Визит к Минотавру

Когда с утра будит звонок телефона, это полбеды, когда звонок в дверь — армагеддон. Артур в трусах мчится в прихожую, не посмотрев на часы — в гостиной светло, значит, уже солнце — не вполне понимая, чьи шмотки на полу. В виски стучит какая-то чушь, что вдруг это Ричард вернулся, и можно будет его скрутить и устроить допрос по всей форме. Голова еще ватная, еще не болит, но ничего, вот прочухается и заболит, но это потом. На пороге стоит Кэти в красном тренче, свежая и прелестная, улыбается. Разглядывает Артура, перестает улыбаться. Артуру кажется, что он видит себя ее глазами, чует ее носом, и вот тут башка канонирует болью. — Привет, — пятится, впускает Кэти, она моментально выхватывает из интерьера скомканные носки, рубашку на спинке дивана, прибитого пыльным мешком Артура. Перебирает пальцами ручки сумочки. У Кэти было такое лицо, она ехала к нему сообщить какую-то новость, или поделиться впечатлениями. Точно, она же вчера ходила в театр, спектакль, видимо, был хороший. — Прости за бедлам. — Кэти все еще молчит, да и что тут скажешь? Другая бы выругалась, расплакалась, Кэти же просто теряет дар речи. Артур смотрит на тапки, как нашкодивший мальчишка. Наверное, она думает, что тут была оргия, и она права. — Я думала, ты заболел. — Артур сейчас расплачется или надает себе пощечин, потому что в словах Кэти только волнение, искреннее, чистое желание понять и помочь. Какой же он говнюк, господи, а она так его любит! Сейчас Артур готов сделать все, что угодно, чтобы доказать свою любовь: давай поженимся прямо сегодня, давай заведем... тьфу, я хочу, чтобы у нас были дети, мальчик, и девочка, и мальчик, давай поедем, выберем дом за сто тысяч миллионов, с бассейном и золотистым ретривером. Вместо всего этого сзади стучит дверь, Артур хочет умереть. Кэти белеет, красным пятном колеблется тренч; Имс приобнимает Артура, чтобы тот не упал, вежливо наклоняет голову, ждет. — Кэти, познакомься — мистер Имс, мой коллега, — пепельным голосом произносит Артур. — Имс — Кэтрин, моя невеста. — Театр чистейшего, незамутненного абсурда, сейчас зал громыхнет гоготом, а сцена разверзнется под ногами. Как будто этого мало, Имс шагает вперед, протягивает руку. Естественно, он голый. — Кэтрин Линтон? Кэтрин Хитклиф? Кэтрин Эрншо? Кэти рефлекторно шепчет: «Извините» и исчезает, снаружи дробный стук каблучков по плитке. Артур выкручивается, молниеносно натягивает штаны, набрасывает куртку и выскакивает следом, хватаясь за перила, прыгая через ступеньки. Десять этажей, Кэти бежит, как будто за ней гонятся демоны, окликать бесполезно. К счастью и к ужасу Артура, на площадке шестого этажа она подворачивает ногу и падает — слава богу, не на лестнице. — Стой, постой же, у тебя кровь. — Артур опускается рядом на колени, старается взять ее ладонь, кожа чуть содрана. Кэти отползает от него к стене, в защитном жесте прижимает к груди сумочку. — Не трогай меня, не трогай, не трогай... — Кэти... — Не трогай, не трогай, — мотает головой, закрывает глаза, по щекам ручьями текут слезы. Артур хочет себя убить. — Не трогай меня, пожалуйста. — Я не буду лгать, не буду отпираться, — скороговоркой выдает Артур, — я спал с ним, два раза после его приезда, но... Кэти, послушай меня, две секунды! Я все тебе расскажу, я объясню, почему это сделал. И этого больше не повторится, клянусь. Нет никаких чувств, это вынужденная мера, то есть, это была страшная ошибка. Пожалуйста, пойдем куда-нибудь, я все тебе расскажу. Кэти смотрит на него, как на психа, вдруг начинает смеяться. Припадок, это понятно, это лучше, чем обморок или что-то подобное. Она тычет пальцем Артуру в ширинку. — На тебе... чужие штаны! Бо... — икает от смеха, — ...