Искупление

Лита хорошо помнила их первую встречу, потому что она ожидала увидеть героя войны, начальника управления, главного аврора, к тому же – брата Ньюта, и шла к нему с неким трепетом. А увидела очень уставшего человека в покрытой грязью одежде, с растрепанными волосами, который то и дело потирал закрывающиеся глаза тыльной стороной ладони. Тесей глубоко задумался о чем-то, глядя вдаль, и ласково поглаживал фестрала, на котором преступник пытался сбежать. Фестрал удивленно фыркал, косил глазом и дергал крыльями: укусить двуногого наглеца или попросить у него сахара? Тесей, не замечая его метаний, начал почесывать за ухом, и жуткий конь прижался к его груди щекой – все равно сладости у того не было, а так хоть погладят. Лита подошла, стараясь держаться от фестрала как можно дальше, позвала Тесея, потом, когда он не откликнулся, легко тронула за рукав: – Мистер Скамандер, вас мистер Трэверс ждет. Он вздрогнул, скользнул по ней взглядом, кивнул: – Я сейчас. Через пять минут он пришел. Важный, холодный, с идеальной прической, в идеально чистом и выглаженном костюме. Он поприветствовал Трэверса, кивнул Лите, на этот раз с интересом – кто это у нас тут? – и с головой ушел в совещание. Потом она ловила его заинтересованные взгляды, но не как у других «она Лестрейндж, будьте с ней настороже», а искренние «кто же ты?» Он поставил перед собой цель узнать Литу и планомерно шел к ней. Она не могла понять, зачем Тесею это нужно, и потому сбегала от него, держалась высокомерно, молчала, не отвечая на личные вопросы и обращения, пытаясь, как всегда, отгородиться холодностью или язвительностью, чтобы скрыть свои тайны. Но он, не замечая демонстративно пренебрежительного отношения, вновь и вновь возвращался к ней то с чашкой кофе, то со словами поддержки, то с «Позвольте, я вам помогу, мисс Лестрейндж». Он улыбался ей как ни в чем не бывало, постоянно оказывался рядом с ней, ему действительно была интересна именно она, и она сдалась. Отказать было невозможно, устоять тоже, как перед приливной волной: он действовал так же планомерно, неудержимо и неотвратимо. Лита сдалась. Она позволила себе немного раскрыться перед ним, показав чуть-чуть себя настоящую, а не придуманную давным-давно для жестокого мира, где она била на опережение. Она разрешила себе согреться рядом с ним, быть самой собой и чуть-чуть позабыть о том, что она виновата. Виновна. Он веселил ее, он передразнивал других с детской непосредственностью, которая не пристала начальнику отдела, но ему было все равно, он корчил рожи, чтобы у нее улучшилось настроение. Он понимал ее настроение и превосходно умел молчать, показывая, что если ей нужна помощь – он ее окажет, а Лите даже просить не надо, хватит одного взгляда. Он обнимал ее и закрывал собой, оберегая от опасностей: он правда верил, что это возможно и, что еще страннее, она благодаря ему тоже в это верила. Он таскал ей маггловский кофе, бракуя приготовленный эльфами «Это же бурда». Он подарил ей мундштук и приносил ей маггловские сигареты, прикрывая перед Трэверсом, который только поджимал губы и сердито посматривал из-под бровей, но так ничего и не сказал. Тесей учил ее танцевать фокстрот, легким взмахом руки заводя граммофон, и даже не менялся в лице, когда она вновь и вновь наступала ему на ноги каблуками. Он как-то притащил ей в пригоршне крохотного черного котенка с крыльями как у летучей мыши или дракона. – Откуда ты его взял? – спросила Лита, осторожно держа котенка под передние лапки, боясь повредить ему крылышки, которые просвечивали на свету. – Попросил привезти. Для тебя. Тесей стоял у ее стола, опираясь на него рукой, нависал над ней, но смотрел только в глаза – не ниже. – Откуда? Он по-детски сморщил нос и улыбнулся: – Его можно