по-семейному, по-настоящему. Глотки за него рвать готов, лишь бы только защитить, оградить от того, что навредить может. От отца его выгораживает, на себя все то, что с ним должен был разделить, взвалил, себя не щадя. А в ответ от Тяня лишь ненависть. Он, наверно, просто всей правды не знает. Не знает, сколько Чэн на себя берет, чтобы он жил нормально. Знал бы — нормально себя вел. Ли, старую рану ворошить не желая, в подробности не вдавался, что такого произошло тогда, когда Тянь еще мелким был, не знает. Да и не нужно ему это знать. Он всегда на стороне Чэна останется, что бы ни случилось. Ли нежно его в шею целовать продолжает, легко, невесомо, почти губами кожи не касаясь. То выше, к кромке волос приближается, то вдруг в бок уходит, под челюсть. Он бы и выпирающие позвонки поцеловал, но Чэн только пришел, в рубашке, а она ниже поцелуям спуститься не дает. Он, наконец, его из собственных объятий выпускает, повернуться к себе позволяя. — привет. Чэн кивает, слегка улыбаясь. Для Ли каждый раз, когда он так делает, солнце ярче светить начинает, настолько редко Чэн позволяет себе так сделать (Ли в глубине души надеется, что он так только с ним делает). По лицу Чэна понять, что он чувствует и думает сложно чрезвычайно, поэтому Ли теперь больше внимания уделяет действиям и жестам. Он понимает и принимает, даже обижаться совсем перестал. Но все равно, когда Чэн себе человеческие эмоции позволяет, Ли радуется больше обычного. Чэн запускает руку в серые волосы, ероша их, и смотрит как-то тягуче-задумчиво, будто знает все, о чем Ли думает. Взгляд насквозь пронизывает, но Чэн, пока что, молчит. Ли знает, что тот его всегда как открытую книгу читал. С самой первой их встречи и до сих пор. Чэн ничего не говорит, насчет того, что видит, и делает вид, что ничего не заметил. Ли благодарен, что он не давит. Ли расскажет только тогда, когда сам будет готов, раньше из него слова не вытащить, и Чэн об этом прекрасно осведомлен. — будешь кофе? Ли головой отрицательно мотает. Кофе сейчас, почему-то, не хочется. Хочется, чтобы Чэн обнял и утешил. А кофе, нет, не хочется. Чэн кружку на стол перед диваном ставит и садится. У него какие-то дела по работе. Ли садится на диван, к нему прижимаясь под боком, а тот рукой к себе поближе, поудобнее, притягивает, прикосновениями согревая. Они не говорят, но напряжение отсутствует. Ничего не значит, молчат они или нет, Ли это нравится, он это комфортом считает, если даже молчать приятно. Чэн ноутбук берет, поглядывая на светлую макушку (Ли, конечно, этого не замечает, да ему и не надо) человека, который ему дорог, и решает дать Ли время слова нужные подобрать. Он действительно волнуется, потому его к себе чуть более крепко прижимает, словно защиту от всего в своих объятьях обещая. Закатное солнце прямо в глаза светит, а Ли оторваться не может. Диван, на котором они сидят, напротив окна расположен, позволяя не скучать, пока Чэн работает. Закаты это красиво, думает Ли, а затем наклоняет голову назад, понимая что видит кое-что еще красивее. Солнце за горизонт уходит, но облака продолжают гореть, как и сам небосвод, в оранжевые цвета разукрашенный. Наверное, снизу закаты не дарят таких эмоций, поэтому Ли никогда раньше так сильно ими не восхищался. Там их загораживают дома, небоскребы, рекламные стенды, а здесь все это внизу находится, под тобой, все это не важно. Пускай там внизу кипит жизнь, и все без остановки движется. Но Ли устал. Он смотрит на закаты и удивляется, ведь каждый день заходит одно и то же солнце, на одном и том же небе, освещая похожие между собой облака, но картина, создаваемая каждый вечер, никогда не похожа на предыдущую. И он человеку, который сейчас рядом с ним сидит, искренне благодарен за то, что красоту