же! — Артур смотрит на себя: и правда, джинсы Имса, размера на два больше, чем его собственные, почти сползли: Артур похож на гопоту, которая ходит по улицам вразвалку, с трусами наружу. Кэти одновременно хохочет и рыдает, надо отвести ее куда-нибудь, отвезти домой. Вообще-то, Артур не знает, в какой последовательности разгребать это дерьмо. Есть варианты, идеи, только схема слишком рисковая — ну да он сам напросился. Аккуратно забирает у Кэти сумочку (ее это мало заботит — джинсы мешком, ха-ха), достает телефон, находит номер сестры. — Привет, Кэти, мы тут... — Нет, это Артур. — В таких ситуациях он представляет себе не конкретного человека, а некую абстрактную персону, до которой требуется максимально быстро донести важную информацию. — Извини, нет времени болтать. Вы дома? Я привезу к вам Кэти, хорошо? — Она в порядке? С ней что-то не так? — На фоне вопли и стук, Сьюзи стремительно выздоровела и носится конем. — Мы едем, — отвечает Артур прежде, чем сестра Кэти даст волю воображению. Конечно, мобильник звонит уже спустя несколько секунд, Артур не обращает на него внимания. В сумочке кошелек, пудреница, ключи, пачка платков, программка «Вирджинии Вулф». Он вытаскивает ключи, помогает Кэти подняться, подтягивает штаны и вызывает лифт. Ведет ее к машине, не реагируя на всхлипы и обрывки фраз, все равно здесь и сейчас он бессилен, не устраивать же исповедь посреди парковки. Усаживает Кэти на заднее сидение, выруливает со стоянки, вспоминая, как удобнее ехать. Будущая золовка дважды приглашала его в гости, и оба раза за рулем была Кэти. Всхлипы и бормотание сзади прекращаются, Артур смотрит в зеркало: Кэти подавлена, в лице скорее злость, чем растерянность. Шок миновал, она собирает по кусочкам свою версию происходящего, подгоняет факты под восприятие. Артуру пора вмешаться. — Кэт, ты выслушаешь меня? Только прошу, пусть этот разговор останется между нами. Тут замешаны и другие люди. Угрюмое молчание. — Два года назад, до того, как я переехал сюда, мы проворачивали в Европе одно дело: я, Имс и Ричард. — О, есть еще Ричард! — В зеркале видно, как кривится ее рот. — Да, мы работали в команде. Еще были химик и архитектор, Ариадна — она прислала мне книгу, помнишь? Короче, мы провалили операцию, всем было очень тяжело. Имс вообще пропал, я все это время не знал, жив ли он. И вот Ричард вдруг объявился в Нью-Йорке, привез его сюда, совершенно больного. Его негде было оставить, понимаешь? Я приютил больного друга. — Артур, можно я пересяду вперед? Хочу видеть твое лицо, когда ты говоришь такие вещи. Артур послушно сворачивает в какой-то тупик, Кэти пристегивается, но машина не трогается с места. Они так и сидят, глядя друг на друга. — Ну, приютил, и как это связано с вашими потрахушками? — Кэти крайне редко бывает грубой, Артур рад, что сейчас она не сдерживает эмоций. Порой ему кажется, что Кэти чересчур культурная. — У Имса совсем съехала крыша. Он считает, что его хотят убить, и что это происходит одновременно во сне и наяву, — сбивчиво объясняет Артур. — Ты была абсолютно права, когда говорила о побочных эффектах, у него сейчас не жизнь, а один сплошной... эффект. Он страшно мучается, хочет покончить с собой. Ричард накачивал его лекарствами, я тоже пытался, но у меня нет таких препаратов. Пришлось его поить, ну и... — Вы трахнулись по пьяни? Оба раза? Артур не находит смелости, чтобы возразить. — Да. — Это мерзко. Боже, как же мерзко, я просто... — Кэти вытаскивает из бардачка салфетки, сморкается. — Когда мы его искали, это было уже после того, как... — Нет, Имса привезли в отключке. Он проспал почти сутки, потом взял машину и уехал. — Но ты все-таки нашел его и привез обратно, — уточняет Кэти. Артур кивает, смотрит, как на бледных щеках расцветает румянец. Теперь она будет бередить свои — их общие — раны. — Артур, ты понимаешь, что я больше не могу тебе верить? Как это все укладывается... да никак не укладывается, о господи, ладно бы только твоя работа, но откуда мне знать, что ты снова не выкинешь что-нибудь эдакое? Ты мне отвратителен, понимаешь? — Она горячится, будто ждет, что Артур взмахнет волшебной палочкой, повернет время вспять, и ничего не произойдет, и все ради того, чтобы