***
На следующее утро Гарри так не терпелось попрактиковаться в смене формы, несмотря на болезненные ощущения, что он пропустил бы завтрак, если бы не отец, который поймал его, когда он уже собирался выйти через заднюю дверь, и сказал: — Ты никуда не пойдешь, пока не съешь что-нибудь. Изменение формы на полный желудок является обязательным. — Ой, папа! Я не голоден. — Все равно ешь, — безжалостно приказал Снейп и повел сына обратно к столу. Гарри мрачно посмотрел на него из-под ресниц и пробормотал что-то о некоторых людях, которые суетятся еще больше, чем бабушки. Через секунду он почувствовал резкий шлепок по заднице и подпрыгнул. — Я что, только что слышал, как кто-то вызвался чистить котлы вместо того, чтобы практиковаться в превращении? — Нет, сэр, — быстро ответил Гарри, потирая зад. — Садись и ешь, — отрывисто приказал отец. Сегодня на завтрак была овсянка с изюмом, орехами, кленовым сиропом и английским чаем. Гарри опустился на стул, слегка надув губы. Потом он почувствовал запах овсянки и понял, что все-таки голоден, и съел всю миску без дальнейших уговоров. Северус отвел Гарри обратно на поляну в лесу, где он впервые обнаружил свое анимагическое «я», и заставил его сначала пройти медитативные упражнения, прежде чем позволить ему превратиться в Шепота. Северус убедился, что Гарри был внимателен и сосредоточен, прежде чем приказать сыну снять одежду и превратиться. Гарри заколебался, немного смущенный тем, что раздевается прямо перед Северусом, хотя он прекрасно знал, что тот много раз видел его голым. Почувствовав неловкость сына, Северус отвернулся. — Продолжай, Гарри, ради любви к Мерлину. Я не буду смотреть, хотя, видит Бог, это будет не первый раз, когда я увижу тебя таким естественным. Гарри покраснел и ничего не ответил, он знал, что это смешно, это был всего лишь Северус, и все же он не мог избавиться от чувства неловкости. — Когда ты научишь меня превращаться в одежде, папа? — Когда я буду уверен, что ты овладел основами. Теперь ты можешь перекинуться. Гарри так и сделал, изо всех сил сосредоточившись на том, что он чувствовал, когда был Шепотом. На бесконечном любопытстве и жажде жизни барсенка, на ощущении земли под его лапами, на запахе луга и шелесте листьев на ветру. Он представил себе Шепота, а затем наложил на него свой собственный образ и объединил их. Внезапно возникло странное тянущее ощущение, и в следующее мгновение он превратился в долговязого барсенка с большими лапами и длинным хвостом. Он резко развернулся, бросаясь на тени, не в силах устоять на месте. Секундой позже Призрак был уже рядом с ним, снисходительно наблюдая за его выходками. Пока игривый детеныш не набросился на его хвост и не укусил. Призрак издал резкий укоризненный рык и обернулся. — Шепот, не кусайся! Детеныш с рычанием отпустил хвост Призрака и перевернулся на спину, подняв все четыре лапы. — Прости. Не сердись, папа. Призрак подошел и сурово подтолкнул буйного детеныша лапой. — Ну же, нарушитель спокойствия. Я покажу тебе кое-что гораздо лучшее, чем мой хвост. А теперь вставай, малыш. Шепот вскочил на лапы и последовал за отцом дальше через небольшой луг. — Куда мы идем, папа? А это далеко? Мы найдем там мышей? Я люблю мышей, они хорошо пахнут. Они ведь хороши на вкус? — Ты никогда не узнаешь, если будешь продолжать болтать, малыш. Тихо. В противном случае единственная мышь, которую ты поймаешь, будет та, что тебе снится, — прогремел Призрак. Шепот опустил голову. — Хорошо. Прости. Барс подвел сына к небольшому клочку земли на краю поляны, где, как он знал, жила мышь, а на самом деле там жила целая колония мышей. Большой кот проскользнул через отверстие и присел на краю поляны, его мех смешивался с тенями, как по волшебству. Шепот попытался скопировать его, но обнаружил, что сидеть на корточках и ждать было очень трудно. — Когда мы сможем наброситься, пап? Сейчас? Уже сейчас?