Собиратель химер

— Государственные алхимики должны умереть. Свет молний окрашивает комнату с большими окнами в красный. Рука, изрисованная татуировками, заносится снова — в этот раз над четырёхлапым существом, свернувшимся под стенкой.  — Пыл поумерь, мститель. Иначе мозги вышибу. Высокий смуглый мужчина оборачивается на голос. Из темноты наполовину выступает фигура его ровесника. Он держит пистолет и криво улыбается, наводя прицел на крестообразный шрам, как на мишень.  — Девочку не трогай, — шипит он.  — У неё впереди одни мучения, — красные глаза смотрят исподлобья. — Не мешай завершать начатое, или ты станешь её предшественником.  — Делай со мной что хочешь, мне по барабану. Это видел? — незнакомец выставляет на свет левую руку, на тыльной стороне которой красуется знак уробороса. — Знакомо? А вот у тебя второго шанса нет. Выстрелю — не оклемаешься.  — Ты заодно… — начинает убийца, но его прерывают.  — Не заодно. Но такой же живучий. Так что у тебя минута, чтобы убраться, иначе я за себя не ручаюсь. Ждать долго не приходится.  — Ты обречёшь её на страдания, — выплёвывает красноглазый и покидает комнату. Второй мужчина опускает пистолет и опускается на колени рядом с существом, напоминающим собаку. Похоже, Бидо не соврал. Ещё одна. Он, конечно, не подписывался под должностью собирателя химер, но эта — исключение.  — Можешь не бояться, я не обижу, — тон человека с уроборосом теплеет, руки мягко поглаживают длинную гриву. — Ты помнишь, как тебя зовут?  — Ни-на, — произносит низкий, несвойственный для женского имени голос.  — А я Грид, — мужчина улыбается. — У меня много знакомых, похожих на тебя.  — Грид, — повторяет Нина, и рычащее имя прекрасно произносится через голосовые связки собаки.  — Пойдём отсюда, — Грид подхватывает Нину на руки, словно пушинку. — С тебя на сегодня достаточно. Химеры принимают Нину радушно, а в её отсутствие возмущаются, как бесчеловечно было проведено преобразование. В такой форме, как у них, хотя бы можно жить. Только Лоа всего один раз высказывает Гриду укор, что возможно, убийца был прав. Грид скалится и утверждает, что найдёт способ ей помочь. И пытается убедить, что это тоже своего рода жадность — к способности обратного преобразования химер. Мартел хмыкает, уверенная, что дело тут далеко не в жадности. Когда Грида ловят, он меньше всего хочет проводить время с прежней семьёй. Подвешенный над котлом, за шаг до переплавки, он готов плюнуть в лицо Отцу и всем родственникам — если долетит. Но он обещал Нине вернуться с мороженым. Она так просила клубничное. Поэтому вместо заготовленного «ни за что» он отвечает: «Вы редкостные говнюки, но семью не выбирают. Пусти, обниму, папаша!» Обнимать ему не позволяют, да и не особо хотелось. Он знает — раз остался жив, завтра же займётся поисками толкового алхимика-биолога. Ему бы лучше поторопиться, ведь разум Нины взрослеет намного дольше, чем стареет тело Александра. Ему бы лучше поспешить, ведь девочка вскоре поймёт, что заперта не просто в собачьей, но при том мужской оболочке. Грид лежит на кушетке и наблюдает, как по прозрачным трубкам его кровь течёт к венам Нины, рубиново поблескивая под мерцающим светом неисправной подвальной лампы. Отец не знает, где он шатается в свободное время, да ему и дела нет. Пока Грид выполняет свою работу, его досуг никому не интересен.  — Бывало и больнее, — успокаивает он Нину, до конца не понимая, о себе он говорит или о ней. Идея поделиться с ней философским камнем принадлежит ему, хоть тот, кто стоит за переливанием крови, и считает это безумием. Грид ухмыляется и говорит, что он просто не был в Лиоре. Сам Грид, конечно, тоже не был в Лиоре, но Энви на редкость болтлив. Философский камень принимается — то ли после всех превращений Нина вытерпит что угодно, то ли у девочки изначально было куда больше потенциала, чем казалось Гриду. Но дальше алхимик идти не хочет. Несёт что-то про риск, отсутствие опыта, альтернативную анатомию, необратимые изменения. К чертям таких помощников — Грид размазывает его по стенке, едва отсоединяются трубки. Потом долго и неуклюже извиняется перед Ниной за то, что ей пришлось это видеть. И продолжает поиски. «Хотя бы изменить внешность, — эта идея начинает преследовать Грида даже по ночам, и он не понимает, почему так загорелся. — Хотя бы чуть больше человеческого.» Оставшиеся в живых химеры помогают искать. Их цель — выйти на Тима Марко, любой ценой. Знакомство не очень отдаёт теплотой. Марко зарёкся иметь дело с гомункулами, но когда видит Нину, меняется в лице. Грид смотрит на него так, как, пожалуй, искусственные люди не умеют. «Хотя бы внешность,» — просит он в сотый раз. Это неудачный эксперимент, и всю ночь Грид проводит у кровати девочки с полиорганной недостаточностью. Она мало похожа на себя-прежнюю, крепко держит за руку нового друга и очень старается не плакать. Как и Грид. Он тысячу раз клянёт себя, что не изучал алхимию, не может сделать сам. Перестройка внешнего вида похожа по принципу на Энви или Лето, без частиц философского камня не получилось бы и это, слишком сложно. Хотя и то, что получилось, сказать нельзя. Вторая попытка будет только после стабилизации, иначе шансы близки к нулю. Ресурсов недостаточно. Второе переливание. Полный хаос вместо сердечного ритма. Разряд. Красная молния.  — Я не знаю, как она выглядела раньше. Но не думаю, что будут проблемы, дети в таком возрасте себя не помнят. Надо было взять что-то за основу, так что…  — Нормально. Я и сам не знаю. Я понял, кого вы взяли за основу, док. Нина оглядывается по сторонам. Приподнимается на кушетке, опираясь на человеческие руки — наконец. У неё очень усталый вид. Грид приземляется на колени перед ней.  — Всё позади. Ты красотка, — расплывается он в самой очаровательной из своего арсенала улыбок. Затем снимает любимые чёрные очки и протягивает девочке. — Ну-ка, примерь. Ты заслужила подарок после такой безумной ночки. С ума сойти! Идут больше, чем мне! Что дальше — моё сердце? Он ерошит её чёрные волосы, и Нина заливисто смеётся, обнажая чуть заострённые верхние клыки. Очки, великоватые для детского личика, съезжают к кончику носа, а за ними светятся от счастья фиолетовые глаза.