не вызывать у нее отвращения. Да если бы он мог! — Милая, я не могу выразить, как мне жаль, что... — Что я обо всем узнала? Вчера, по телефону, ты врал мне! Сколько еще ты наврал за эти два года? Это же какой-то колоссальный, чудовищный бред — оказывается, я совсем тебя не знаю! Артур опускает голову, смотрит на руль, на счетчик пробега. В сумке снова пищит сотовый, Кэти отвечает. — Да! Да. Нет, Артур везет меня домой. Нет, ты что-то напутала или... неважно, я еду к себе. Потом поговорим, ладно? Все, пока. Нет, я в полном порядке. — Злобно косится на Артура, прячет телефон, произносит тоном, полным несокрушимого достоинства: — Отвези меня домой, пожалуйста. С людьми чести, к коим до недавних пор причислял себя и Артур, есть одна «проблема»: никто не имеет права оступиться. Единожды облажавшись, нечего рассчитывать на реабилитацию — если не сделают скидку из большой любви, но и тогда «склеенная вещь — не то, что целая». Высадив Кэти возле подъезда, Артур не сразу вспоминает, что надо и самому вылезать, ведь это не его машина. Стоит на тротуаре, поддерживая штаны, дурак-дураком, и ведь заслужил. Только почему-то слова и взгляды Кэти не ранят так, как должны бы, не проникают дальше рационального сожаления и верхних пластов стыда. Видимо, он таки не проспался как следует и теперь тупит. — Нужны деньги на такси? — спрашивает Кэти. Артур роется по карманам, там сигареты, зажигалка, несколько смятых купюр. — Этого хватит. — Не звони, мне надо прийти в себя. Я сама тебе позвоню. Пока. — Впервые за время знакомства они прощаются без поцелуя, без прикосновения. Артуру холодно, в домашних шлепанцах мерзнут пальцы, из легких будто выкачали воздух и напустили туда ледяного газа. Кэти хотя бы не стала срывать кольцо, а ведь он этого боялся. Артур не умеет адекватно реагировать на мелодрамы; излишняя эмоциональность — удел героев мыльных опер, в жизни она выглядит нелепо, даже у женщин. Возможно, поэтому Артуру всегда было легче с мужчинами, даже с чокнутыми наглыми козлами. Мужики, они это... не визжат и не бросаются кольцами. Вернувшись домой, он захлопывает дверь и валится на диван, не заботясь о том, здесь Имс или нет. Ему тошно, не хочется никого видеть, тем более Имса, даже не интересно, зачем он устроил такой фарс. В мозгах лопается шарик напряжения, апатия укрывает его, как одеяло, Артур закутывается в плед, зарывается в жесткие подушки. Он не будет думать об этом сейчас, подумает завтра, или через несколько часов, но не сейчас, сейчас он смертельно устал. Мантра работает, постепенно становится тепло, Артур проваливается в блаженно пустой сон, похожий на кому. Когда открывает глаза, уже темно, и ужасно хочется есть. Возле полок кто-то сидит на стуле так, чтобы Артур увидел его сразу, как проснется. — Имс? — Эй... — Тот наклоняется, поправляет край пледа. — Проголодался? Я доел суп, но приготовил кое-что взамен. — Имс щелкает зажигалкой, простенькая чайная свеча освещает опухшее лицо с мешками под глазами. Это как больная выдумка и реальность; Артуру хочется кричать, сыпать проклятиями, но ему уютно, и лень шевелиться. — Ты хоть представляешь, что натворил? — бубнит он в подушку. — Мне всегда казалось, что любимых нужно воспринимать такими, какие они есть, а не поклоняться собственным проекциям. Пожалуй, я идеалист. «Ты похуист», — думает Артур, поворачивается на другой бок. Свеча еще мерцает под веками, лукавый язычок манит глубже во мрак. Артур резко выдыхает, огонек гаснет, пробуждается для работы холодный рассудок. Минимум эмоций, максимум конкретики: надо разобраться с Имсом, и неважно, чего это будет стоить. Все эти годы Артур уклонялся, гадал, подыгрывал, поддавался — когда разрешенные приемы не работают, пора переходить к запрещенным. Щепоть удачи за горсточку чести: если такова ставка, нечего удивляться, что Имс — любимец фортуны. Артуру тоже не помешает разок сыграть: говорят, новичкам везет, так пусть ему повезет сейчас. — Надо, в