держать, только не показывай соседям-магглам, да и не магглам тоже. – Почему? Она щекотала котенка за ухом, тот разевал розовую пасть и тихо мяукал. Тесей опять не ответил, только погладил черные крылышки и подцепил пальцем хвост, который заканчивался стрелкой, совсем как у дьявола. Котенок отзывался на Пушка и любил молоко и сидеть на коленях. Лита любила с ним болтать обо всем, что придет в голову, а иногда, кормя его сметаной с пальца – о Тесее. Шепотом, чтобы никто не услышал и не сглазил. Когда-то давно рядом с Ньютом она поняла, что она не так одинока, как привыкла думать: каким бы странным ты ни был, всегда можно найти еще одного такого же странного. Сейчас рядом с Тесеем она поняла, что может быть собой и не бояться этого. Он принимал ее такой, какая она есть, со всеми ее причудами и безумствами. Он показал ей ее – настоящую, он вернул ее, он практически подарил ей – ее. Она приняла этот подарок, как и его любовь. Почти приняла, потому что никогда не забывала – не могла забыть – о своей вине, о своем преступлении, о котором упорно молчала, боясь, что потеряет все. Тесей редко говорил о своей любви, но она видела ее в каждом его движении, в каждом жесте, в улыбке, в глазах. Он знал ее лучше нее самой, кроме одного самого страшного секрета – но все равно любил. И там, в кольце синего пламени в сердце ее семейного склепа, она не стала оглядываться на Тесея. Лита не хотела увидеть его лицо – окаменевшее от боли или же искаженное яростью и ненавистью. Она запомнит его иным. И прежде чем исчезнуть, она согрелась от его улыбки. Боль никак не уходила, она сжигала изнутри и снаружи, она не давала дышать, она сводила с ума, и Лита хотела умереть снова, чтобы боль исчезла. Но потом она почувствовала прикосновение Тесея – его бы она узнала где угодно – и заставила себя открыть глаза. Она лежала в незнакомой светлой комнате, где сильно пахло лекарственными зельями. Тесей, в непривычной серой мантии, сидел на полу, уронив голову на постель, и крепко, но бережно держал ее за руку. Помолвочного кольца у него не было – только красная полоса ожога на безымянном пальце. – Тесей. Она провела по его волосам, и под ладонью сухой крошкой осыпались опаленные кончики. То ли от ее голоса, то ли от прикосновения он проснулся, вскинулся, беззвучно прошептал: «Лита». Она тихо сказала о самом неважном, потому что о важном было страшно говорить: – Ты волосы спалил. – Тебе тоже. Прости. Он прижал ее ладонь к щеке, уткнулся лицом в одеяло и несколько раз всхлипнул, тяжело дыша. – И пусть, ничего. Волосы отрастут, пусть, – шептала Лита едва слышно. Слезы текли по щекам, но она не замечала их, перебирала свободной рукой его пряди – только прикосновение и успокаивало, отпустить его казалось хуже смерти. Волосы отрастали, а она не знала, как ей жить. Лита слишком привыкла к тому, что все время нужно быть настороже – никто не должен узнать ее тайну, никто. Но тайна перестала быть тайной, и тогда это казалось даже правильным. Там, в склепе, она была готова умереть, искупая свою вину, потому что жить в нею больше не могла, и заодно спасая тех, кто ей был дорог. А теперь… Теперь он не знала, как ей быть. Она как будто приготовилась к казни, приняла смерть, понадеялась на конец всего – а ей объявили о помиловании. Кроме того, теперь все знали, что она преступница. Хотя Тесей, навещая ее в Мунго – сначала она попала в больницу в Париже, но почти сразу ее перевели в Лондон – вел себя как обычно. Он приходил к ней в палату, рассказывал какие-то забавные истории, сидел у ее ног или целовал руки, и в каждом его слове, движении, взгляде было «я тебя люблю». Она не знала, как ее можно любить, поэтому надеялась на невозможное – что он все еще не знает. Но однажды решила спросить, потому