Визит к Минотавру

До вечера Артур плавает в тумане тупого бессилия, то выныривая на поверхность, то снова погружаясь с головой. Юсуф говорит, это последствия слишком резкого пробуждения, но ведь он не мог устроить многоступенчатый выход, у них не было приборов и... На третьем круге оправданий Артур просит его заткнуться. Ричард выглядит не лучше, вдобавок он еще час пробыл неизвестно где — Артур предполагает, что в собственном подсознании, но не задает вопросов. До обеда бывший спецагент отлеживается на диване, потом обходит квартиру, без лишних слов собирает поставленные жучки. Один прикреплен на шкафу в спальне аккурат над зеркалом. Ричард, должно быть, увидел много интересного. — Это вторжение в частную жизнь, — хрипит Артур, тянет сок через трубочку. — Я тебя умоляю. — Ричард вытаскивает из кармана флешку, отворачивает ковер, бросает ее на пол, разбивает каблуком. — Теперь доволен? Копия ключа на полке в прихожей. Хочешь, смени замок за мой счет. — Если бы Юсуф не согласился... — начинает Артур, Ричард щурит стальные голубые глаза. Ясно, такой вариант просто не рассматривался. Артур вертит перевязанной рукой: Юсуф сказал, в какой-то момент он дернулся, чуть не упал с кровати и со всей дури врезал по тумбочке. Хорошо, что провод был в левом запястье. Хорошо ли? Артуру тошно даже представить, какая каша у него в мозгах. Сейчас еще действует успокоительное, а потом что, придется все вспомнить? Придется думать об Имсе, а у него нет на это ни желания, ни сил — совсем, ни капли. Юсуф сказал, он ушел, просто так — забрал пиджак и ушел. В его-то состоянии, если оно такое же, как у Артура, куда, зачем? Пока действует успокоительное, а потом будет больно, Артур уже знает, как именно. — Я делал заметки, посмотри, если захочешь. — Юсуф робко кладет на постель тетрадь А4 с пришпиленной ручкой. Артур вяло листает, не вглядываясь в неровные строки, рисует на полях рожицу в ореоле вьющихся волос, ветвистый дуб, розу. Это не гонит прочь мысли, наоборот, но позволяет как-то отвлечься, отстраненно взглянуть на происходящее. Юсуф приносит разогретые остатки еды, Артур отказывается. Такое ощущение, будто ему сдавили горло. — Помнишь ту тренировку? — Ричард сидит за столом, перебирая фальшивые документы, кредитки в бумажнике. Артуру хочется пнуть его, поцеловать, облить водой — что угодно, лишь бы ублюдок не был так спокоен. — Мы погрузились на первый уровень, за него отвечал ты. Второй создал Имс, улица в пригороде Лондона. — Конечно, помню. — Обычный сон во сне со стандартным снотворным и выбросом: проще, чем в деле Фишера, проще, чем в любом другом деле. Ариадна быстро все выстроила, оставалось проверить пути отступления — этим она и должна была заняться. Ричард складывает руки на груди, скрещивает щиколотки: поза-блок, все эмоции остались по ту сторону мира. Артур не понимает, как можно так жить. — Я просек, что дело дрянь, когда Имс убрал оттуда Ариадну. — Ричард запинается, сдвигает брови. — Выстрелил ей в затылок, как трус. Я только рот открыл, чтобы спросить, в чем дело, но тут меня толкнули изнутри, — касается пальцами висков, — а посреди этого пригорода... Артур, я охуел, просто стоял и смотрел. Потом обернулся и увидел, что он тоже смотрит. Тогда-то все и рухнуло. — Ричард упускает маленькую деталь, Артур не берется его осуждать. Пожалуй, он бы тоже спустил курок, если бы кто-то вдруг вскрыл его самое сокровенное. — Физически именно ты дестабилизировал уровень, — уточняет он, просто чтобы Ричард не считал его идиотом; Ричард угрюмо кивает. — Почему Ари не могла проснуться? — Наверное, какой-то общий сбой. Я же не архитектор, Артур. До