Терновый аромат

      Холодно. По щеке стекает капля ледяной воды. Нужно просыпаться, но аромат персика со сливками ещё так близок… Без особого энтузиазма возвращаюсь в реальный мир. Медленно, капля за каплей. Я лежу в комнате на собственной постели, но всё ещё ощущаю манящий запах из сна. Вот бы когда-нибудь найти такой же. Приподнимаюсь на локтях, потом и вовсе сажусь. Вокруг царит полумрак, но такой знакомый. От неожиданности вскрикиваю. Пропитанный ледяной водой компресс сваливается прямо на оголённый живот. Просторная футболка нещадно задралась и теперь эта противность распласталась на незащищённой коже и раздражающе медленно сползает к ногам. Торопливо сбрасываю ткань подальше на пол. И только потом замечаю, как мужской силуэт у окна разворачивается ко мне. Теперь Филатов опирается о подоконник, убранными за спину руками. Его голова чуть склоняется вбок, от чего мне кажется, что он готовит какую-то жуткую колкость. Без задней мысли подтягиваю под себя ноги, а одеяло, зацепленное ступнями, прямопропорционально сползает ниже с меня. Нервно сглатываю несуществующую слюну. Чтобы не дать ещё больше поводов для насмешек, как можно непринуждённее тянусь за одеялом. Вот пальцы уже ощущают его мягкость. Одно движение и я натягиваю его по самый подбородок. Смотреть в глаза Филатова совсем не получается. Стыд и смущение – мои «лучшие друзья». Сосед беззлобно усмехается. - Расслабься, Ася,- он запускает руку в свои волосы, пропуская пряди меж пальцев.       Заинтересованно наблюдая за манипуляциями Максима Андреевича, и только сейчас замечаю смертельную усталость, залёгшую под глазами. А после и сама по себе поза раскрывает всю тяжесть состояния обладателя: плечи слегка ссутулены, подогнутые ноги. - Это, - стараюсь смотреть куда угодно, только не на собеседника, неловко и неудобно говорить после всего, что случилось; слова совсем туго идут изнутри, - спасибо... Я была не права, когда… так вела себя.       Ну, вот. Сказала. Губы сами собой поджимаются в ожидании, что Филатов усмехнётся и скажет, что у него нет времени на мои причитания. Однако проходит время, а обидных слов так и не следует. Заинтересованно поднимаю взгляд и сталкиваюсь с не менее заинтересованным в ответ. - Что-что ты сказала? – озорная улыбка расцветает на помятом лице, - я не ослышался?       Негодование так и клокочет внутри. Я тут, как дура, переступаю через себя, распинаюсь с благодарностями, а он… а он… - Сейчас лопнешь, - Филатов откровенно потешается, уже в наглую усаживаясь на подоконник.       Хватит с меня. Возмущённо выхватываю из-за спины подушку и стремительно запускаю в наглую харю. Получается не совсем то. Однако… хоть и сбившись с пути орудие возмездия всё-таки попадает в грудь обидчика. Тот деланно хватается за место ушиба и с отвратительной театральной игрой изображает невыносимую боль. Только собираюсь указать на фальшь, как подушка пулей впечатывается в меня. Да ещё так удачно в лицо. Ух, бесит, сволочь! Бесит!       Мучитель сползает с подоконника и неспешно идёт ко мне. И вот, что прикажете теперь делать? Подушка уже сползла с меня в сторону. Опять натягивать одеяло? Филатов останавливается совсем близко, выжидающе смотрит. Любопытство побеждает желание возмездия. Пододвигаюсь ближе к стене, чтобы освободить место, однако сосед всё так же стоит, как истукан. - Садись уже, - бурчу себе под нос; да, знаю, что веду себя, как обиженный ребёнок, но Я НЕ РЕБЁНОК, просто Филатов сам виноват, вот.       Упорно смотрю на собственные пальцы. Приятно отмечая, что царапины совсем незначительные. Кровать проминается под весом соседа. Точно – дай палец, по локоть откусит! Вместо того, чтобы просто благодарно усесться, Филатов улёгся на свободное пространство, ещё и подушку под голову подложил, будто занесённых под голову рук ему недостаточно. Пихаю наглеца в бок ступнёй. Он смотрит на меня таким возмущённым взглядом, изогнув бровь. - Сама предложила, а теперь дерёшься. Что с тобой не так, Романова?       А? - Ты откуда мою фамилию знаешь, маньячище?       