что и так слишком долго жила в неведении. Тесей сидел на стуле возле ее постели, пустив маленького бумажного единорога скакать по одеялу, и рассказывал, как Трэверс обходится без нее и рычит на новую ассистентку. – Тесей, ты... – Он прервался на полуслове, уставился на нее, ожидая продолжения, но не торопя. – Ты знаешь? – Что? – он подтолкнул единорога к ее ладони. – О том, что я говорила в склепе. О моем брате. Он ответил не сразу, отвел взгляд. – Да. – О том, что я сделала. О том, что я его убила. – Нет, ты его не убивала, – он покачал головой. – Стихия… – Нет! Хватит. Уходи. Он не двинулся с места, и тогда она отвернулась к стене и накрылась одеялом. Глупо. Как в детстве. Но лучше так, чем видеть его глаза, полные сочувствия и неправильной теплоты. – Лита, не вини себя в его смерти. Это был несчастный случай. Она не ответила, лишь сильнее укуталась в одеяло. Не надо ее утешать, не стоит, еще одной лжи она не выдержит. Тесей встал на ноги, отошел от ее кровати. – Несчастный случай. – Уходи. Хлопнула дверь. Она повернулась – Тесея не было, лишь по одеялу все еще скакал единорожек. Она поймала его и смяла в руке. Она знала, что Тесей вскоре вернется и опять будет убеждать ее в том, чего на самом деле нет. Она на миг допустила мысль – а может, и правда поверить ему, принять его любовь, простить себя и принять решение суда, сколько можно себя казнить? Но потом вспомнила, во что превратилась. На третий день после своего пробуждения в Мунго, когда боль чуть отступила, когда Лита уже могла двигать руками и поворачиваться, она задрала на себе больничную рубашку, чтобы оглядеть себя. Ее тело все-таки пострадало от синего пламени. Вся кожа на груди и животе была покрыта мелкими шрамами, как глина – трещинами, словно там, в огне, ее обожгли, не дав сгореть полностью. Она никак не могла поверить глазам и все трогала себя дрожащими пальцами, то и дело натыкаясь на чуть выступающие белые рубцы, уродливо смотрящиеся на ее смуглой коже. Чуть позже целитель, давая ей, помимо восстановительного, еще и успокоительное зелье, сказал, что большинство шрамов исчезнет без следа. Она нахмурилась: – Большинство? – Да, – он выглядел чуть виноватым. – Часть останется, они были слишком глубокими и широкими. Если бы вам сразу оказали помощь, сразу доставили в клинику, то они бы все исчезли без следа, но время было упущено. – Он поймал ее убитый взгляд и поспешил сказать: – Но поверьте мне, даже эти будут практически незаметны. Потом пришел Тесей и отвлек ее от грустных мыслей о ее новом облике. Она даже забыла о шрамах, пока помощница целителя не стала их мазать. И она вспоминала о них только в это время – она никогда особо не любила свое тело, это Тесею оно нравилось, как и она сама. Тесей. Она не могла себе такой – виновной (что бы он там ни говорил) и изуродованной – позволить быть рядом с ним. Так что, когда Тесей пришел, серьезный и чуть печальный, она, отвернувшись к стене и не дав ему и слова вставить, опять сказала, чтобы он уходил. Устраиваясь на стуле, он спросил: – Почему? – Я тебя ненавижу. Тесей, похоже, не ожидал такого. Ждал продолжения разговора про вину, про корабль, но не этого. Лита слышала, как он застыл. Она все верно рассчитала. Ударить побольнее, практически насмерть, чтобы он ушел раз и навсегда, не тратя себя на нее, не губя себя. Нанести удар в самое сердце. Это она умела, она была в этом мастером, это ее совершенное оружие. – Ты трус и слабак, ничего не сделал, хотя хвалился, – она передразнила высоким голосом: – главный аврор, герой войны, орден Мерлина, все очень красиво... Но только на словах, а на деле!.. – Лита, – голос Тесея звучал хрипло и сорванно. – Ты не спас меня. Из-за тебя я – такая, – она повернулась к нему, откинула одеяло и задрала