того дня я и о бесконтролке ничего не знал. «Ты должен был блокировать свое подсознание, вообще не должен был этим заниматься», — хочет сказать Артур, только уже поздно, прошлое не имеет значения. Вместо этого он спрашивает: — Гарри Пирс, твои коллеги из МИ-5... ты поддерживаешь с ними связь? — Так я тебе и сказал. — Под острым носом появляется, тут же пропадает тень улыбки. Артур еще не закончил допрос. — Фотографии из клуба, письмо моему боссу... — Все было на той флешке. — Ричард указывает на кучку обломков. — Распечатки в единственном экземпляре. Я уже написал ему, что все в порядке — через пару дней сможешь выйти на работу. — Знаешь, ты вправду самоуверенный мудак. — Сейчас Артур точно его пнет, и побольнее. К счастью, Ричард не смеется. — Мне нужны были гарантии, тылы, я не мог полагаться только на... — широким жестом обводит спальню. — Мерзкий грязный обманщик. — Артур полыхает по уши, его сейчас стошнит от стыда, от вязкого дурного предчувствия. Ричард мрачнеет: встает, садится рядом, смотрит долго, пристально. — Артур, мне очень жаль. Я не думал, что для тебя все так серьезно. Блин, я не из тех, кто любит подглядывать в замочную скважину, но Имс... — Что — Имс? — шепчут губы Артура. Он не хочет слышать ответ; Ричард крутит на запястье часы. — Имс сказал, это игра. Когда я наконец нашел его, то реально взбесился. Не стал слушать его треп, припер к стенке и заставил выбирать: ехать к тебе или к Коббу. Он сказал, Кобб не поможет, а вот ты... нужно только, чтобы ты поверил. Обещал «сыграть для тебя роль», «устроить хорошенькое шоу». Его слова, Артур, не мои. Тогда Артура рвет водой на ковер, на темно-синие брюки, выкручивает сухими спазмами. К вечеру в квартире остаются только они с Юсуфом; Ричард возвращается в гостиницу, где, оказывается, жил с самого прилета из Рио. Артуру тесно, душно в слоях вранья, выдумок и конспирации, а еще игра, в которую не хочется, но необходимо поверить. Конечно, это в духе Имса: еще одна имитация, долгая, изощренная, извращенная. Но если совсем честно, Артур не слишком удивлен, никаких «я же тебе говорил» из беспощадных уст рацио. Подспудно он ждал чего-то подобного все те годы, что они с Имсом знакомы, и в итоге оказался готов — почти готов — к разочарованию. Никто не выстрелил ему в спину, не выжег дыру в сердце, не отодрал с мясом и жилами половину личности, так что хватит валяться в четырех стенах со спертым, пахнущим лекарствами воздухом. Артур открывает окно, на автомате застилает постель, проверяет, в порядке ли PASIV. Подбирает кусочки флешки; нужно будет почистить ковер. Юсуф в гостиной вдохновенно стучит по клавишам ноутбука, прихлебывает кофе. — О, ты встал! — наливает и Артуру чашку; крепкий черный, без сахара. — Кобб тут стучался в «скайп» сам не свой, я ему отзвонил, пообещал отчет. Похоже, все получилось — ну, Ричард так сказал, и вообще, вы быстро оклемались, учитывая... Артур не слушает, что за цифры приводит Юсуф для сравнения, не разделяет его восторгов. На стуле, в шкафу, в корзине для белья остались вещи, которые нужно выбросить, но попозже — завтра, когда Артур возьмется за домашние дела. Пока он бродит по квартире с чашкой кофе, проверяет автоответчик — сообщений нет, сотовый — сообщения есть, все три от Кэти. «Как ты? Я очень волнуюсь. Пожалуйста, береги себя», «Пожалуйста, позвони, как только сможешь», «Я тебя люблю». — Все, отправил! — ликует Юсуф. Артур смотрит в маленький экранчик сотового, тупо откликается: — Здорово, — подумывает спросить, чем Юсуфа подкупили тогда, перед тренировкой, что такого Имс ему сказал, но какое это теперь имеет значение? Он