конце концов, решить, что с тобой делать. — Ничего. Уеду, и все, как всегда. Артур устало поводит плечами, смотрит в потолок. Он завел этот разговор за ужином, сейчас почти полночь, а они не продвинулись ни на йоту. По-хорошему, начинать нужно было не с Рио и даже не с той тренировки, а с их первого свидания, если можно так назвать час болтовни в баре сиднейского отеля. Имс был неотразим, Артур — молод, слишком молод, чтобы адекватно оценить ситуацию. Он волновался, получив первое настоящее задание. Кобб собрал команду, попросил Имса «приглядеть за новеньким»; сам Дом был занят архитектурой и какими-то делами с Мол. Имс приглядывал за Артуром всю ночь. — Дом говорит, нельзя мешать сомнацин с алкоголем. — Артур на автомате расстегивает манжеты, ослабляет галстук. Имс обещал показать что-то интересное, а Кобб велел у него учиться. — Урок первый, лапушка: Дом часто говорит одно, а делает совсем другое. — Имс подмигивает, как заговорщик, разматывает провода. — Урок второй: когда у Кобба личные траблы, все остальное теряет для него смысл. Читал «Гарри Поттера»? Дом Кобб — типичный слизеринец, семья превыше всего. Мол — из Рейвенкло, а я — гриффиндорский мародер, — иронично кланяется, снимает пиджак: под ним рубашка-поло в красно-желтую полоску. — А я кто? — смеется Артур. — Посмотрим, что решит Сонный Чемодан. Ложись. — Имс кивает на свою кровать; Артур секунду колеблется, но подчиняется. Он должен пройти тест в разном состоянии, доказать, что всегда готов к погружению. Имс ставит на PASIV таймер, ложится рядом с Артуром, легонько жмет ему руку. По сравнению с этим боевые тесты Кобба казались детским лепетом. Артур попал в лабиринт с трехметровыми стенами, ловушками и обманками, и едва успел осмотреться. Вооруженные до зубов проекции гоняли его четыре сновидческих часа: Артур уворачивался, отстреливался, находил тайники с боеприпасами и водой (которую не рискнул пить), настоящие медвежьи капканы (чуть руку себе не отхватил, идиот) и компоненты для кустарной взрывчатки (он подорвал L-образную стену, завалив бетоном дюжину противников). К финишу он совершенно выдохся и, взбираясь по вертикальной лестнице, получил пулю в затылок. — Молодец, Рейвенкло — хвалит его Имс. Артур не может отдышаться, мышцы подрагивают, как будто он еще бежит, нагруженный винтовкой, двумя глоками, бронежилетом и рюкзаком. Имс наклоняется, кладет ладонь ему на грудь, где сердце стучит о ребра. Артур не помнит, как раздвигает ноги — наверное, они сами, — как Имс опускается, опираясь на локти, и медленно, нежно целует его в губы. Он был слишком молод, чтобы адекватно реагировать. С тех пор прошло много времени, и Артура уже не сбить с толку. Имс принес еще две бутылки; оба лежат на кровати, тянут бренди и пытаются что-то придумать — точнее, Артур думает вслух, а Имс на ходу изобретает отговорки. Ни слова о Кэти: она покрывается броней, превращается в табу, Артур глушит уколы совести мягким молотом алкоголя. Разговор в темноте, лежа, чем-то похож на сеанс у психоаналитика, только на этой кушетке двое, а врач ушел и не вернулся. — Побегами ничего не изменишь, — авторитетно заявляет Артур. Первая бутылка почти пуста, они расслабились, правду говорить легко и приятно. Рука Имса у него под головой напрягается, но это все, и Артур продолжает: — Надо принять вызов, ты же Имс! — М-да, — ухмыляется, делает глоток. — Я уже не тот, что прежде. Неправда, хочет возразить Артур, только это будет наглая ложь. Они оба теряют себя где-то там, в мутном бетоне сна, когда Ариадна кричит от каждой пули, а Ричард все жмет на курок, а мир вокруг рушится к чертям, потому что гребаный сновидец исчез. Должен быть выброс, хоть что-нибудь, нет времени ждать... Артур бережно опускает мертвую Ариадну на землю, земля трясется, их переворачивает и тянет в воронку бесконечной пустоты, из которой нет выхода. Последнее, что помнит Артур — безумное чувство, что перед ним не лимб, а что-то другое, гораздо