Ты боишься смерти?

— Ты боишься смерти? — Нет. «Тогда сейчас ты умрешь». Тсунаёши с отвращением смотрит на свои окровавленные — снова — ладони и не может сдержать тягостный вздох. Это не кончится. Ему просто не позволят. Вытерев руки влажной салфеткой, простым, легким и абсолютно будничным движением, Тсунаёши отбрасывает её в сторону даже не глядя. Его костюм постоянно пачкается и, честно говоря, он уже устал от постоянного выбора — чистить самому, химчистка, помойка? Иногда на помойку хочется выкинуть самого себя. Реборн говорит, что так бывает, когда только начинаешь. И костюмы пачкаешь, и руки. С опытом, мол, все приходит. Ученик лишь качает головой в непонятном жесте не то согласия, не то отрицания. Лучшему в мире киллеру совсем не хочется тратить свое время на уточнения. На пути Савады нет ни одной пропущенной цели, все мишени сбиты — как обычно на десять из десяти. Если хоть раз выйдет иначе — следующей целью станет он сам. Можно, пожалуйста, назад в детство? Можно, пожалуйста, просто снова быть Никчемным учеником, от которого ничего не требуют? Реборн усмехается — нельзя, конечно же. Тсунаёши в спутанные волосы запускает пальцы — они правда всё ещё в крови или ему уже просто кажется? Прическа у него, говорят, отвратительная. Вечно торчащие во все стороны тёмно-каштановые волосы как отличительный признак. На солнце его волосы отливают медью. Девушки, вроде как, в восторге. Реборн как обычно над ним насмехается. Ему двадцать пять лет всего, а по внутренним ощущениям все пятьдесят два. У Тсунаёши сбитые костяшки пальцев и режим сна. Синяки под глазами, явно выделяющиеся на мертвенно-бледной коже как ещё одна отличительная черта. Он в принципе весь — сплошная отличительная черта. Мальчишка пришёл, сам не понимая куда. Кажется, ему кого-то снова нужно убить. — Ты боишься смерти? — Нет. Каждый раз он спрашивает одно и тоже. Каждый раз он получает один и тот же ответ. Каждый раз после этого диалога у него снова выбор — чистить самому, химчистка, помойка? Обессиленный, Тсунаёши направляется домой. Салфетки кончились — ровно как и его желание жить. — Идеально со всем справился. У тебя получается лучше, чем я ожидал, — Реборн смотрит выжидающим взглядом и, не дождавшись ответа, уходит прочь. Человек-загадка, но другого Тсунаёши и не ожидал. Пока что эта фраза была самой длинной из услышанных им за неделю, по меньшей мере. Возможно, даже больше. И репетитор давно привык уже к тому, что его приветствие остается проигнорированным. Совсем не ждет от Савады ничего, лишь пытается угадать момент, когда тот сломается. Делает ставки сам с собой. Сегодня? Завтра? Никогда? «Ты боишься смерти?» «Почему именно этот вопрос?» «Потому что я сам боюсь». Ему ничего не остается кроме как покачать головой, избегая умоляющего взгляда карих глаз. Обоим прекрасно известно, что эта игра не закончится — при жизни. Реборн следит за ним по камерам видеонаблюдения, всё ещё в попытках разгадать степень его стойкости. «Ты всегда сражался за друзей, но что ты будешь делать, когда никого из них не осталось?» Тонкие костлявые пальцы сжимаются в кулаки, кожа белеет от напряжения. Савада молчит. «Убивать. Я буду убивать», — кратко бросает он, когда этот вопрос повторяется в седьмой раз. Реборн — единственное живое существо рядом с сошедшим с ума Тсунаёши. Артерия на его шее пульсирует и ученику хочется перегрызть глотку своего учителя. Скольких он уже убил? Сколько костюмов он уже выкинул? Разве так важно вести подсчет? Продержался не так долго, как мог бы — цинично отмечает Реборн, наблюдая за тем, как его ученик вваливается в дом, даже не попытавшись смыть кровь с ладоней. И до сих пор пачкается — до чего же непрофессионально. В карих глазах больше нет мольбы. В поведении Савады больше нет сострадания. Нет попыток скрыть свою истинную сущность. Тсунаёши падает в бездну собственного отчаяния и никто не собирается его останавливать. — Зачем ты сделал это со мной? — тихо спрашивает ученик своего учителя. И тот не отвечает ему. Реборн закидывает ногу на ногу, сидя в дорогом кресле, и закуривает. Мальчишка не отрывает от него безжизненного взгляда. Мужчина долго затягивается, выдыхает дым слишком явно его смакуя. Прямо в лицо ученика и тот — Реборн знал, что так и будет — даже не уворачивается. — Ты забавная игрушка. С заданиями справляешься, но красиво работать так и не научился. Ты жалок. Пепел падает, пачкая ткань дорогих брюк и Реборн морщится — и зачем только всё сегодня выводит его из себя? Тсунаёши падает на колени. — Реборн, — тихо начинает он, глядя прямо в глаза, и репетитор видит в них пламя, — скажи, ты боишься смерти? Ладони Савады покрывает пламя. Реборн тушит сигарету. — Боюсь. Пламя гаснет. Мальчишка прячет лицо в ладонях. Впервые в жизни Тсунаёши не знает, что дальше делать. — А сейчас, — Реборн присаживается перед учеником на колено и поднимает пальцами его подбородок, заставляя смотреть в глаза, — я преподам тебе урок. Глаза Савады расширяются от страха. Гипер-интуиция умоляет сорваться с места и побежать. — Я покажу тебе по-настоящему красивое убийство. Жаль, что ты не сможешь отработать урок на практике. На руках Реборна загорается пламя.