сорочку до подбородка, позволяя увидеть себя во всей красе. Он подскочил, сделал к ней шаг, два – назад, врезался в стену и опять замер. Она опустила подол, укрылась. – Уходи, не хочу тебя видеть, не хочу тебя знать. Она с трудом стянула с пальца кольцо и бросила в него. Кольцо отскочило от его груди и закатилось куда-то в угол. Тесей по-прежнему не двигался, даже дышал с трудом. Она сказала, добивая, нанося последний удар: – Знаешь, я тебя даже не ненавижу – презираю. Убирайся. Он немного постоял, потом кивнул и, двигаясь как сломанная марионетка, подошел к двери. Она с болью следила за ним – так правильно. Плохо, ужасно, но правильно. Так будет для него лучше. На пороге, положив ладонь на ручку двери, он обернулся: – Ты злишься, что тебя спасли, а не наоборот. Ты хотела умереть, но тебе не дали. – Да что ты, – еще получалось смеяться. – Но ты права – я тебя не спас. Не смог, не успел, опоздал. Я тебя не спас. Он выскользнул и тихо закрыл за собой дверь. Она упала лицом в подушку и разрыдалась. Потому что не ожидала, что причинит ему столько боли. Да, она хотела, чтобы он ушел от нее, чтобы бросил, чтобы ненавидел, но не мучился так. На следующий день он не пришел. И через день. На третий день пришел Трэверс. Посочувствовал ей, пожелал скорейшего выздоровления. поцеловал на прощание руку. Про Тесея не сказал ни слова, а она побоялась спрашивать. Еще через два дня пришел Юсуф. Он долго молчал, уставившись в пол, кажется, подбирал слова, потом сказал: – Знаешь, я так хотел ему отомстить, выполнить Обет, но... Ему было все равно, – он поднял голову, – ему было все равно, что там с его сыном. Он за столько лет ни разу не подумал узнать, как он там. – Это был не он, он умер, утонул. – Лита вытерла глаза ладонью. – Сколько можно повторять? Мой брат умер. – Но он этого не знал! Он думал, что тот в Америке, но… – Юсуф покрутил в руках шляпу. – Ему было все равно, как будто сын правда для него умер. Уже тогда, даже раньше, когда вы только сели на этот корабль. Она покачала головой – ей в это верилось с трудом. Хотя, может, Юсуф прав и отец любит только себя. Но за любой урон себе будет страшно карать. – Не знаешь, что он будет делать теперь, когда знает, что Корвуса нет, и уже давно? – Она вздохнула: – Газет мне не дают, сплетни тоже не рассказывают. – Ничего, – уверенно сказал он. – С тобой – ничего, он и так уже все забрал, что можно. Наверное, он будет делать нового наследника, не знаю. Они помолчали, обдумывая ближайшие перспективы, а потом она тихо спросила: – Не знаешь, что со мной, что будет со мной? Суд, Азкабан, казнь? – Спроси у своего жениха, он точно в курсе, но, кажется, тоже ничего. – При упоминании Тесея она не сдержалась, втянула воздух сквозь зубы, и Юсуф наконец отвлекся от мучивших его мыслей: – Лита? Как ты? Прости, надо было с этого начинать. – Нормально, поправляюсь, – она села, облокотившись о подушку. – Скажи, что там, в склепе, произошло, потому что я… Помню, как он меня уговаривал, как я швырнула заклинание в череп… Она замолчала. Нет, на самом деле воспоминания этим не заканчивались. Дальше была синь и боль. И радость, что наконец-то все закончилось, что больше не будет темных вод и медленно опускающегося свертка с ребенком. Ничего не будет, но этого точно не будет и это главное. – Да там все так быстро завертелось. – Юсуф опустил глаза в пол. – Пламя после твоего заклинания вышло из-под контроля, все собой заполонило, вырвалось из склепа, бушевало по всему кладбищу. Гриндевальд почти сразу исчез, как и его подручная. – А я? Кто меня… Тесей не стал бы ее обманывать, но Лита не могла поверить, что он ничего не делал. – Тина, та девушка, что была с младшим Скамандером. Он и Тесей закрыли тебя щитом, а Тина, пробившись к