окрылен успехом, не может усидеть на месте; хочется расслабиться, отпраздновать, они оба это заслужили. Отчасти Артур его понимает, сам испытывает если не облегчение, то хотя бы благодарность. Почему бы и не сходить куда-нибудь? К тому же, у Юсуфа больше нет причин задерживаться в Нью-Йорке, скоро он уедет. Артур этого не озвучивает, боится показаться законченным грубияном, но ему очень хочется получить свой мир обратно, вымести следы пришельцев всех мастей. Вот единственно правильное решение, пока незаконный эксперимент волею мысли не превратился в нечто большее, важное, способное извратить привычный уклад его жизни. Это для Ричарда он был чем-то большим; для Имса — игрой, для Юсуфа — научным опытом. Артур тоже приобрел опыт, воистину неоценимый, и теперь мечтает избавиться от него, как можно скорее. В первом попавшемся баре на соседней улице Юсуф радостно напивается на дармовщинку; трезвый как стеклышко Артур не без труда ведет его домой, укладывает на диван. После прогулки особенно бьет в нос запах химикалий — Артур неумело, с третьего раза, зажигает индийскую палочку, идет в душ. От постельного белья разит Имсом; Артур все меняет, комком бросает в угол грязное. Очень хочется спать, в прохладной свежести простыней какая-то магия, как будто Артур лежит на чистом снегу. Утыкается носом между подушек, укрывается по уши, расслабленно откатываясь в полузабытое прошлое. Он не сделал что-то важное... не позвонил Кэти, а ведь она волнуется, бедняжка. Ничего, позвонит завтра, а еще лучше — устроит ей сюрприз: цветы, игрушка-безделушка или наоборот, дорогое украшение, какие дарят после долгой вынужденной разлуки. В два часа ночи возвращается Имс. — Эй! — зовет; Артур с трудом разлепляет веки, в темноте колеблется огонек свечи. — Опять пробки выбило. Ты не спишь? — Уже нет. — Артур на ощупь ищет будильник, вместо тумбочки рядом что-то теплое, живое. За окном шумят сосны, дышит море у подножия скал. Голый Имс сидит с краю кровати, на коленях — большое махровое полотенце. — Хочешь искупаться? — Это сон, — возражает Артур. — Дом рухнул, ты не мог так быстро отстроиться. — Обижаешь, лапушка. — Имс шлепает его по бедру полотенцем. — Ну, пойдешь со мной на пляж? — Артур жмурится, отворачивается, сжимает в кулаке одеяло. Остаток сна его преследуют демоны: гонят по лесу, по мертвым волнам, мимо камней и груд искореженного металла. Среди этих обломков трупы животных и людей, Артуру чудятся торчащие из-под завалов конечности, обожженные до неузнаваемости лица, его собственное лицо. Песок мешается с водой, черной зловонной жижей вязнет на ступнях, тащит во все стороны, грозясь разорвать на части. Нет ни чувства реальности, ни вымысла, Артур выныривает в холодном поту, лежит по диагонали, подушка сброшена на пол. Где-то там гибнет мир Имса, возможно, и сам Имс, а он ничего не может поделать, он уже вне, вернулся, должен жить дальше. Артур на цыпочках идет в ванную, глотает таблетку, запивает водой из-под крана. Юсуф дрыхнет как человек, исполнивший свой долг. Утром он весел и бодр, Артуру же кажется, что сам он постарел на десять лет. — У бесконтролки есть запаздывающие побочные эффекты или последствия? — Юсуф отвлекается от второго тоста с маслом, хмурится, лезет в пачку помятых, перепутанных материалов. — Упоминается легкое головокружение, рассеянность, ночные кошмары... вот тут, смотри, но ничего особенного. От переутомления и не такое бывает, а что — ты плохо спал? Как будто по Артуру не видно: раздражен, натыкается на мебель, без толку хлещет кофе. Благие намерения привести все в порядок вылетают в трубу, нет сил даже сходить в