— он вертел своим задом и подергивал хвостом в предвкушении. Он чувствовал запах мышей, но не видел их. — Успокойся, детеныш! — упрекнул его старший кот, и Шепот съежился и мяукнул в знак извинения. Через секунду из норы высунулся розовый нос, и оттуда появилась серая мышь, нервно подергивая усами. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем она отважилась отойти на несколько футов от норы, принюхалась и замерла. — Мышь! Мышь! Смотри, папа! Смотри!— Шепот набросился бы на мышь и все испортил, если бы Призрак не протянул лапу и не прижал его к земле. — Терпение, сынок. Подожди. — Но папа! Там мышь! — Я вижу. Но она меня не видит. Подожди. Хороший охотник всегда терпелив. Призрак позволил мышке отбежать на десять футов, прежде чем прыгнул на нее так быстро, что все, что она могла сделать, это пискнуть и попытаться убежать. Но было уже слишком поздно, так как барс уже был на ней. Он убил ее одним когтем, а затем вернулся обратно и прошептал: — Закуска. Шепот с благоговейным трепетом посмотрел на большого кота. — Мрроу! Ты самый лучший ловец мышей, папа! — затем он съел мышь, а Призрак наблюдал за ним и тихо мурлыкал. Потом барсенок подскочил к отцу и посмотрел на него огромными умоляющими глазами. — Могу я попробовать на этот раз? Можно мне? Пожа-а-а-луйста. — Ты можешь вспомнить, что должен сделать? — Ну конечно же! Нужно сидеть тихо. Вот так, — детеныш присел на задние лапы и застыл неподвижно, как статуя. — Затем ты ждешь целую вечность, и когда ты видишь мышь, ты прыгаешь на нее, — нос Шепота нетерпеливо дернулся, когда он учуял запах мышей в норе. Его хвост начал дергаться взад и вперед, поскольку он становился все более и более нетерпеливым. Призрак спокойно замурлыкал, и барсенок изо всех сил старался оставаться неподвижным. Внезапно его внимание привлекла большая трепещущая сине-фиолетовая тварь, и Шепот, даже не заметив как, прыгнул следом. Его когти просто задели ее, и она улетела прочь. Шепот помчался за ней, радостно крича: — Бабочка! Бабочка! Вернись, глупая трепещущая штучка! Поиграй со мной! Барсенок гонялся за бабочкой по всему лугу, прыгая высоко, но так и не поймал ее. Призрак лег, слегка пыхтя от раздражения. «Детеныши! Они обладают внимательностью комара». После примерно десяти минут бега и прыжков Шепот остановился и потрусил к Призраку, который слегка дремал, положив голову на лапы. Шепот шмыгнул носом и зашипел. — А-ха! Могучий охотник крадется за спящим отцом,— он опустился на живот и медленно пополз вперед. Призрак продолжал спать, не подозревая о появлении коварного детеныша. Шепот подбирался все ближе и ближе, а потом резко набросился на отца. Прямо на его голову. Большой кот с ревом проснулся и дернул головой назад. Шепот приземлился на спину отца и мяукнул, вонзив свои маленькие когти в толстую шкуру, чтобы удержать равновесие. Призрак раздраженно зарычал, резко повернул голову и снял своего детеныша со спины. Он положил озорное маленькое существо между своих лап и одарил его очень разочарованным взглядом. — Что это такое. Я вдруг стал жевательной игрушкой? Шепот прижал уши и уставился на лапы отца. — Нет… Прости, папа, я не хотел, прости. Это была просто игра. — Очень глупая игра. И тебе снова нужно принять ванну. Шепот попятилась, завизжав. Он попытался бежать, но Призрак был очень быстр и поймал его через несколько секунд. Большой кот поднял его за шкирку, перенес на солнечное место и лег, зажав упрямого котенка между передними лапами. Шепот сделал последнюю попытку освободиться, но Призрак укусил его, и он перестал пытаться убежать, позволив старшему коту омыть его, но продолжая ворчать. Потом Шепот сонно лежал у груди снежного барса, а Призрак, мурлыча, приводил себя в порядок. Вместе отец и сын дремали на послеполуденном солнце. Но слишком скоро Призрак приказал своему сыну подумать о его другом имени и вспомнить маленького худого мальчика с черными как смоль волосами и зелеными глазами — его второе «я». — Перекидывайся обратно, Гарри. Ну же, сынок. — Но я не хочу этого делать. Мне нравится быть так. — Я знаю, но теперь пришло время