И чтобы ему неповадно было укладываюсь на всё оставшееся пространство кровати, специально для массивности, раскинув ноги. Моя кровать. Взрыв хохота за мгновение заполняет комнату. Филатов поворачивается на бок, держится за живот. - Вот дурёха-то попалась, - сквозь смех выдавливает он, - будем знакомы, друг Насти Романовой, твоей родной тёти.       Ещё пыхтя от сдерживаемого хохота, сосед протягивает ко мне руку. Идиот! Игнорируя конечность, пренебрежительно фыркаю. Тоже мне нашёлся эксперт. Ещё раз обиженно пихаюсь. - Слушай, - всё веселье в мгновение ока растворяется в излишней серьёзности.       Филатов перестаёт валять дурака, поднимается на локте и теперь получается так, что он смотрит на меня сверху вниз. Слишком. Слишком близко. Незаметно отодвигаюсь подальше и упираюсь в стену. Может сосед и заметил мои манипуляции, но заострять внимания не стал. - Нужно кое о чём поговорить с тобой.       Теперь стоило бы ожидать нудных нотаций о том, как беспечно я поступила и какими могли быть последствия, если бы… - Ты не первая, кого эти мрази похищают, - искренняя злость, но на них или на себя?       Как мешком по голове. Сейчас действительно пора переставать дурачиться, если раз не первый, значит, прецеденты уже были и разговор в машине не просто бред моего опьянённого наркотой воображения. - Лизу тоже они… - осекаюсь, только заметив, как до побеления костяшек Филатов сжимает кулаки, зря я полезла.       Требуется не меньше минуты, прежде чем Максим Андреевич прерывает напряжённое молчание. Встряхнув головой, будто отгоняя мрачные воспоминания, он садится на кровати и уже собирается уходить, сказав: «Тебе не стоит этого знать». Но гонимая неведомым порывом, я крепко хватаюсь за ладонь соседа. Никогда раньше я не испытывала настолько сильных эмоций, от касания к коже человека, но невыносимая буря ощущений заставляет отскочить, как от огня. Сердце бьётся быстро-быстро, прижимаю ладони, ещё хранящие тепло руки, к груди. Щёки теплеют. Да, что я в самом-то деле творю? Не хочет говорить, и не надо. Зачем мне лезть к нему в душу, мы же… никто, просто жили от силы два дня в одном помещении. Филатов так и остаётся, замершим в том же положении. Дурацкая ситуация. - Знаешь, Ася, - очень медленно он опускается снова на кровать, так внимательно смотрит прямо в глаза, - ты же ходячее недоразумение. Не успокоишься, если не узнаешь, - прикрывает глаза, смиренно покачивая головой, - а в процессе ещё в неприятности вляпаешься.       Теперь мы сидим друг на против друга в полумраке комнаты. И для меня становится очень важным что-то сказать, реабилитировать себя в его глазах. Я не такая, я не глупая дурочка, как ты думаешь. Скорее всего, это просто навеяно благодарностью, и ничего большего, беспокоиться не о чем. - Но это очень грустная история, - заметив мою задумчивость, Филатов легонько щёлкает мне по носу указательным пальцем.       Вздрагиваю от неожиданности. В носу настырно щекочет и, не сдержавшись, я звонко чихаю. Шмыгаю носом, чтобы, не дай боже, оттуда ничего не потекло. Хватит уже перед ним позориться. Оживляюсь в ожидании истории, даже подпираю кулаком щёку. Всё, я готова, можешь начинать. - Так вот.       Филатов, убедившись в серьёзности моих намерений, снова устраивается на подушке. Мы лежим на расстоянии пятнадцати сантиметров друг от друга и смотрим на белоснежный потолок, будто там есть что-то безудержно интересное. - Шести лет назад я был такой же, как ты: вляпывался в истории, наслаждался пьянками в огромных компаниях, курил, - Филатов на мгновение задумывается, будто действительно погружаясь в прошлые времена, - и не только сигареты. Беззаботные студенческие будни. На одной из вечеринок я заметил забавную девчонку. Раньше я её не видел и решил, что было бы неплохо познакомиться, - его пальцы свободной руки снова сжимаются в кулак, - это была Лиза. Я был тем ещё мудаком, Ася, использовал девушек на одну ночь, а на утро прощался. С Лизой же получилось иначе. Я ещё не проснулся,а она уже ушла. В записке поблагодарила за прекрасно проведённое время и оставила номер. Примерно через неделю я всё-таки позвонил ей. Лиза пришла с братом. Думаю, от Михи ты и услышала в машине про Лизу. Дружба закрутилась как-то сама собой. Не скажу, что я был влюблён в неё или она в меня, но иногда мы спали.       