прачечную. От ковра тянет кислятиной, Артур ползает по нему на коленях, яростно пшикает из баллончика с чистящим средством. Звонит сотовый — Ричард. — Привет, Артур, как ты? — Херово, — честно говорит Артур, встряхивает пустой баллончик. С чего вдруг такая забота? — Сам как? — Да, блин, глаз не сомкнул. Слушай, ты нашел копию ключа? — Еще не искал. — Юсуф в гостиной собирает вещи, улетает в Майами, а оттуда — куда собирался, Артур даже не спросил, куда. — А что? — Понимаешь, я положил ключ на полку в прихожей, когда... пришел, и когда уходил, он вроде был на месте, но что-то я теперь сомневаюсь, — Ричард после бессонной ночи мелет какую-то чушь. Ему тоже нужно уезжать, может, на сей раз вправду в Чикаго. — Найдется, никуда не денется. — Артур хочет поскорее от него отвязаться. Звонок напоминает о его собственном обещании, о сообщениях Кэти, о самой Кэти — главной вехе в актуальной реальности. Он извиняется перед Ричардом, ссылается на дела, желает ему счастливого пути. Конечно, если что, он будет на связи. Ричард еще раз благодарит «за работу», тактично не упоминает Имса, прощается. Артур кладет трубку, проверяет полки в прихожей и гостиной — ключа нет, ну и фиг с ним, завалился куда-нибудь во вчерашней суматохе. Даже если Имс его стащил... к черту Имса; простыни Артур уже сменил, сменит и замок. — Рад вашему звонку, Артур. Как вы, готовы объяснить, что все это значило? — Голос босса строгий, немного ироничный и озорной, как у человека, жаждущего узнать нестрашный секрет. Артур мямлит что-то насчет завтра, спрашивает о своем деле. Нет, за время его отсутствия не произошло никаких существенных изменений (конечно, ведь прошла одна неделя, это во сне он проваландался почти два месяца). Да, можно продолжать с того же этапа. Тогда до завтра, всего доброго! После их короткой беседы Артур как будто приходит в себя: вот, с чего надо начинать, то есть, возобновлять жизнь — с конкретного, полезного, понятного труда. Пусть его и ждет выволочка в кабинете директора — ничего, он стерпит и попросит прощения. Такие разборки бывают необходимы, они здорово прочищают мозги, а у него в мозгах скопилось слишком много мусора. — Отвезти тебя в аэропорт? — спрашивает Артур, Юсуф отказывается, советует отдохнуть и в ближайшие дни не садиться за руль. Конечно, он будет на связи, он же теперь специалист по бесконтрольному вторжению, хе-хе, консультации для бывших клиентов — бесплатно! Юсуф берет деньги на билет, оставляет сканированные копии наблюдения, которое Артур еще не удосужился прочитать. Вот позвонит наконец Кэти, а потом почитает; даже интересно, как все это выглядело со стороны. Артур проглатывает безвкусный обед, лишь бы не урчало в животе, садится на диван с записями и бокалом белого. К концу первой страницы бокал пуст, глаза полны, строки пляшут и расплываются. Артур сморкается, умывается, с минуту слушает непривычную тишину в квартире, берет сотовый. Телефон разряжен, Кэти придется еще чуть-чуть подождать, Артур пока приляжет, а то голова кружится. Он кутается в плед, трясется в коконе одиночества, глупый червячок на закате. Примерно так он себя чувствовал в шестнадцать, когда первая любовь помахала ручкой и улетела на запад, чтобы через месяц переписки окончательно исчезнуть из артуровой жизни. Глупо сейчас чувствовать себя так же. Сейчас Артуру снится Томасина, снимающая перед зеркалом свое прекрасное лицо, снится уходящая вверх яма, труп Томаса среди корней и змей, чья-то комната с дохлой собакой на пороге. Тленная духота заполняет легкие, доски гниют, во дворе лежит Ариадна, истыканная стрелами, но еще живая. Артур подходит к ней, еле