вернуться назад. И между одним вздохом и следующим Призрак превратился в высокого мужчину в черных штанах и зеленой рубашке. — Твоя очередь. Шепот пыхтел и рычал, но в конце концов тоже сменил форму. На этот раз Гарри оделся и успел пройти полдороги до дома, прежде чем начались мышечные спазмы, и Снейпу пришлось нести его на руках. Гарри уткнулся лицом в плечо отца, чтобы скрыть слезы, которые текли по его щекам, но Северус все равно знал и успокаивающе пробормотал: — Доверься мне, сынок. Первый и второй раз всегда самые трудные. Юный волшебник утешился этим, ибо Северус никогда не лгал ему, он стиснул зубы и дал волю слезам, но все же легкая улыбка искривила его губы, когда он вспомнил, как бегал и играл с Призраком, и внезапно боль стала не более чем досадной помехой, которую он должен был вынести. Гарри сосчитал до пяти вздохов, почувствовал боль и улыбнулся. Да, ему было больно, но оно того стоило!***
К концу недели боль после изменения формы стала минимальной, и Гарри мог переносить ее без использования мази, и ему была нужна только медитативная техника. Он любил свою анимагическую форму и оставался бы в ней весь день, если бы Северус позволил ему это. Старший Снейп заставлял его менять форму в разное время дня, а иногда и ночью, чтобы он мог привыкнуть к разной температуре воздуха, а также к темноте. Однажды он даже заставил Гарри перекинуться во время небольшого ливня, потому что никогда не знаешь, когда придется срочно менять форму. Гарри больше всего любил ночь, потому что было намного проще выслеживать кого-нибудь, подкрадываться к Призраку и хватать его за хвост. Старший барс был вполне терпим к глупым бесконечным играм детеныша и играл с ним часами, но иногда ему надоедало, что малыш прыгает на него, как сверчок, и он бранил его с тихим рычанием. Обычно этот упрек был единственным, что требовалось барсенку, чтобы вернуть его в строй, потому что животный инстинкт подчинения старшему был силен. Но Шепот не был полностью снежным барсом, и иногда его чисто человеческая сторона брала верх, и тогда он попадал в настоящие неприятности. Например, когда он наполовину вскарабкался на дерево, преследуя белку, запаниковал и не смог спуститься. Он громко завопил от ужаса, разбудив Призрака, и старший кот примчался, прыгая через деревья, чтобы спасти непослушный комок шерсти. Сорвав детеныша с дерева, большой кот принес его обратно на луг, держа за шкирку. — Разве я не говорил тебе оставаться на лугу и не уходить, детеныш? — Да… но папа, это была белка, и я хотел поймать ее,— всхлипнул Шепот голосом, удивительно похожим на голос человеческого ребенка, попавшего в неприятности. — Итак, ты намеренно ослушался меня и побежал за белкой. Потом залез на дерево, на которое, как ты знаешь, тебе тоже не следовало лезть, так? — Призрак посмотрел на детеныша одним из своих ужасных взглядов, и маленький кот прижал уши и выглядел пристыженно. Ругань была бы всем, что получил бы барсенок, но внезапно Шепот дерзко выпалил: — Но ничего не произошло, папа, почему ты так преувеличиваешь? Я застрял на дереве всего на пять минут. — Ничего не случилось? Тебе чертовски повезло, что я добрался до тебя первым, а не виверны или мантикоры, потому что они слышали твой визг ясно как день. Когда я говорю тебе что-то сделать, я жду, что ты будешь повиноваться. Это никогда не бывает напрасно и всегда для твоей собственной безопасности, глупое ты дитя! Ты хочешь в конечном итоге стать закуской виверны? — Нет. Но… — Тогда в следующий раз делай, как я говорю. — Ладно, — мяукнул Шепот, но в его тоне все еще слышался вызов. Призрак почувствовал это и решил, что необходимы дальнейшие действия, и дал взбунтовавшемуся анимагу шлепок лапой по заднице. Это было не очень сильно, но барсенок не ожидал этого, и внезапная боль заставила его подпрыгнуть и завыть. — А-а-ай! Ты меня отшлепал! О-у-у-у-у! — Это было напоминание. Теперь отрегулируй свое отношение. — Ладно, ладно. Извини,— заскулил барсенок, перевернулся на другой