Темный шоколад

      Белый, молочный, темный, горький, с изюмом, орехами или какими-то другими начинками, а также простые батончики с нугой и карамелью. Еще полгода назад я и не задумывался, что есть столько различных видов шоколада. Раньше я вообще не обращал внимания на них, воспринимая витрины с этим сладким десертом не более чем декорациями в магазинах и супермаркетах.       «Полгода», – усмехнулся я, протягивая кассирше очередную стопку из восьми различных шоколадок.       – Неужели для девушки стараешься? – мило спросила молодая женщина. – Вот повезло кому-то.       Добродушно улыбаюсь, но чувствую себя немного скованно. «Надеюсь, этого будет достаточно для ответа. Не хочется обсуждать мои пристрастия с ней или кем-нибудь еще». Я горько усмехаюсь про себя. Девушки… Они меня и раньше не интересовали, но я как-то не задумывался об этом. Пока к нам в класс не перевели его.       Кирилл сразу же околдовал всю женскую половину нашего класса. Не мудрено: красивое лицо, высокий и подтянутый, - он слишком взросло выглядел для одиннадцатиклассника. Вдобавок, спортсмен и отличник. Идеал! Да… Мой идеал. Я понял, что влюбился окончательно и бесповоротно. Но на ответные чувства не рассчитывал. Долго искал возможность хоть как-то показать ему свою любовь, пусть даже анонимно. И, кажется, нашел.       Он любит шоколад. Краем уха я случайно услышал брошенную им в разговоре фразу, когда он, как всегда, стоял, окруженный толпой фанаток и фанатов.       Он постоянно в центре внимания. Только во время уроков сидит один на последней парте. Но и то, постоянно, все сорок пять минут, девчонки украдкой бросают на него томные взгляды, ловя его мимолетные улыбки. Их глупые хихиканья никому не дают сосредоточиться. Учителя регулярно делают замечания этим воздыхательницам. А он сидит, ухмыляясь очередной своей фанатке, даря ей секундное удовлетворение.       Счастливые девчонки. Могут весь день проводить с ним, делая комплименты, или, набравшись храбрости, легко целуя в щеку своего идола. О, как же я им завидую! И сердце каждый раз болезненно сжимается, когда очередная хихикающая фанатка тянется своими блестящими и липкими от помады или блеска губами к его лицу, щеке… Прикосновение. Меня как током дергает. Я отворачиваюсь.       Почему я не девчонкой родился?!       Я уже не раз жалею о своей половой принадлежности. Он, – моя мечта, мой возлюбленный, – гомофоб, каких еще поискать. Он до брезгливой агрессии ненавидит все однополые отношения. И мне даже страшно стало, когда я однажды увидел его реакцию на пару геев. А что же он со мной сделает? Я не могу ему признаться. Боюсь. Боюсь до нервной дрожи в коленях, до потных ладоней. Боюсь и всё же…       Шоколад. Уже полгода, каждый день, я дарю ему небольшой кусочек радости.       Я долго искал тот вид, который он любит больше всего. Я сейчас уже знаю наверняка, что темный шоколад ему нравился больше остальных; белый он любит, но меньше; молочный просто любит. Шоколадные батончики использует для перекуса.       Экспериментируя, я смотрел на его реакцию. А он, блаженно улыбаясь, уминал целую плитку в один присест. Его улыбка вот уже полгода каждый раз греет мое сердце. Видя, что он счастлив, я испытываю некую эйфорию от того, что именно я являюсь причиной его хорошего настроения.       Сегодня будет темный шоколад с трюфелем. Черная с золотым упаковка, мелькнув лишь на мгновение, исчезла в сумке Кирилла.       На первой же перемене мой сюрприз был обнаружен. Кирилл просто слегка улыбнулся, доставая плитку из недр сумки.       – О, Кирюха, – громко засмеялся один из его друзей, подсев за парту. – У тебя скоро диабет разовьется.       – Ничего подобного, – флегматично ответил Кирилл.       Хрустит цветастая упаковка, потом серебристая фольга.       – И ты до сих пор не знаешь, кто она? – друг тянется, намереваясь урвать кусочек счастья.       