переставляя ноги по липкой террасе. «Кончится это когда-нибудь? — спрашивает Ариадна, сама же отвечает: — Нет, никогда». В грязном песке, похожем на прах и пепел, звонит телефон. — Слушаю, — не открывая глаз, отвечает Артур. Тело затекло; наверное, он проспал до позднего вечера. Лучше б вообще никогда больше не спать, или не просыпаться. — Мне нужен Артур! Вы — Артур? — незнакомый встревоженный мужской голос. — Да, с кем я говорю? — Простите, я не представился. Меня зовут Брэндон. Бля, какой Брэндон, что за Брэндон?.. — Чем я могу вам помочь? — На фоне странные звуки, как будто ревет крупный зверь. Он что, из зоопарка звонит? — Мне очень неловко... Видите ли, со мной ваш друг Имс, и, по-моему, он не в себе. — Артур молчит, Брэндон поясняет: — Мы сняли номер в гостинице, но я боюсь, вот-вот нагрянут копы. Вы это слышите? — отнимает трубку от уха, рев громче, отчетливее, рычащая скороговорка: «Арти, Арти-арти-арти». Артур стискивает зубы. — Передайте ему, пусть катится к... — На фоне истошный вопль: «Отъебись!», Артур чуть не роняет сотовый, не сразу понимает, что еще говорит Брэндон. — ... ради бога, вы должны его забрать! Блядь, у него осколок в руке, вдруг он вены себе вскроет? Артур! — Где вы? — Артур в темноте натягивает куртку, хватает ключи, пока открывает дверь, дважды повторяет адрес. — Да, да, слушайте, — вызывает лифт, — скажите ему, я уже выехал, его это успокоит. И если спросит, кто вы такой, — дверца отъезжает, — скажите, что вы Дом Кобб, — на онемевших ногах вваливается в кабину, в трубке короткие гудки. В пути сквозь десять этажей Артур отметает вариант поездки на своей машине, возвращается к нему, вновь решает в пользу такси. К счастью, ехать недалеко; возле гостиницы с окнами от пола до потолка — радиаторы, мебель, люди, все как на ладони — Артур просит водителя подождать. — Спасибо, что поторопились. — Брэндон, явно дежуривший в прихожей, впускает его, закрывает дверь. — Он присмирел, когда я сказал, что вы едете. — В номере полумрак, шторы задернуты, бра у кровати источает мягкий золотисто-молочный свет. Кто-то шевелится в углу, всхлипывает; Артур шагает через разбросанную одежду, через осколки. — Мы встретились в баре, выпили, все было... нормально, — зачем-то оправдывается Брэндон, расстегивает, снова застегивает манжеты. На прикроватной тумбочке бутылка, две дороги кокса — видимо, до него они не добрались. В кулаке у Имса горлышко от второй бутылки: налитые кровью глаза шарят по комнате, упираются в Артура, будто бы чуточку проясняются. Осколок падает из расслабленных пальцев. — Так вы его заберете? — с надеждой спрашивает Брэндон. Идиот, будет и тебе урок. — Такси внизу. — Артур не оборачивается, садится перед Имсом на корточки. — Эй, привет. Поедем домой, да? Только сначала оденемся, ладно, а то на улице холодно. Дом, дай мне, пожалуйста, брюки. Дом? — Брэндон оторопело моргает, спохватившись, бормочет что-то, сует Артуру брюки Имса. Имс не сопротивляется, вяло протягивает руки и ноги; Артур прекращает всякие церемонии, кое-как напяливает на него барахло. Потом набирает в стакан холодной воды, Брэндон находит в пиджаке шипучки от похмелья. Имс пьет, хмуро оглядывается, пошатываясь, бредет к выходу. Брэндон отрывает от манжета пуговицу. — Мне очень жаль... — В следующий раз подумайте, прежде чем трахаться с кем попало, — не без злорадства говорит Артур, придерживает Имса за локоть. — Нет, нам направо, тут короче. В машине Имс ожидаемо блюет, водитель ругается. Артур молча протягивает ему купюру. К четырем часам утра — небо висит над городом пеленой облаков — свежие простыни пахнут Имсом так же, как