бок и почувствовал себя очень виноватым. Он издавал тихие скулящие звуки, обиженный, пристыженный и потрясенный, потому что Призрак никогда еще так не выходил из себя. Он шмыгнул носом и угрюмо посмотрел на отца своими голубовато-золотыми глазами. — Это действительно больно, папа. — Так же, как если бы тебя съела виверна. А теперь перестань драматизировать, это был шлепок, а не порка. — Ну и что? Это было больно. — Иди сюда, негодяй,— вздохнул Призрак, обнюхал детеныша и лизнул его, успокаивая боль. — Все прошло, а теперь помолчи и вздремни. — Ладно, пап,— раскаявшийся детеныш всхлипнул, а затем прижался к большой груди барса, слушая, как он мурлычет ему колыбельную снежного кота, и быстро заснул. Когда они вернулись домой позже в тот же день, Гарри почти целый час избегал смотреть на отца, прячась за своей книгой по квиддичу. Он получил свой Нимбус обратно неделю назад, но он не летал с тех пор, как обнаружил, что он анимаг. Притягательность формы снежного барса вызывала привыкание, что было еще одной причиной, по которой ученик-анимаг так тщательно контролировался в течение первых двух месяцев обучения трансформации. Всегда существовала опасность, что ученик полностью подчинится этой форме и потеряет себя внутри анимагического облика, и как только это произойдет, почти невозможно будет вернуться, потому что изменение должно происходить добровольно, при полном участии волшебника. Северус, однако, знал предостерегающие признаки ученика, одержимого своей анимагической формой: он переставал есть и спать и не интересовался ничем, кроме трансформирования. Гарри выказывал здоровое стремление к своей второй форме, но не был одержим ею, и он никогда не отказывал Северусу, когда тот говорил ему сменить форму. Протестовал — да, но никогда не отказывался. Он посмотрел на сына, чувствуя, что тот чем-то смущен, но не совсем понимая, чем именно. Правда, он бранил и шлепал своего сына, но в этом не было ничего нового, и он не думал, что это было чем-то таким, что могло бы смутить Гарри. Тем не менее он мог сказать, что что-то беспокоило мальчика. — Гарри? Может быть, что-то случилось? Гарри оторвался от книги и вздохнул. — Это просто так… Это, конечно, глупо, но… Когда я попал в неприятности сегодня, я слишком остро отреагировал, я думаю… когда ты меня шлепнул, я имею в виду. Я плакал, как маленький четырехлетний ребенок, папа, — Гарри посмотрел на свои носки, прикусив губу. — Я никогда не был таким. Я не понимаю… — Ах. Ты думаешь, что твоя реакция была неподходящей для одиннадцатилетнего ребенка? — Да. Я имею в виду, что это был просто шлепок, конечно, это было больно и все такое, но я это заслужил, и я получал гораздо больше от тети Мардж. — Гарри, ты забываешь, что, как Шепот, ты всего лишь детеныш, возможно, трех-четырех месяцев от роду. Я не знаю эквивалента в человеческих годах, но я бы сказал, что трехмесячный детеныш равен четырехлетнему ребенку. Поэтому было бы только логично, что в качестве Шепота у тебя есть эмоциональные реакции четырехлетнего ребенка. А почти все четырехлетки плачут, когда родитель их шлепает. — Я никогда этого не делал. Мне не разрешали, — тихо сказал Гарри отцу, все еще не встречаясь с ним взглядом. Северус слегка наклонился вперед в своем кресле. Они расслабились в гостиной, и Гарри растянулся на диване. — Гарри, кстати твои… родственники, — Северус ясно дал понять, что предпочел бы использовать совершенно другое слово для описания Дурслей, — воспитывали тебя как угодно, но только не нормально. Им не следовало доверять воспитание и канарейки, а тем более ребенка. Это совершенно нормально, когда ребенок плачет и суетится из-за того, что его наказали, особенно когда ему четыре, пять или шесть лет. Дети не знают, как подавлять эмоции, и их не следует учить ни тому, ни другому. Эти люди поступили с тобой нехорошо, сынок, и ты не должен стыдиться того, что реагируешь на мое наказание плачем и нытьем, меня это нисколько не удивило, потому что именно так поступил бы