А я внутренне уже раз пятьдесят его проклял. «Убери руки!» – рычу, скрипя зубами. Но тут же беру себя в руки, осознавая, что слишком уж внимательно и явно слежу за Кириллом. Но, даже отвернувшись, прислушиваюсь. Ловлю тихий шелест упаковки, треск ломаемой плитки. И, конечно, их разговор.       – Неа, – отвечает Кирилл. – Ни разу не видел.       «Да и никто не видел», – про себя усмехаюсь. Я до совершенства отточил технику. Действую, когда никого нет в классе. Всего мгновение мне нужно, чтобы кинуть в сумку Кирилла новую ежедневную порцию сладкого.       – И никто не признался?       – Нет. Может не из нашего класса?       – Может.       Я здесь, рядом. Но я всего лишь серая мышь, теряющаяся в тени. Я не пара ему, как ни крути. Лишь издали, счастливо улыбаясь, я могу любоваться им. Моя любовь – строго односторонняя, тут уж ничего не попишешь.       – Сашка, ты чего завис? – сильный хлопок по плечу вывел меня из состояния транса.       Мой друг – Никита – уселся на свободное место рядом со мной.       – Все еще сохнешь по нему? – тихим шепотом спросил он, кивнув в сторону Кирилла.       Не удивляйтесь, Никита всё знает. Сам догадался. Да тут и слепой догадался, если бы так же хорошо знал меня, как Никита.       – Брось ты эту затею, – шепнул он мне на ухо. – Тебе никогда с ним не быть.       – Я знаю… – выдохнул, а сердце болезненно сжалось.       – Нашел бы себе кого другого. Кто не будет тебя ненавидеть.       – Мне никто не нужен, ты же знаешь, – с тоской в голосе говорю я.       – Ну… Саш, ты безнадежен, – улыбнулся друг, по-братски обнимая меня за плечи.       Вроде ничего такого, но кому-то это не понравилось.       – Ты посмотри на голубков!       Резкий окрик заставил нас с Никиткой вздрогнуть и оборвать разговор. Мы одновременно повернулись. Вальяжной походкой, засунув руки в карманы, к нам шагал… Кирилл.       – Что это вы тут развели гей-парад?       – А ты что, хочешь присоединиться? – взвился Никита.       – Что?! Ты охренел?! Ты, тварь, – педрила! Не ровняй меня с собой! – тут же взорвался Кирилл. Вынести прилюдно такое оскорбление он был не в силах.       – А по-моему, ты похож. Иначе, почему же ты никогда не можешь спокойно мимо другого парня пройти?       И он бы еще что-нибудь ляпнул, да только друг Кирилла не дремал: в два шага подлетев к Никитке, он со всей силы кулаком врезал ему в живот. Никита, хрипя, согнулся пополам.       – Закрой пасть, уебище! – гаркнул друг Кирилла.       За их спинами собралась толпа фанатов. Все их оскаленные брезгливостью лица, противные смешки… Я был готов провалиться сквозь землю, сгореть со стыда. Лицо вспыхнуло жаром.       – Я… – от шока еле шевелил губами. Кирилл тем временем остановился в непосредственной близости от меня. Я по-прежнему сидел, как громом пораженный.       – Не смей его трогать! – Никита намного смелее меня. И, судя по всему, безрассуднее. Он с трудом разогнулся.       – Я не желаю видеть… – Кирилл брезгливо поморщился, – вашу… ваши… – он никак не мог подобрать обидные слова.       – Вы бы еще трахнулись прямо в классе, – подал голос кто-то из толпы за спиной Кирилла.       Раздался дружный смех. Злой и агрессивный, от которого всё внутри похолодело. Одноклассники и ребята из параллельных классов – все готовы были, наверно, разорвать нас с Никиткой. В их глазах горела жажда крови. Сбывался мой самый страшный кошмар.       – Чего замолчали? – его голос звенел металлом. – Пе-е-дики! – протянул, смакуя ругательство. Столько яда и презрения, – мне словно нож всадили прямо в сердце.       – Неправда! – крикнул Никитка.       – Я не с тобой разговариваю! – оскалился в его сторону Кирилл. Вцепившись пальцами мне в челку, он рывком заставил меня поднять голову. – Язык отсох? – издевательски спросил он, сильно дернув за волосы, так что я зашипел.       – Эй! Ты больной?! – раздался окрик Никитки. – Что ты творишь? Имбецил перекаченный!       «Друг! Мне страшно! Я сейчас умру от страха!»       Паника морозом разошлась по телу, заставляя холодеть пальцы и вызывая дрожь. Подступающие слезы я удерживал лишь силой воли. «Он именно их и ждет», – крутилась в голове противная мысль.       – Ну! Чего молчишь? Сказать нечего? – злорадствовал Кирилл, словно не слыша Никитиных криков. Он дернул сильнее, чуть не выдрав мне клок волос.       – Это не твое дело! – опять крикнул Никита. – Отвали от него!       – Или что?..       Кирилл рывком заставил меня встать. Я жмурился от боли, но уже понимал, что, скорее всего, это только начало. Кирилл был жесток к однополым парам. Я слышал, как он с упоением рассказывал, что «навалял этим треклятым педикам, чтоб больше не тискали друг друга». «Ублюдки! Мрази!» – рычал обычно он, не скупясь на нелестные эпитеты в адрес геев.       – Вы посмотрите – ревет, как баба, – грубо хохотнул друг Кирилла.       А я даже и не заметил, когда по щекам потекли слезы. Боль, обида, страх – слишком много для меня.       – Фу, мразь!       Одним движением он с силой приложил меня о край стола и сразу же отдернул руку, брезгливо вытерев ее об кофту. А я медленно осел прямо на пол. В глазах потемнело. Словно сквозь вату, я слышал гулкий смех толпы зрителей. Все радовались внеплановому зрелищу. Меня грубо подняли на ноги. Кто именно, я не знал. Голова кружилась. И я никак не мог сфокусировать зрение.       – Что делать будем? – раздалось над ухом. – Надо наказать голубков. – Толпа согласно загудела, поддерживая чьи-то жестокие слова.       – Как же я ненавижу, – рычал Кирилл, – марать руки о куски дерьма, вроде вас!       А я уже не сдерживал поток слез. Толпа агрессивно заулюлюкала, когда Кирилл в очередной раз ударил меня, теперь уже кулаком в живот. Последний воздух выбило из легких. Я закашлялся.       – Прекрати!!! – услышал я надрывный крик Никиты. – Ты – мразь! Психопат! Тебе лечиться нужно!!! – Его голос внезапно оборвался. Друг захрипел.       Я ничего ответить не мог. Что там делали эти звери с Никиткой, я не знал. Но, судя по звукам, его не просто удерживали, не давая прийти мне на помощь. Он что-то вновь прокричал и кто-то зло ему ответил.       – Кирилл, разберись с ним. А мы пока с другим поговорим.       Я не знал, на кого указали Кириллу, но молился, чтобы это был не я. Даже попытался вывернуться, пусть и неудачно, когда меня грубо вытолкали за пределы класса. Кирилл, схватив меня за ворот рубашки, потащил по коридору. Мы пробивались сквозь толпу, привлекая чужое внимание. Он цепко держал меня, не давая возможности вырваться. Да я и не сумел бы, - сил не было. Было только отчаяние.       – Отпусти! – выл я всю дорогу, иногда слабо упираясь. Безрезультатно. Кирилл намного сильнее меня.       – Я не потерплю, – тихо, но грозно рычал он, – чтобы какие-то педики… Всю дурь выбью!       Он втолкнул меня в темное помещение подсобки. Я, споткнувшись обо что-то, рухнул на грязный пол, содрав кожу на ладонях.       – Ты – урод!       Кирилл одарил меня ударом под ребра. Это было неожиданно и я не смог хоть как-то его блокировать.       Захрипев и согнувшись в три погибели, я завалился на бок. В глазах то темнело, то вспыхивало, дыхание перехватило, в ушах ревела кровь.       – Не надо, пожалуйста, – выдавил я из себя.       Кирилл присел на корточки.       – Никогда бы не сказал, что ты окажешься одним из них. На вид обычный парень, – рассуждал он вслух. – И чего тебя потянуло на мужиков-то? Девчонок, что ли, мало?       А я молчал. Не мог ни звука выдавить из горла. Я был слишком напуган, чтобы воспринимать адекватно слова Кирилла. «Это человек, которого я люблю?» Жестокий и беспощадный. До сих пор я никогда и не подозревал, что он настолько кровожаден. Никогда не видел его жестокости.       – Эй ты! Сдох, что ли? – он грубо потряс меня за плечо.       Я тихо всхлипнул.       – Живой, значит. Так все-таки, какого хера вы миловались у всех на глазах?       – Мы не миловались, – пробубнил я, – мы просто разговаривали.       – Да? И о чем вы, обнявшись, разговаривали?       – О тебе, – не подумав хорошенько, едва слышно всхлипнул я.       – Что ты там мямлишь? Говори громче, не беси меня!       – О тебе! – крикнул, и чуть тише: – О тебе говорили…       – Ха! И что же?       