А тебе всё расскажи да покажи!

      — Чтобы я, блять, ещё хоть раз поддался на твои уговоры и пошёл с тобой куда-то.! — шипел Паша, уже который раз пиная запертую снаружи дверь. — Юр, ну правда, ну пиздец какой-то, даже если нас выпустят, то всё равно влетит, потому что мы из-за тебя пропустили литературу!       — Да не ссы ты, паш-милаш, — со стойким спокойствием протянул Музыченко, крутя между пальцев прозрачную дешёвую зажигалку, купленную где-то неподалёку от школы, — зато тест по математике пропустим, классно же.       — А нахуя я к нему вчера весь вечер готовился?! — тут же вспылил Пашка, буквально подскакивая к сидящему на полу другу. — Мне эта пятёрка нужна, уже почти конец года! Не всем же, как тебе, болт на учёбу класть.       — Ну, мне хотя бы есть, что на неё класть… — пробормотал Юра, и Личадеев еле переборол в себе желание кинуть в него стоящие неподалёку грабли.       — Нахуй иди, — только и фыркнул он, опускаясь на пол неподалёку от двери.       А как всё хорошо начиналось! Чёрт бы побрал этого Юрку с его игривым заговорщеским: «Пашка, я тут в подвале кой-что припрятал, пошли, покажу!» И ладно, если бы кого-нибудь из девчонок позвал, чтобы под таким предлогом пососаться, так нет же, он его, Пашку Личадеева позвал. А тот пошёл, дурак, всегда идёт.       Но Пашка-то за ним пошёл, думая, что там что-то интересное будет, а этот дебил просто сигареты спрятал в каком-то покрытом вековой пылью. Ну вот нахуя, спрашивается?       — Так что, покурим? — тут же спросил Музыченко, словно почувствовав, что его мысленно матерят. Уши небось горят. Так ему и надо, придурку.       — Вот скажи, ты реально такой дурак или просто прикидываешься? — вопросом на вопрос ответил Личадеев, злобно прищурившись.       — Ну, не хочешь, как хочешь, — Юра пожал плечами и, сунув между губ сигарету, прикурил. — Зря отказываешься.       Паша ничего не ответил, только исподлобья зыркнул на друга, что стоял под окном и медленно впускал и выпускал из себя дым. Подумать только! Личадеев сидит тут, запертый в школьной подсобке, из-за пачки Парламента! От Аньки, наверное, влетит…       — Сижу за решёткой в темнице сырой… — нараспев произнёс Юра, будто бы издеваясь. «Не понравилось, что мы литературу пропустили, Пашенька? Так вот, держи Пушкина в моём исполнении!»       — Вскормлённый в неволе петух молодой, — тут же подхватил Паша и усмехнулся себе под нос, сочтя эту шутку очень смешной.       — Ну Паш, ну сколько можно-то, в самом деле? — Музыченко, кажется, слова приятеля задели, но он всё равно поднялся со своего места и, подойдя к Личадееву, сел рядом, своим плечом касаясь его плеча. — Ты так на меня обижаешься, как будто твою собаку машиной переехал!       — Ещё бы ты мою собаку переехал, — Паша фыркнул и, нагло забрав из рук друга пачку сигарет и зажигалку, закурил. — Правильно мне Анька говорила, что ты плохо на меня влияешь.       — Да ну её, — Юра отмахнулся, — эти девчонки вечно фигню всякую говорят. К тому же, она просто ревнует.       — Кого ревнует? — тут же оживилась «жертва» заключения, напрочь позабыв о том, что надо обижаться дальше.       — Тебя. Ко мне. Ты что, не замечал что ли? — Юра, видимо, не накурившись, забрал из рук Паши сигарету и сделал небольшую затяжку. — Ты ж ей нравишься уже хер знает сколько лет, и видят это все, кроме тебя, Пашенька.       — Ой, чья б корова мычала, Юрочка, — передразнил его Личадеев, — сам-то Серговну свою уже полгода динамишь. А она, бедная, всё на контрольных тебе помогает. И не стыдно?       — Серговна хорошая, — начал оправдываться Музыченко, — но она просто не в моём вкусе. Я что, виноват что ли?       — А кто в твоём вкусе? — с ухмылкой на губах поинтересовался Паша, лицом повернувшись к Юре, о чём сразу же пожалел. Ну вот на кой хер этот придурок так близко сел?       — А тебе всё расскажи да покажи, — Музыченко отмахнулся, но лицом тоже к Пашке повернулся, будто издеваясь.       — А мне всё расскажи да покажи! — подтвердил Личадеев, кивнув, и улыбнулся как-то хитро, словно ждал, что ему действительно сейчас всё возьмут да и покажут.       Юра пожал плечами и с мысленным «ну держи, фашист, гранату» приблизился к Пашиному лицу. Тот на него испуганно посмотрел, но не отпрянул — интерес всё же перевешивал страх. Увидев, что Паша сопротивляться не собирается, Юра сократил расстояние до минимума и поцеловал его. Так неуверенно и будто бы робко коснулся его губ, что Личадеев от этого впал в ещё больший ступор.       — Ты ёбнулся совсем что ли? — он нашёл в себе силы отстраниться, хотя не особо-то и хотел. Ну уточнить-то надо было, вдруг Юрка и в самом деле ёбнулся и просто не знал, что творит?       — Ну, ты же сказал, что тебе всё расскажи да покажи! — а Музыченко так весело улыбнулся, будто знал, что по ебалу ему от Пашки за такой фокус не прилетит. И правда ведь, не прилетело.       — А рассказать сначала не мог? — Личадеев говорил тихо, но ему хотелось повысить голос, накричать на Юру за то, что сначала затащил его сюда, а потом ещё и целоваться полез. Против последнего, впрочем, Паша ничего не имел, просто слишком неожиданно было…       — Так ведь интереснее было, — улыбка на лице Юры стала шире, и Пашу это почему-то бесило. Но вместо того, чтобы всё-таки дать ему по ебалу, он отплатил той же монетой: положив ладонь на шею Музыченко, он впился в его губы поцелуем, но уже более уверенным.       Где-то вдалеке прозвенел звонок с урока, но ни Юре, ни Паше не было до этого дела — они просто целовались и чувствовали себя хорошо. Личадеев, кажется, даже перестал дуться на Юру из-за пропущенных уроков.       От этого увлекательного занятия их отвлекло покашливание где-то сверху. Светлана Семёновна, техничка, как раз зашла за шваброй и ведром, чтобы убраться в вестибюле, где дети успели натоптать, а тут её вот такой сюрприз ждал.       «Блять, блять, блять!» — пронеслось в Пашиной голове.       «Пиздец, Вадику расскажу — он оборжётся», — подумал Юра и, быстро взяв портфель в одну руку, а ладонь Паши — в другую, выскочил на свежий воздух, миновав удивившуюся техничку.       Оказывается, пропускать литературу бывает приятно.