эту увидеть дал. Небо постепенно начинает темнеть, оранжевый постепенно вытесняется синим. Чэн заканчивает, тихо ноутбук в сторону убирая. Ли, о закатах размышлявший до этого, слышит, что Чэн закончил. Теперь он может внимания к себе потребовать, на себя посмотреть заставить, хотя знает и так, что Чэн всегда только на него смотрит. Он слегка привстает, на одну ногу опираясь, другую через ноги Чэна перекидывая. Он ему прямо на колени садится и в глаза смотрит, но долго не выдерживает — сдается. Голову вперед наклоняет, носом в шею Чэна утыкаясь. Руками по спине проводит, там их и оставляя, не сцепляя никак, просто на лопатки кладет, между диваном и спиной Чэна зажимая. А потом чувствует, как чужие руки, в ответ, тоже на его спине расположились, пряча от всего мира, а Ли больше ничего и не надо. Чэн по спине его гладит, будто бы успокаивая, и Ли даже на секунду забывается. — рассказывай. — Чэн его от своего плеча оторваться заставляет и в глаза смотрит, говорить вынуждая. Глаза у Чэна красивые до невозможности, бездну напоминают. Ли сейчас в эту самую бездну затягивает. — о чем? — он до конца играть собирается. Юлить собирается, выкручиваться, до последнего стараясь случившееся не выдать. Еще глазки скашивает, в душе расстраиваясь, что от глаз Чэна приходится оторваться. — о том что у тебя в голове. — Чэн его за подбородок берет, снова в глаза посмотреть вынуждая. Знает наверное, что ему Ли, глядя в глаза, соврать не сможет. — с чего ты взял что я хочу что-то рассказывать? — Ли дергает головой, будто сопротивляясь, но на самом деле просто играется. Он и впрямь рассказать хочет, но вместе с тем, хочет чтобы Чэн поговорил, поспрашивал его, вот и оттягивает. Чэн вздыхает, тоже наигранно, а Ли смешинку в его глазах видит. — ты делаешь так, — Чэн, в наступление переходя, нежно целует его у основания шеи, видимо осознав, чего от него ждут, — только когда хочешь что-то мне сказать. — Чэн поцелуями невесомыми по шее выше поднимается. — А еще ты молчишь. Ли сразу хочет возразить, что не так уж он и много говорит, что его молчание дает основания что-то полагать, но Чэн кладет руку на одну его щеку, нежно целуя другую. Возражения пропадают. Если в его глазах он постоянно болтает, то пусть. За еще парочку поцелуев, Ли готов сделать вид, что не слышал. — Ну же, Шэ Ли. — Ли пропустил момент, когда Чэн до его уха поднялся. Имя у Ли тягуче-шипящее, именно поэтому ему нравится, когда его имя полностью произносят. Но шептать его прямо в ухо — запретный прием, запретный настолько, что у Ли состояние где-то «между отскочить в другой угол комнаты» и «выпасть из реальности минут на пять». Чэн пользуется этим всегда, когда Ли с ним играет, и иногда, когда ему просто хочется. Один-один, думает Ли. — я жду. — Чэн о своем присутствии напоминает и заканчивает свой путь поцелуем в лоб. Ли себя маленьким ребенком чувствует в этот момент. Нельзя сказать, что ему это не нравится. Чэн смотрит на Ли и причину непривычной молчаливости понять не может. Обычно он слова намного быстрее подбирал. Ли спину выпрямляет, но глаза все еще в сторону смотрят. Чэн, достаточно долго за ним наблюдающий, причину все еще понять не может. — Чэн, — Ли еще ниже голову наклоняет, будто спрятаться пытается, — я ведь псих. Это не как вопрос звучит — как утверждение. Чэн всем телом напрягается, зная, что Ли за живое затронули, на самое больное место надавили. Знает, что он внутри себя все эти мысли держит, сам себя изводит, истязает. Не знает только, кто ему об этом сказать посмел. Не всем наглости хватило бы, он же на то и Змей, он бы в ответ под кожу залез, наверняка. Слишком поздно понимает, что только эта фраза Ли способности отвечать колко в ответ лишить может. Он об этом говорить ненавидит, тему эту