прежние, скомканные в углу. Артур так и не отнес их в прачечную. Кажется, поздно вечером звонила флейта; он не ответил, для этого пришлось бы вылезать из-под тяжелого, теплого, вытянутого по диагонали тела. Артур не любит спонтанных ранних пробуждений, но как есть, так есть, и он лежит, глядя в щель между шторами поверх плеча и спины Имса. В кои-то веки в мозгу не мигает аварийная лампа совести; Артур размышляет спокойно, отстраненно, будто за чужого человека. Тот человек должен скоординировать сон длиною в жизнь и жизнь, длиною в сон. В сущности, это две стороны одной медали, они дополняют друг друга, становятся чем-то привычным, обыденным, целым. Конечно, другие люди — нормальные — скажут, что это бред. Им не приходит такое в голову в четыре часа утра, не хватает воображения. «Остерегайся зависимости» — второй урок Кобба, первый был, кажется, о самоконтроле. Артур тогда подумал, что Дом с его воодушевлением мог бы прочесть отличную лекцию о вреде наркотиков. Не позволяй иллюзиям захватить тебя, не думай, что обладаешь некой сверхсилой, соблюдай границы — замечательные советы от человека, который добровольно полез в лимб вместе с женой. Артур часто гадал, что случилось с ними там, в глубине; иногда спрашивал себя, способен ли он сам на такую дерзость. Способен, даже на большую... теперь за это придется платить. Зависимость стала необходимостью вне всяких границ. — Ты редко просишь у меня совета, Артур, — Майлз отставляет чашку, промакивает губы салфеткой, — но позволь мне маленький жест доброй воли. — Они сидят в кафе Ришелье, Артур ковыряется в пирожном. Это правда, он редко обращается за помощью к Майлзу — зачем тревожить старика, если есть Кобб? — Да, пожалуйста... — Благодарю. Видишь ли, есть говорить откровенно, я боюсь, тебе будет нелегко в нашем деле. — Майлз тщательно подбирает слова, но Артура все равно передергивает: это еще что за хрень? Майлз счел его тупицей только потому, что Артур не прется от академической мазни? — Простите, я что-то не понял... — Я поясню, — терпеливо перебивает Майлз. — Ты перфекционист, Артур, и педант. Ты очень правильный, в тебе слишком много любви к порядку. Несомненно, тебя таким воспитали, и это прекрасные качества, однако есть определенный риск. — Я координатор. — От ярости Артур вспыхивает до кончиков ушей. — Мне положено следить за мелочами, и до сих пор я отлично справлялся. — С этим никто не спорит, ты блестящий специалист. — Майлз смотрит на него спокойно, как любящий отец на задиристого сына. — Трудность заключается в том, что в мире сновидений все одновременно обманчиво и честно. Ложь, фантазии, искушения идут рука об руку с голой правдой, этого не изменить даже самым скрупулезным планированием. И я сомневаюсь, что тебе будет комфортно в таких... изменчивых условиях. — А как же Мол и Дом, за них вы не волнуетесь? — язвит Артур. Майлз съедает ложечку десерта. — О, нет. Мол моя дочь, я прекрасно знаю, на что она способна. Доминик ей под стать: оба авантюристы, гибкие, полные азарта, хотя Дом очень много болтает о правилах. — Слабая улыбка. — Ты другой по складу, Артур, ты вооружен щитом и разбиваешь препятствия вместо того, чтобы их обогнуть. Но если что-то, или кто-то, пробьет этот щит, ты уже не оправишься. Ты не можешь долго стоять на распутье, принимая решение, не умеешь сомневаться, это твой главный бич и порок, а мир сна соткан из сомнений. — Я дорожу своей работой и не стану от нее отказываться, — стальным тоном отвечает Артур. — Тогда последний совет: берегись любви и выбора, мой друг. Где первое, там и второе. — Имс... — Полтора часа спустя луч белесого солнца ползет