тебе, забрала тебя оттуда. Потом мы остановили этого синего дракона, который мог уничтожить весь Париж… – Ненавижу Париж, – она сжала руки в кулаки. – Пусть бы он сгорел. – Хотя, на самом деле, можно сказать, что мастер Фламель тебя спас. Если бы не его философский камень и эликсир молодости, тебя бы ничто не спасло. – Спасибо ему. И вам всем спасибо. Она наклонилась к нему, и он осторожно прижал ее к себе, погладил по волосам. – Ну что ты, не плачь, сестренка, прорвемся. Вдвоем мы с ним справимся. Справимся. – Да, справимся. На следующий день после Юсуфа к ней пришли очень серьезные маги и настойчиво попросили рассказать, что произошло в Париже. С веритасерумом. – Что? – у нее, кажется, впервые в жизни не было слов. – Мисс Лестрейндж, давайте не будем усложнять ситуацию, – серьезно сказал один из них, который представился Терри Смитом. – Нам нужна вся информация о Гриндевальде, который угрожает Статуту и миру как магов, так и магглов. Кроме того, вы лицо заинтересованное. – Заинтересованное? В чем? Почему? – Вы невеста мистера Скамандера, ведь так? – влез и второй, кажется, Джонсон. – Или уже нет? Он кивнул на лежащее на тумбочке кольцо. Кто-то его поднял с пола, и оно всю неделю лежало, сверкая на солнце и лишний раз напоминая о Тесее. Лита не могла ни надеть кольцо – сама прогнала Тесея, ни попросить убрать – рука не поднималась. – Невеста, – она спрятала кольцо в пригоршне. – Неудобно носить, когда столько ожогов. И при чем тут Тесей? – Он отстранен от дел на время служебного расследования в связи с гибелью международного отряда авроров и подозрением в сговоре и шпионаже. – Шпионаже? Она с таким удивлением поглядела на министерских, что они кажется, даже немного устыдились своих подозрений, но от идеи допроса с веритасерумом не отказались. – И давно это расследование ведется? – Как только все свидетели оказались в Англии, – Смит опять чеканил слова. – Вас не беспокоили, поскольку вы были в тяжелом состоянии. Итак? Они не отстанут и не оставят ее в покое. Лита кивнула, соглашаясь, но, смотря на склянку с прозрачной жидкостью в чужих руках, все думала о Тесее. Служебное расследование. Обвинения, подозрения, разговоры по душам и допросы с пристрастием. Да как же так? Она нервно сжимала и разжимала кулак с кольцом. Значит, Тесей приходил к ней, говорил о ерунде, а его в это время там пытали? Заставляли вспоминать, как он терял своих людей, умирая вместе с ними? Заставляли пить сыворотку правды и препарировали его воспоминания под лупой? А при ней он смеялся и пытался поднять настроение, надеясь вытащить из отчаяния и тоски. А она его прогнала. Бросила и прогнала. – Давайте свой веритасерум. Она все рассказала – скрывать ей уже было нечего. А когда они ушли, помчалась к главному целителю – отпрашиваться домой. Дома было тихо и пусто. Тесея не было – и похоже, уже давно. Все вещи были на своих местах, все в порядке, аккуратно сложено и разложено, но чувствовалось, что несколько дней здесь точно никого не было. Она решила, что Тесей может быть в минмагии – то, что он отстранен от дел, вовсе не означало, что его не вызвали на допрос, скорее даже наоборот. Лита прождала его до вечера. За окном стемнело, полил дождь, и она вдруг отчетливо поняла, что Тесей сюда не вернется. Ни сегодня, ни завтра, никогда. Она аппарировала к его служебной квартире. Он открыл после первого же стука в дверь. – Лита? Что случилось? – он тревожно вглядывался ей в лицо. А она не могла ответить. – Лита? – он протянул руку, чтобы тронуть ее за плечо, но остановился. – Что-то случилось? – Можно? – робко спросила она, стоя на пороге, прекрасно понимая, что не имеет права входить в его дом без разрешения. Не после того, что сказала. – Да, – он отступил, пропуская ее, захлопнул дверь