четырехлетний ребенок. — Ты же сам сказал мне, чтобы я перестал драматизировать. — Да, потому что тебе было жаль себя. Я не выношу жалости к себе. Но я же не говорил тебе не плакать, правда? — Нет. Но это все равно чувствуется… странно. Северус кивнул. — Я знаю. Я почти никогда не плакал в детстве, по тем же причинам, что и ты, Гарри. Слезы только приносили новую порку, мой отец ненавидел плакс. Но даже в этом случае я понял, что то, чему учил меня отец, было абсолютно неверным. В слезах нет ничего постыдного, сынок. Мне тоже потребовались годы, чтобы усвоить этот урок, и твоя мать помогла мне, на самом деле. Так что не смущайся, если в облике Шепота ты реагируешь как четырехлетний ребенок, а не в соответствии с истинным возрастом. Это один из недостатков наличия анимагической формы — часто существует несоответствие между возрастом человека и животной формы. — А я вырасту барсом, папа? — Да, хотя ты будешь стареть по-другому. К тому времени, как тебе исполнится двенадцать, я думаю, Шепоту будет от шести до семи месяцев. Когда тебе исполнится тринадцать, тебе исполнится восемь месяцев и так далее. Кстати, это лишь приблизительное сравнение, поскольку до сих пор никто не пытался соотнести возраст между формами. Твой эмоциональный рост должен быть похожим. Гарри кивнул, хотя все еще чувствовал себя немного неловко. — Знаешь, Гарри, я часто говорила Севу, когда он был маленьким, что слезы — это Божий способ убедиться, что все знают, когда тебе больно или грустно, и тогда они могут помочь тебе, — произнесла Эйлин со своего места на стене. — Может быть, ты и староват для такого совета, но я подумала, что ты захочешь его услышать. Гарри улыбнулся, глядя на портрет. — Спасибо, бабушка. Эйлин не всегда вмешивалась в их разговоры, но обычно это случалось, когда ей нужно было сказать что-то важное, и Гарри всегда внимательно слушал ее, как и Северус. Он должен был признать, что все еще чувствовал себя немного странно, имея отца, который так заботился о нем, и говорящий портрет бабушки, но он не променял бы их на все так называемые «нормальные» семьи в мире. Гарри с удовольствием свернулся калачиком на диване и закончил читать книгу по квиддичу, которую Рон дал ему в начале года. Может быть, ему стоит написать своим друзьям и рассказать им, что он делал? Прежде чем он успел подумать о чем-то еще, его глаза закрылись. Северус осторожно взял книгу из рук Гарри и накинул на него плед. — Как только я думаю, что он хорошо приспособился, он идет и делает что-то вроде этого, и я снова напоминаю себе, что у него никогда не было ничего нормального, — пробормотал Северус. — И у тебя тоже, хотя я изо всех сил старалась оградить тебя от Тобиаса, — печально вздохнула Эйлин. — Он тяжело ранен, Сев, но поправляется, медленно, но верно. Он поправится. Все, что ему нужно, — это твоя любовь, поддержка и время. Это то, что я хотела бы дать тебе, сынок. Северус повернулся и посмотрел на фотографию своей матери с неистовой любовью. — Ты сделала все, что могла, с тем временем, которое у тебя было, мама. Моя жизнь никогда не была легкой, но это так. Как кто-то однажды сказал: «Все, что не убивает тебя, делает тебя сильнее». Не вини себя за то, что не была рядом со мной, мам. Это было твое время. — Спасибо, Северус. Я боялась, что ты ненавидишь меня за то, что я умерла, когда тебе было всего тринадцать. — Ненавижу тебя? Никогда. Признаюсь, какое-то время я был обижен и зол, но как только Минерва объяснила мне, что у тебя не было выбора, я перестал это чувствовать. Я скучаю по тебе, но никогда не буду ненавидеть тебя, мама. Ты была такой же жертвой, как и я, и ты была единственным существом в этом доме, которое делало жизнь терпимой. Эйлин улыбнулась сыну с таким видом, словно вот-вот расплачется. — О, Сев. Если бы я могла оставить после себя что-то большее, чем этот портрет, я бы это сделала. — Не надо, мам. Сожаления здесь не помогут. Что сделано, то сделано. Завтра будет новый день. Я лучше уложу его в постель, а то у него затечет шея, если он будет спать в таком положении, — он подхватил Гарри на руки и понес в постель, а Эйлин смотрела ему вслед, пока они не скрылись из виду, думая о том, как замечательно, что Северус и Гарри оказались так близко, когда им обоим было трудно выразить свои чувства. Опять же, это была малахитовая хижина, где рождались мечты.***