Я помотал головой. «Не скажу! Не скажу!»       – Ты, тварь, в игры вздумал играть?! – Кирилл тут же вышел из себя.       Вцепившись мне в волосы, он с силой дернул.       – Отпусти, – взвыл я, не сдерживая слез.       Непонятно откуда взялись силы. Я вцепился в запястье Кириллу, попытавшись ослабить его хватку. Бесполезно, я только сильнее разозлил его.       – Мразь! – выругался Кирилл. – Говори, о чем трепались?!       – О тебе! – я крикнул прямо ему в лицо.       – И о чем про меня сплетничали?       – Да пошел ты, – выплюнул я ему в лицо. Последние миллиграммы смелости.       – Сдохнуть хочешь?       Я буквально захлебывался в слезах. Выл, не сдерживаясь.       – Я…       – Громче! – приказал Кирилл. Он с силой встряхнул меня.       – Я люблю… тебя, – выдавил я и зажмурился, готовый принять удар.       Секунда. Две. Три. Досчитав до тридцати, приоткрыл один глаз. Кирилл по-прежнему сидел напротив, удерживая меня за волосы. Но лицо его изменилось: он побледнел, широко раскрытые глаза шокировано воззрились на меня. Он смотрел непонимающе, слегка приоткрыв рот. Пытался что-то сказать, но, видимо, слова не приходили. От его ярости остались одни осколки, как угольки в потухшем костре. Непонимание и шок - вот, что отражали сейчас его глаза. И, странное дело, Кирилл уже не так пугал меня. Занесенный для удара кулак так и замер в сантиметрах двадцати от моего лица.       Слезы по-прежнему струились по щекам. Меня трясло, паника не хотела оставлять меня.       – Ударишь? – подал голос я и едва слышно всхлипнул.       А он вздрогнул. Резко вскочив, он отошел от меня к стене. И смотрел он так, словно я один из его кошмаров, явившийся без предупреждения.       – Что… ты сказал? – наконец, выдавил он.       – Что? – растерялся я. Даже слезы на мгновенье высохли. – Говорю, ударишь меня?       – Нет. До этого. – Видеть Кирилла, настолько изменившегося, даже, на мой взгляд, испуганного, было весьма и весьма необычно.       – Я люблю тебя, – сконфуженно пробормотал я, опустив глаза в пол.       В помещении повисла тишина. Надолго. Лишь гулкое эхо разговоров и топота ног сотен школьников, доносившееся из-за двери, давало понять, что время не остановилось. Жизнь идет своим чередом, и мир не рухнул после моего признания.       – Твою мать! Ты совсем рехнулся? – спросил он после затянувшейся паузы.       – Наверно, – грустно усмехнулся я, пожав плечами, – раз по уши влюбился в такого гомофоба, как ты.       – Так. А шоколад… Тоже твоих рук дело?       – Угу, – кивнул я. Зачем отпираться, если приперли к стенке?       – Но… Но… Почему?       – Не знаю, – опять пожал плечами я. – Просто влюбился. Тут уж ничего не поделаешь. Любовь – она такая, знаешь ли… злая.       – И на что ты рассчитывал? Думал меня в постель затащить?       Я даже горько рассмеялся от такой нелепой мысли:       – Да ни на что, собственно. Тем более на такую глупость. Может я и гей, но не дурак.       – И всё? Так просто? Черт! Это… это… это же не нормально!!!       – Мне все равно. Можешь даже избить меня. Но ничего не изменишь.       – Твою мать! – взвыл Кирилл.       Он забегал по небольшому подсобному помещению. Пять широких шагов до стены, поворот, пять обратно.       Паника немного отступила. Я только всхлипывал, тихо, едва слышно, и слезы перестали течь. Я следил за Кириллом. Молча смотрел, любовался. Широкие плечи, стройный, высокий. Фигура кинозвезды. Я не знаю, о чем думал Кирилл, носясь по подсобке. Ни слова не говорил, только невнятно бормотал. Долго.       – Все ждут от тебя моей казни, – спокойно проговорил я, вытирая ладонями последние слезы. – Что будешь делать?       Кирилл остановился. Он непонимающе смотрел на меня.       – Не знаю, – выдохнул он.       – Побьешь меня?       – Не знаю.       – Черт! А кто знает? – вспылил я. А что? Меня уже это начало раздражать. – Не думал, что ты такой… не знаю… впечатлительный, что ли.       – Легко тебе говорить, – пробурчал он. – Не тебе же парень в любви признался!       – Ты, знаешь ли, не сравнивай! Я вообще-то тоже впервые парню признался! – выпалил я и густо покраснел.       – Как так, впервые? Ты же один из ЭТИХ.       – Ты действительно идиот или притворяешься? То, что я гей, – Кирилл вздрогнул при этом слове, – еще не значит, что мне любой парень нравится! И вообще… – я замялся. – Может я никогда и не интересовался парнями… до тебя, – закончил я шепотом.       – Чего? – Глаза Кирилла округлились.       – Того! Ты – моя первая любовь! – сказал и покраснел до кончиков ушей. Мои щеки просто пылали. Шокирующая новость, правда? Любой бы опешил. И Кирилл не был исключением.       – Ты… ты это серьезно?       – Придурок! Такими вещами не шутят.       Он всё еще не верил мне.       – Кирилл? – позвал я, когда его молчание затянулось. – Так что ты будешь делать?       – И что? Я прям так сразу должен ответить? – Кирилл буквально взвился. Опять прошелся туда-сюда.       – Ну, бить-то ты меня, надеюсь, больше не будешь?       – Да теперь как-то, я не знаю… стремно, что ли, – он отвернулся, пряча растерянное лицо. – Первая любовь и все дела.       – Но и со мною ты не будешь, – расстроено выдохнул я.       – Естественно! – воскликнул он. Но тут же затих: – Я же не могу… с парнем… так сразу, – закончил он шепотом.       – Что? Повтори. Я не расслышал.       – Завались, – презрительно бросил Кирилл, зло взглянув на меня. Я немного поежился. – Ты дебил, если хоть на что-то рассчитывал!       Он развернулся к выходу.       – Чтобы сегодня я твоей морды в школе не видел! Скажешь, что плохо себя чувствуешь. И другану своему, что всё болит, что я тебя сильно побил.       – А мои вещи? – осторожно спросил я. Вообще-то мне их и Никитка мог принести. Но всё же… – Никитка не сможет, твои его не слабо так приложили. Не удивлюсь, если он уже отпросился.       Надеюсь, так и есть. Никита был еще тем халтурщиком, и появись возможность раньше свалить с уроков, - он с радостью ей воспользуется. А уж такой повод, как драка… Прикинуться «умирающим» для него не составит проблем. Даже наша медсестра ему верит.       – Не моя забота, – отрывисто бросил Кирилл. – Выкручивайся, как хочешь. – И вышел.       – Ну, не всё сразу, – пожал я плечами.       Мне потребовалось минут десять, чтобы прийти в себя окончательно. Успокоившись, я медленно поднялся, морщась от боли в животе. На моих брюках и рубашке остались грязные пятна. Наскоро отряхнувшись, я поплелся назад в класс. Сейчас, когда я медленно шагал, успел почувствовать, насколько всё-таки сильно меня ударил Кирилл: голова опять начала кружиться, живот ныл так сильно, что я не мог нормально разогнуться. Почти полз, шипя от этой боли.       – Саша, ты жив? – навстречу мне выскочил Никитка. Из видимых повреждений на нем были только небольшой синяк на скуле, да пластырь на переносице. И шел он спокойно, не сутулясь как я.       – Смотрю, – начал я, – тебя не сильно наказали.       – Ну да, – он как-то смущенно усмехнулся, почесав затылок. – Мне повезло. А ты как? Кирилл вернулся какой-то пришибленный, словно он того… – Никитка жестом изобразил расправу надо мной. – Я думал, от тебя мокрое место осталось, – сказал в конце он.       – Почти, – прохрипел я, привалившись плечом к стене.       – Это… Может тебе отпроситься? Я проводил бы тебя?       Я скептически глянул на друга. Весь его облик выражал сострадание и готовность мне помочь.       – Ладно, – уступил я. – Скажешь, что я плохо себя чувствую. И вещи мои не забудь.       Никитка буквально с места сорвался. Даже и не видно, что его недавно побили. Черт, что же мне-то так не повезло? Хотя, может причина в том, что Никитка боксом занимался? А я шахматами, – тоже ведь спорт. Усмехнувшись, развернулся и поплелся в сторону выхода.       Уже вечером пришло сообщение с неизвестного номера: «Черный с трюфелем – мой любимый». «Я знаю», – ответил я.       Заснул я счастливым. Не все потеряно.       А фантазии с Кириллом и шоколадом всю ночь преследовали меня. Как всегда.