и повел за собой в гостиную. Здесь было светло, и она хорошо разглядела его осунувшееся лицо и темные круги под глазами. Снятые пиджак и жилет лежали на спинке дивана, галстук валялся на столе. Там же стояла бутылка огневиски и пустой стакан. Тесей, закатывая рукава рубашки до локтей, еще раз спросил: – Что произошло? – Ты не пришел. – Она не сказала «в Мунго», не сказала «домой», но он понял. – Ты же сказала уйти. Вот я и ушел. Лита, что тебе нужно? – Как ты? – она зачем-то налила в бокал виски, повернулась к Тесею лицом. – Как расследование? – Они пришли к тебе, спрашивали про Пер-Лашез? – он вздохнул, она же только кивнула. Тесей пожал плечами: – Расследование... Идет. – Как ты? – повторила она. – Держусь. Зачем ты пришла? – Я… Она глядела на него и понимала, что поступила глупо. Она столько лет держалась, храня тайну – неужели сейчас бы не справилась? Справилась бы. Но она слишком привыкла нападать первой и ударила его, хотя твердо знала, что он точно никогда не причинит ей боли. Предала его, хотя он пытался помочь и был виноват только в этом. – Тесей. Лита искала слова и никак не могла найти. Он потер ладонями лицо и сел на диван, прикрыл глаза. Она подошла, как завороженная глядя, как пульсирует на его виске набухшая венка; тронула его лоб. Жара нет, но у него явно болела голова. – Сейчас. Он не успел ничего сказать, как она ушла на кухню, нашла обезболивающее зелье, вернулась. Тесей взял из ее рук пузырек, залпом выпил, откинул голову на подголовник и опять закрыл глаза. Лита коснулась его лба, тронула висок, убрала волосы назад. – Прости меня. Я была такой дурой. – Он удивленно открыл глаза. – Я боялась, что ты... что я тебе… Что я буду обузой для тебя. Меня и так не за что было любить, а теперь тем более. – Лита! – не выдержал он, хлопнув ладонью по подлокотнику. – Во-первых, есть, всегда было, есть и будет за что! Во-вторых, ты что, придумала для себя новую вину и хочешь остаться со мной только поэтому? – Он рывком встал из кресла. – Тогда уходи. Такого мне не нужно. – А что тебе нужно? – Лита тоже сорвалась. – Любовь чудовища? – Мне нужна твоя любовь. А чудовище… – он горько усмехнулся, одним глотком выпил виски и нервно рассмеялся. – Ньют, мама, мои подчиненные, Трэверс, Фоули – все они могут рассказать, какое чудовище я. Почему тебя это не смущает, а меня должно? – Это разные вещи. – Ну как он не понимает?! – Разные... Она не договорила, потому что с кухни с пронзительным мяуканьем появился Пушок. – Ну вот, еще одно чудовище, – Тесей печально улыбнулся. – Требует мяса у другого чудовища. Он пошел к котенку, мимоходом коснувшись ее спины. Большая ладонь за одно мгновение согрела лопатки, скользнула ниже, стирая шрамы на боку, задержалась на талии, подталкивая вперед, зовя за собой. Приглашая пойти вместе. И Лите стало легко и все понятно. Наконец-то понятно. Прошлое сгорело в синем пламени. Нет больше вечных кошмаров, нет боли, нет наказания, груза вины – она за все заплатила, она за все расплатилась, она теперь свободна. Больше не нужно прятаться и лгать. Ее можно любить, она может любить. Она может быть собой. Хочет быть собой. Пора начинать, что ли. – Что-то слишком много чудовищ, Тесей, целый бестиарий. И знаешь что? Лита шагнула за Тесеем, легко ухватив за рукав. Он остановился, и она уткнулась лицом ему в спину, оплела руками, сцепив ладони в замок у него на груди. Он наклонил голову, сумел прижаться к ее руке губами, потом положил ладони поверх ее, звонко постучав по кольцу на ее безымянном пальце. По-доброму хмыкнул: – Что? – Я тоже хочу есть. – Вы не чудовища, вы обжоры,– пожаловался потолку Тесей. – Садись. – На колени? – Конечно! За окном по-прежнему шел дождь, но они не замечали. Неудобно смотреть в окно, когда целуешься