избегает всячески, факт того, что проблемы действительно есть, скрыть пытается. Чэн его только один раз смог уговорить об этом всем рассказать, ведь одно дело из бумажки узнать, что Ли у психолога числится, а другое дело от него самого услышать. После, истерику Ли весь вечер успокаивать пришлось, тема эта тяжелой для него была, он себя ущербным из-за болезни чувствовал, сумасшедшим сам себя считал. Чэн тогда его долго обнимал, убеждая, что он не ущербный и не больной, и успокаивал, голову Ли массируя. Если это потребуется снова, он снова это сделает, лишь бы Ли себя не осуждал за то, в чем вины его нет. Ли тогда уснул головой на его коленях, пока Чэн волосы пепельного цвета перебирал, мысли дурные из его головы прогоняя. — кто? — Чэн брови хмурит, напряжение в позу возвращая, но Ли держит по-прежнему нежно. Ли понимает, что он в виду имеет, но говорить почему-то не хочет. Непривычно, странно. Имена обычно из его рта сами вылетают. Предчувствие неприятно-колкое в сознании возникает и, от молчания Ли, все сильнее становится. Чэн пазл в голове старательно сложить пытается —он такие задачки обычно решает довольно быстро, но, видимо, сегодня усталость о себе знать позволила. Ли вдруг голову поднимает, но медленно-медленно, словно в словах своих до последнего сомневается, однако молчать все так же продолжает. Вдруг, руки Ли на его лицо ложатся, бровей касаясь, разглаживая, хмуриться не давая. И делают это с нежностью, такой слабой, едва в глазах заметной на фоне грусти. Чэна это волей-неволей, пусть не полностью, но расслабляет, сосредоточиться дает. Ли ему возможность самому до ответа дойти дает, почему-то. Осознание приходит, кажется, слишком поздно. У Чэна в голове все воедино складывается, связывается, одну картину собой представляя. И сразу все, от того, почему волосы Ли сегодня пахнут непривычно-странно до того, зачем Тянь сегодня его людей брал, понятно становится, как и то, почему Ли имя говорить отказывался. — Тянь. — Чэн сам говорит и в глазах Ли подтверждение находит. — чертов Тянь.  Чэн брата любит, многое ему простить готов: то что он с отцом не видится, то, что за хрен пойми кого заступается, все — но это не может. Ли в его сердце тоже важную часть занял, как бы они оба сначала этого не хотели, так вышло. Чэн противиться и менять это не собирается, поэтому, он его так же, как и Тяня, защитить в случае чего хочет. К сожалению для Ли «в случае чего» — это Тянь. И именно сейчас Чэн бессилен. — но он ведь прав, Чэн. — у Ли в глазах слезы блестят, и Чэн все отдать готов, лишь бы только их больше не видеть. — он ведь все по существу сказал. — слезы уже в уголках глаз ли скапливаются. Чэн его к себе прижимает со всей мягкостью, которую в себе найти может. Ли ему в плечо утыкается, в ответ обнимая, и всхлипывать начинает. У него спина на каждый вдох поднимается, дергается, а Чэн его гладить не перестает, чувствуя, как рубашка намокает, но его это сейчас не волнует. У Ли истерика и Чэн ему помочь должен, пусть не словами, в словах он всегда плох был, помочь тем, что рядом. Он в шею Ли целует, ненавязчиво, едва касаясь, надеется что он заметит, а потом руку одну со спины убирает, под коленями вместо этого просовывая. Чэн встает, его на руках удерживая, и к кровати направляется, чтоб уложить его, может Ли заснуть удастся, такие эмоции изматывают сильно, Чэн знает. По пути Ли все еще из изгиба шеи Чэна лица не показывает. За эмоции стыдно, понимает, что успокоиться должен, но не может. И плачет, плачет, плачет, рубашку все больше и больше мокрой делая. Для Чэна сейчас рубашка значения не имеет, только человек, который слезы в нее льет, ему важен. Чэн на Ли в своих руках смотрит, понимая, что тот не такой простой, каким казаться пытается, что не так у