Филатов замолкает, что-то обдумывая, а потом поворачивает голову лицом ко мне. Почувствовав его взгляд, я тоже поворачиваюсь. - Кажется, то, что я тебе рассказываю, называется развращением малолетних и попиранием их моральных устоев, - немного грустная улыбка озаряет уставшее лицо.       Фыркаю. Можно подумать, я не знаю, что такое секс ради секса. С трудом удерживаюсь, чтобы не закатить глаза. В самом деле, как к ребёнку относится. - Меньше лишнего трёпа.       Сосед усмехается, но возвращается в прежнее положение. - Около полутора лет назад Лиза пошла в ночной клуб одна, ни смотря на то, что мы уговаривали её не рисковать. В то время девчонки уже пропадали оттуда. Она не послушала, и больше её никто не видел живой. - Звучит, как страшилка, которую детям рассказывают, чтобы они не ходили с незнакомыми дядями, - сама не знаю, зачем комментирую, ведь это так цинично с моей стороны, но неведомое чувство заставляет потаённо раздражаться на Филатова, да, за что только, чёрт возьми?!       Тяжёлый вздох. - Она ответила почти так же, когда мы уговаривали её не ходить.       М? Задумчиво поворачиваюсь к Филатову. Он смотрит, не видящим, взглядом в потолок, волосы взлохмачены, разметались по лбу. Я упрямо не хочу впускать мысли, которые очень настырно рвутся в сознание. Не хочу. Всё это не имеет значения. Мы никто. - Что было дальше? – не знаю, что больше побуждает меня на продолжение: любопытство или нежелание утопать в собственных догадках насчёт меня. - Её искали полгода. Полиция, два частных детектива. Информации получилось собрать критически мало. Где-то через неделю, когда у меня и Вала получилось вытащить Миху из запоя, подключились и мы. Не хочу рассказывать, как мы по крупице шли по её следу. А в итоге Лизу нашли через полгода по кусочкам, - я почти слышу, как Филатов стискивает зубы от злости, - эти уроды перепродали её. А там, - простыня почти трещит, когда он сжимает её, - все эти полгода…       Слова очень тяжело даются Максиму Андреевичу. Видно, что эта боль всё так же преследует его, мучает, твердит, что он мог спасти, уберечь и не сделал этого. - Если не хочешь, можешь не говорить, - осторожно касаюсь плеча Филатова, - я поняла.       Да, а ещё я прекрасно поняла, что со мной было бы тоже самое. И вот от этой мысли настоящий ужас оплетает тело своими липкими щупальцами. Жажда сигаретного дыма бередит нервы. - Ничего ты не поняла, - Филатов жестко бросает на меня гневный взгляд, будто прибивает к месту, - её насиловали и издевались полгода, пока она сама не смогла раздобыть гвоздь, который раскаляли и писали на её спине мерзкие словечки, и не вскрыла им вены от локтя до запястья.       Даже будучи вымотанным он с силой поднимается, опираясь на локоть, и теперь возвышается надо мной, глядя прямо в глаза. Сердце вовсе перестаёт биться, а я забываю, как дышать. Нервные окончания трепещут электрическими разрядами, когда другой рукой Филатов, согнув пальцы, проводит костяшками по царапине от бутылки на моей щеке. - И самое ужасное, - снова пугающе спокойный голос, - они продолжают похищать девушек. И ты могла стать очередной жертвой.       Всё. Истрёпанные до невозможности нервы не выдерживают. Сначала слёзы просто роятся в глазах, потом рваные всхлипы содрогают грудную клетку. Приоткрываю губы, чтобы вдохнуть побольше воздуха и прекратить эту истерику в зародыше. Но лёгкие, словно намертво сжались. И так хлипкая плотина разлетается в щепки. Всхлипы становятся всё чаще, по щекам льются слёзы. Я даже не знаю конкретную причину, просто эмоции бьют ключом. Сквозь пелену замечаю, как испуганно отпрянул Филатов, гамму сомнений на его лице. А после он бережно привлекает меня к себе, разместив ладонь на затылке. Второй обнимает за талию. Я просто рыдаю в пространство между его шеей и плечом, измазывая футболку в слезах и соплях. Утешающие поглаживание по волосам только сильнее провоцируют. Я совсем не помню, когда последний раз кто-то пытался успокоить мои эмоции. Только не привяжись...