Три недели спустя. Гарри стоял на лугу, закрыв глаза и пытаясь сосредоточиться. Северус сказал ему, что способ перекинуться с одеждой — это представить себя в ней, когда ты превращаешься. До сих пор Гарри не мог сосредоточиться достаточно сильно, и единственными вещами, которые оставались на нем, были шапка и ботинки. По крайней мере, на этот раз он был готов и быстро вошел в транс третьего уровня. Оттуда он перешел в Шепота, прыгая повсюду с озорным блеском в глазах. Несмотря на то, что Гарри чувствовал себя в анимагической форме как рыба в воде, Северус никогда не оставлял его одного, когда он превращался. Иногда Гарри казалось, что ему пять лет и ему нужно разрешение взрослого человека, чтобы выйти на двор или луг. Это раздражало, хотя он и знал, почему Северус так себя ведет. На этот раз он заставил себя сосредоточиться изо всех сил, представляя себя в джинсах, рубашке, ботинках и нижнем белье. Сосредоточившись на том, как ощущается одежда, он наложил изображение с детенышем снежного барса. Он еще раз ощутил покалывание, а затем открыл глаза и увидел мир глазами барсенка. Он принюхивался и вдыхал восхитительный запах птицы, который приносил ветер, и жалел, что он не слишком взрослый, чтобы охотиться в одиночку. Но он знал, что лучше не проверять терпение своего отца, снова убегая. Призрак бесшумно появился на краю луга, и Шепот прыгнул на него, издевательски рыча. Они довольно долго игриво дрались, причем большой кот старался использовать только малую часть своей силы, когда играл с детенышем, мягко шлепая его и переворачивая, позволяя маленькому коту забраться ему на спину, грызть уши и лениво жевать лапы. Короче говоря, Призрак позволил Шепоту бесстыдно воспользоваться им, отомстив достаточно, чтобы сделать это интересным, но он никогда по-настоящему не причинял вреда маленькому детенышу. Несмотря на это, Шепот задыхался и хотел пить после двадцати минут игры в Короля замка со своим отцом, и Призрак повел детеныша вниз к Сильмарин, чтобы напиться, уговаривая неугомонного малыша держаться поближе и не упасть в реку. Как только Шепот напился вдоволь, Призрак притянул детеныша к себе и лизнул его, расчесывая шерсть. — Стой спокойно. Извиваясь и жалуясь, ты не сможешь быстрее принять ванну. — Оу, папа! Почему ты всегда меня купаешь? Я же не валяюсь в грязи, как собака. — Нет, но твоя шерсть спутывается и поэтому нуждается в уходе, и если ты не будешь следить за этим сам, то должен я. А теперь перестань корчиться!— прорычал Призрак, предупреждающе покусывая детеныша. Шепот всхлипывал и шмыгал носом, хотя укус не был таким уж острым, но он ненавидел, когда отец наказывал его. Но он перестал пытаться убежать и подчинился заботам Призрака. Наконец старший кот убедился, что шерсть его сына чиста и распутана, и отпустил маленького проказника. Шепот встряхнулся и стал преследовать ползущего по земле жука, когда услышал какой-то незнакомый визг и лай. Он резко поднял голову и огляделся. — А это еще что такое? — Это звук Эбони, ониксовой лисы, и ее детенышей, идущих пить, — ответил Призрак, зевая. — У нас скоро будет компания, так что веди себя хорошо. — Хорошо, папа. Еще через три минуты из кустов появилась большая полуночная лисица, размером она была с бигля, а за ней следовали три ее детеныша, все черные, как ночь, за исключением одного, который щеголял с белой звездой на лбу. Семейство лис резко остановилось, когда они увидели двух снежных барсов. — Добрый день, Призрак,— вежливо поздоровалась Эбони, зная снежного барса по его многочисленным блужданиям в лесу. — Прошло уже несколько лун с тех пор, как я видела тебя здесь. Надеюсь, ты