Error

Дора сидела, закутавшись в небольшой шарф персикового цвета с кисточками на концах, и отсутствующим взглядом смотрела на дождь. Капли меланхолично стекали по окнам, капли громко барабанили по подоконнику, капли летели с неба вниз с головокружительной скоростью и разбивались об асфальт на десяток мелких водяных брызг. Дора протянула руку, взяла со столика чашку и громко, неожиданно для себя самой, отхлебнула налитого туда напитка и обожглась. — Это моё какао, — раздался от двери мягкий, немного хрипловатый голос. — Ты не любишь горячее. Девушка машинально поставила чашку на место и, поудобнее накинув шарф, встала, чтобы пойти и сделать какао себе — похолоднее и не настолько сладкое! — но на её плечи легли руки Ремуса. Он осторожно заставил ее сесть обратно. — Я принесу. — Не надо, — буркнула Тонкс. Но, будто пропустив это мимо ушей, он ушёл. Она снова осталась одна в комнате, наедине с проливным дождём за окнами. Вокруг были разбросаны книги и виниловые пластинки, и было видно, что ими давно не пользовались — ни тем, ни другим. Ремус читал по ночам, но из-за плохого зрения — немного, сама же Дора по ночам спала, а днём была занята в Аврорате. Вздохнув, она встала, собрала разбросанные книги, стёрла с них пыль и расставила на полочке. Подошла очередь виниловых пластинок: у Ремуса были весьма странные музыкальные вкусы. Он любил лёгкий рок, блюз и джаз, классику и ещё что-то непонятное. Перебирая его мелодии, Нимфадора задумчиво читала названия. Одна композиция её заинтересовала: она была подписана как «Blue Moon». У неё одно только слово «луна» ассоциировалось с Люпином, и она, немного покопавшись в устройстве, поставила пластинку. По комнате разлилась нежная, неимоверно красивая музыка. Она переливалась всеми оттенками грусти, мечтаний, любви. Видимо, услышав свою песню, Ремус появился на пороге. Милая улыбка преобразила его лицо, такое бледное перед предстоящим полнолунием. У него в руках была чашка какао, и он, поставив её на стол рядом со своей, подошёл к Тонкс и обнял её сзади. — Где ты нашла это? — прошептал он, легонько отбивая пальцами такт на плече девушки. — Я искал её уже неделю. — У тебя тут столько хлама, что ничего не найдёшь, — проворчала Дора. — Мог бы и прибраться. — Может, потанцуем? — неожиданно спросил Люпин. Нимфадора взглянула на него снизу вверх, приподняв одну бровь и между делом медленно меняя цвет волос на серебристо-русый. — Если ты помнишь, как мы танцевали год назад, то я оттоптала тебе все ноги, наступила на свой развязавшийся шнурок, ни разу не попала в такт и грохнулась посреди танца, и хорошо, что ты меня поймал. Ремус засмеялся. Дора так любила его смех: такой редкий, а от того искренний, уютный, и тоже улыбнулась. По глазам её любимого было видно, что он хочет потанцевать с ней, но почему-то не хочет предложить. — Ну давай попробуем, — наконец сказал он, поворачивая Тонкс к себе и нежно обнимая её одной рукой за талию, а другой — за плечи. Она чуть наклонилась назад, как в вальсе, но музыка не ждала, и они медленно сделали несколько шагов. Танцевать босиком и с шарфом на плечах было не очень удобно, и вскоре шарф оказался на полу. Дора давно ни с кем не танцевала; она, счастливо запрокинув голову, растворялась в красивом, неторопливом мотиве, напоминающем какое-то классическое произведение. Она чувствовала на своих плечах тёплые ладони Ремуса и старалась не сбиться с такта, чтобы случайно не нарушить эту тихую нежность, так спонтанно возникшую между ними. Ремус тоже старался не сбиться с такта, вдыхая аромат волос девушки и в который раз глядя в её глубокие карие глаза. Нельзя сказать, что Тонкс была красива: несмотря на свой дар метаморфа, она не меняла в своей внешности ничего, кроме цвета волос, а ведь могла быть красивее, чем Флёр Делакур. Но Люпину она нравилась такая: яркая, отважная и дружелюбная растяпа-Тонкс, с которой всегда можно было и пошутить, и потанцевать, и прогуляться под луной, и остаться в живых в какой-нибудь непростой схватке — в зависимости от настроения. Когда его губы коснулись её плеча, она вздрогнула и подняла глаза. Он всё так же смущённо улыбался, теперь находясь в непосредственной близости от неё. Музыка всё не заканчивалась; похоже, Ремус любил эту песню за её длину. Задумавшись так, Дора всё-таки не дочитала один такт и сбилась с ритма. — Ой. Это была ошибка, — усмехнулась она, заливаясь краской. — Ты — моя ошибка, — ласково сказал Ремус, целуя её в лоб. — Ты — моя непростительная, самая глупая ошибка, за которую я готов отдать жизнь. — Не надо… жизнь… — прошептала Тонкс, прижимаясь к нему и чувствуя, как он внутренне напрягся. — Ты знаешь и так, что я люблю тебя. А если что-то случится — умрём вместе. — Вот этого точно не надо, — улыбнулся Люпин. — Мы будем с тобой счастливы. — Будем, — согласилась она, закрывая глаза и полностью доверяясь полёту музыки. Они почти не танцевали, только если объятия на одном месте, чередующиеся с неловкими шагами, можно назвать танцем. Но им было хорошо вместе, и неважно — танцевали они, нет, — всё это было совершенно не главное. — Можно, я тебя поцелую? — спросила Тонкс шёпотом. Спустя несколько секунд он ответил: — А если нет? — А я не буду спрашивать, — так же тихо проговорила она, ткнувшись губами его небритую щёку. — Волчонок мой. — Не надо, — предостерегающе попросил Ремус. — Волчонком буду послезавтра. Девушка улыбнулась и ещё раз поцеловала его. Он ответил на её поцелуй, притянув её к себе и медленно коснувшись губами её губ, немного потрескавшихся. Держа её за руку, он чувствовал ритм её сердцебиения — такой немного ускоренный. На его губах остался лёгкий вкус шоколада — что-что, а шоколад Тонкс любила так же, как и Ремус. Музыка закончилась. Убрав руки с плеч Нимфадоры, Ремус наклонился, поднял шарф с пола, расправил его, встряхнул, опустился на диван и накинул его на плечи себе. Шарф был пропитан запахом Тонкс: от него пахло какими-то травами, ванилью и чем-то ещё неясным, тонким, но очень знакомым. Выключив пластинку, Дора села рядом с Ремусом и отобрала у него часть шарфа. Положив голову ему на плечо и устроившись поудобнее, она взяла со столика чашку и сделала небольшой глоток. Её выбившиеся волосы чуть не упали в напиток, и Ремус, протянув руку, убрал ей розовую порядку за ухо. — Опять ты пьёшь моё какао, — покачал он головой, забирая из рук девушки чашку. — Ну и что… — прошептала она, засыпая.