хуже. Когда он просыпается, рядом лишь Ричард в шезлонге, острый, изломанный. Рвет пуговицы рубашки, на потной груди — «Великий архитектор» Блейка, Юсуф с ингалятором уже бежит в смежную комнату, где задыхается Ариадна, вместо Имса только его пиджак, да вырванный провод, на канюле крохотная капелька крови. — Почему ты тогда нас бросил? — спрашивает Артур. От крепкой выпивки он храбреет до безрассудства, поэтому и пьет очень редко. — Я не помню, клянусь. Только погружение, выброс, и как оказался на улице, а сон — черная дыра. — Давай без сказок про амнезию, ладно? — Щеки горят, слова вылетают сами собой. — На тренировке что-то случилось, поэтому Ричард тебя преследует. Ври, увиливай, это ничего не даст. Но если вам охота в дурку, мистер Имс, к алкашам и нарикам — не вопрос, продолжайте в том же духе. — Если ты предлагаешь извлечение, то вынужден напомнить... — Извлечь можно реальную информацию, а не то, что ты вытеснил в подсознание, — перебивает Артур. — Есть другой способ, бесконтрольное... Имс резко убирает руку. — Я так не хочу. — Тогда проваливай, задрало. — Артур опускает ватные ноги на пол, держась за стену, плетется в гостиную. — Забирай свое дерьмо и вали, никто тебе не поможет. Закрывшись в ванной, Артур долго, бестолково плещет в лицо холодной водой, не откликается, когда Имс подходит к двери и что-то говорит. В шкафу чемодан и сумка на колесиках, пусть собирает вещи и катится к чертовой матери. Тогда он, Артур, наконец вздохнет спокойно, помирится с Кэти, женится на ней, вернет свою блеклую замечательную скучную счастливую жизнь. Имс бродит в прихожей, как тигр, стучит, Артур по-детски затыкает уши. Это все сон, точно-точно, а сны, слава богу, имеют свойство заканчиваться, только бы поскорее... В ушах звенит, Артур делает несколько дыхательных упражнений, паника накатывает волнами, как тогда, в аэропорту. Можно, он останется здесь на несколько дней, в зале ожидания, пока выветрится яд, и Имс устанет стучаться ему в душу, и сон закончится, и воспоминания забудутся, и все будет хорошо, можно? — Артур! — Иди нахер, я сказал! — Выходи! Не выйдешь, я дверь высажу к ебеням, и так отделаю, что тебя даже эта рыжая пизденка не узнает! — Ах, ты... — Артур хватает первое, что под рукой, отшвыривает дверь, вслепую, пригнув голову, бросается на Имса. От бренди их обоих заносит, Имс промахивается, удар Артура приходится по касательной, но все-таки попадает в цель, а цель большая, горячая и мясистая, и сейчас он сам его отделает, шкуру эту разрисованную с него спустит. Имс сильнее, тяжелее, зато Артур проворнее и вооружен бритвой... был вооружен: запястье вывернуто, пальцы топорщатся во все стороны, Артур рычит, со всей дури дает Имсу локтем под дых, а когда тот сгибается, бьет сжатыми в замок руками по шее. Имс падает; есть время вытащить из аптечки пузырек, наполнить шприц, всадить иглу в плечо между извивов татуировки. С полминуты Артур смотрит, как сжимаются в конвульсиях кулаки, шевелятся губы, как Имс пытается подняться, но доза слишком велика. Он подбирает бритву, снова умывается холодной водой, потом идет к шкафу, сдергивает с вешалки ремень. Возвращается — Имс может только глазами ворочать, да хрипло дышать — становится на колени, голенями сдавливает ребра, подносит ремень к перекошенному лицу. — Я тоже так могу, — шипит Артур, — и сделаю, если ты еще хоть слово скажешь о Кэти. Теперь выбирай: или бесконтрольное вторжение, или сдам тебя Ричарду, и пусть делает, что хочет. Ну? Имс дергает прокушенной нижней губой, Артура будто мягко толкают в спину, он оседает на пол, на Имса, в полной уверенности, что сходит с ума. Отруб, паралич, как если бы тоже вогнал себе полный шприц; трется щекой о ковролин, о жесткую щеку Имса, слезы текут, вынося остатки последних сил. Он — это не он, это другой Артур, кто-то забросил другого Артура в его кожу, во внутренности, как чужого. Пол качается гудящей шершавой лодочкой. Тогда Имс шепчет: — Согласен...