него все хорошо, как он показать хочет, улыбаясь. Ли ведь тоже человек, ему над чем думать, о чем волноваться есть. Только он об этом никогда почти не рассказывает, игнорировать проблему предпочитая, потому что говорить проявлением слабости считает. Глупый. Чэн давно понял что Ли не слаб. Пусть физически это так, но он недостатки свои осознает, анализирует, пути другие использует, чтобы силу свою показать, он успехов в этом достиг. Тянь упор на физическую подготовку делает, поэтому Ли еще не выиграл не разу. Времени на план, на стратегию не хватает, а силами меряться с Тянем бесполезно, Чэн об этом позаботился. Но сейчас Чэн Тяня почти что ненавидит. Потому что человек, которого он сильным и уверенным в себе, в своих действиях видеть привык, сейчас на руках у него плачет, слабую и беззащитную сторону себя показывая, желание, как котенка маленького, к себе прижать вызывая. Чэн желаниям не сопротивляется, понимая, что от этого жеста хуже не станет, и действительно его к себе ближе притягивает, хотя куда уж ближе. Ли на кровать Чэном укладывается так, как будто от малейшего неаккуратного движения разбиться может. Ли всегда успокаивается долго. Чэн не торопится. Он кровать с другой стороны обходит и тоже ложится. Как бы Ли лицо от него не отворачивал, все равно поворачивается сразу же, как вес чужого тела кровать прогибает, и на руку ложится. Они несколько минут так лежат, положения не меняя, Чэн на спине, а Ли на боку, к нему прижимаясь. Чэн ощущает что рука немного немеет, но не делает ничего, только прикидывает, что способность воспринимать информацию к Ли должна уже была вернуться. Смысла разговаривать с ним, когда он в таком состоянии практически нет. Он слегка рукой, на которой тот лежит двигает, и когда ответное движение чувствует руку достает и голову в сторону Ли наклоняет. Он на него в ответ взгляд бросает и Чэн понимает, что Ли наконец-то здесь, не в истеричном бреду, не в своих мыслях, а именно с ним. Чэн руки ему на щеки кладет, как ребенку, которого за эти щеки потискать хочется, Тяня тоже хотелось так в детстве подразнить, но нельзя было, а сейчас Тянь вырос и ненавидит его, Чэн, конечно, жалеет, но сейчас не о Тяне — скоро все в радужках цвета золота ломаться начнет, если он молчать продолжит. Ли слов его ждет, хотя, Чэн уверен, что толком не знает, что услышать хочет. А Чэн не знает, что будет говорить. Ли полностью на живот переворачивается, руками верхнюю часть тела приподнимая, но лицо при этом в ладонях чужих лежать остается. — Ты не псих, — Чэн контакт глаза в глаза держит, взгляд отвести не давая, — я люблю тебя, — Чэн видит, как то, что пару минут назад разбиться готово было, сейчас склеивается, складывается обратно, — таким, какой ты есть. Твои болезни ничего не решают. — Чэн все еще его голову в своих руках держит, чтобы взгляд не отводил. — Я тебя не брошу, Ли, не наиграюсь и не прогоню. Не бойся говорить, о чем ты беспокоишься, не бойся показаться слабым. — Чэн смотрит на лицо Ли и наглядеться не может. — Я приму тебя любым. И в губы целует, глаза не закрывая, и видит как Ли жмурится. Это не первый их поцелуй — и наверняка не последний — но они оба себя отдают полностью, потому что сейчас это важно. Именно сейчас это так чертовски важно. Чэн губы Ли своими сминает, продолжая руки на его щеках держать и чувствует, как ли в ответ тоже самое делает. Ли не сопротивляется, себя без остатка отдает, руки на щеки, его жест отражая, кладет, и когда воздух у обоих заканчивается, Ли выглядит запыхавшимся, но золото в его глазах по красоте может сравниться с закатом. и обязательно выиграть.
Отношение автора к критике
Не приветствую критику, не стоит писать о недостатках моей работы.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.