хорошо поохотился? — Да, госпожа Эбони, — ответил Призрак, и его золотые глаза заблестели. — Похоже, с тех пор как мы виделись в последний раз, у тебя появилось несколько новых членов семьи. Эбони села прямо и гордо, лая на своих детенышей, чтобы они подошли и поздоровались с большим котом. — Дети, скажите добрый день Призраку. Он мой старый друг и не причинит вам вреда. Малыши нервно поползли вперед, пока не оказались рядом с матерью. — Мастер Призрак, это мои дети. Мой сын рядом со мной — Тень, его сестра рядом с ним — Сияние, и моя младшая дочь — Звездочет, ибо на ее челе белая звезда. Они родились три луны назад и уже довольно большие и умные для своего возраста. Детеныши тяжело дышали, тревожно поглядывая на Призрака, пока снежный барс не пророкотал: — Добрый день, малыши. — Добрый день, Мастер Призрак,— пропищали лисы. — А кто же твой малыш? — с любопытством спросила Эбони, потому что Шепот вдруг смутился и спрятался за лапу отца. — Это мой сын, Шепот, — мурлыкнул Призрак, затем повернулся и подтолкнул упирающегося детеныша, пока тот не оказался лицом к лицу с ониксовой лисой и ее семьей. — Манеры, малыш. Поздоровайся с Эбони и ее семьей. Шепот сморщил нос и чихнул, потом тихо сказал: — Привет, меня зовут Шепот. Приятно познакомиться. Лиса принюхалась и ответила: — Приятно познакомиться. Ты очень похож на своего отца. — Мама, я хочу пить! — тявкнул Тень. — Я тоже, я тоже!— рявкнули остальные малыши. — Вы можете пойти и попить, но смотрите не прыгайте в реку. — Да, мама,— хором ответили лисята и побежали к реке, чтобы хорошенько напиться. Шепот наблюдал за ними, особенно после того, как они начали играть вместе, и задавался вопросом: может ли он тоже играть с ними? — Папа, можно я пойду поиграю с ними? Ну пожалуйста! Ну пожалуйста! Призрак задумался, затем кивнул. — Можно. Но будь осторожен, Шепот. Помни, что они меньше и хрупкие, так что не играй слишком усердно, сынок. — Я буду помнить,— барсенок спрыгнул с холма и присоединился к трем лисам в какой-то игре, похожей на игру в прятки и догонялки. Двое взрослых животных наблюдали за игрой своих отпрысков в течение нескольких минут, прежде чем лиса спокойно сказала: — Я знаю, что это не мое дело, но обычно именно мать заботится о детенышах вашего вида, не так ли? — Да, в большинстве случаев. Однако мать Шепота умерла, и поэтому мне приходится его растить. — Ах. Прости меня за то, что я вскрываю старые раны, мой друг. Потерять свою пару очень тяжело. — Да. Но мы пока справляемся. — Похоже, ты отлично справляешься с ним. Гораздо лучше, чем моя пара Свифт могла бы сделать, если бы я умерла,— рассмеялась Эбони. Они снова стали смотреть, как играют их дети. Дети прекрасно проводили время, бегая, прыгая, борясь и преследуя друг друга. Лисьи детеныши попытались напасть на большого снежного барса, но Шепот был слишком быстр и увернулся от хитрых лисят. Они играли до тех пор, пока не устали, а потом все вместе лежали на земле. Призрак и Эбони снисходительно посмотрели на них, а потом слишком быстро барс сказал, что пора уходить. — Оу, папа! Еще три минуты. — Пожалуйста, сэр. — Ну пожалуйста. — Очень хорошо, но только три минуты. — Ура! Слишком скоро все было кончено, и Шепот услышал голос отца, призывающий его вернуться домой. — Папа, я хочу остаться еще немного,— умолял Шепот. — Нет, сынок. Пора уходить. Пойдем, ты сможешь поиграть с лисятами как-нибудь в другой день. Шепот медлил и скулил, пока Призрак не бросил на него многозначительный взгляд, а затем подошел к отцу. — Нам обязательно туда идти? Мне было так весело! — Да, но ты увидишь их в другой раз. А теперь попрощайся. Шепот подчинился, и Эбони тоже собрала свой выводок. Они все попрощались и пожелали друг другу всего наилучшего, а затем Призрак и Шепот направились обратно к хижине. Гарри вдруг почувствовал, что у него урчит в животе, и они вместе с отцом пошли в дом готовить ланч. Оба были очень довольны прогрессом, которого достиг Гарри, ведь повторение — мать учения.