у него по спине, по незаконченной абстракции, Артур ведет следом палец. Принимать решения вовсе не тяжело; невыносимо мучиться предварительными вариантами, уповать на подсказки, сомневаться. До последнего надеешься, что придет эдакий мудрец Майлз, расставит все по своим местам. Дети, сложите игрушки обратно, вот так. Имс, дорогуша, не бросай кубики в ящик Артура, у тебя есть свой. Отлично, теперь вымойте руки, будем есть фрукты — сладкие плоды успеха для тех, кто много работает и хорошо себя ведет. Трудись, и твои желания исполнятся, даже если ты замарашка на кухне у злой мачехи. Исполнятся, но где — во сне? Сон-желание раскладывается за одну секунду, а как же целый мир, где все подчинено самым сокровенным мечтам? Неудивительно, что в доме над морским берегом Артур не помнил ничего из прошлого; ведь это самое сладкое — чистый непрерывный поток счастья, не оскверненный страхом потери, самый сладкий обман, награда и наказание. — Имс, — снова зовет Артур, щекочет его между лопаток. Приподнимается, чтобы рассмотреть освещенную часть рисунка; Имс ерзает, наваливается Артуру на грудь, перекидывает через него руку. Притворяется, что спит, Артур — что разглядывает татуировку; тянут время, как два глупых смущенных труса. — Хорош прикидываться... — Имс фырчит, мычит, капает слюной на подушку, на плечо Артуру. Утомленный разум подкидывает жуткую банальность типа «Это самое прекрасное, что я видел в своей жизни». Зрители хором стонут: «О-о-ох, А-а-артур», Опра обнимает его в прямом эфире, он плачет, потому что «впервые не может сдержать эмоций, бла-бла-бла». «Бедный мальчик, — умиляется Опра, — давайте уже поприветствуем нашего следующего гостя!» Аплодисменты, прожекторы, вау, вот это татухи. — Артур? — Имс наконец убирает руку, дает нормально дышать. — Чего ты так смотришь? «Это удивительная, невероятная история, совершенно невероятная...» Артур никогда не слышал о подобных побочных эффектах; слияние тел и душ, если судить по мировой литературе, изучили еще до нашей эры, но одно подсознание на двоих — как-то чересчур. Но раз такое случилось... — Тебе придется нарушить одно свое правило, — тихо говорит Артур. Он не собирается облекать в слова все, что видно по глазам, Имс не дурак, и к черту сентименальность. — Больше никаких побегов. Имс медленно, задумчиво кивает, криво улыбается. — А мы все-таки попали с этой бесконтролкой... Думаешь, мы оба чокнулись? — Ты живешь в моей голове. — Артур зевает, все так же гладит Имса по спине. — По-моему, это совершенно нормально. — Смех собирается в груди, рвется наружу, как снаряд, и Артур хохочет, нервно, втягивая воздух, получается почти ослиное: «И-и, иа-а!». Имс ржет, уткнувшись лбом в сплетенные пальцы, потом резко мрачнеет. — Ричард сказал тебе... — Бог с ним, забудь. — Но Имсу этого недостаточно. — Он сказал, что я все выдумал, обвел тебя вокруг пальца. Ты сейчас будешь орать, доказывать, что сам бы все разрулил, но я должен был тебя защитить — тебя, и Ари, и Юсуфа. Поэтому и сбежал — вдруг бы этот псих подумал, что я успел рассказать вам про взрыв. Ха, следы-то я здорово запутал, даже ты меня не нашел! — Даже я... — Артур не думает о том, как быстро тогда отчаялся, как поверил в худшее, чтобы не страдать еще больше. Он должен был позаботиться об Ариадне, на себя просто не хватало времени. Ну, да все в прошлом, к черту упреки и оправдания. — Знал бы ты, каково мне пришлось, — вздыхает Имс, закатывая глаза и ухмыляясь. Конечно, теперь можно и постебаться. — Еще бы: петлял, как заяц, маскировался, врал на два фронта... Блин, тебе самому надо в разведку. — Тогда Имс лежа делает под козырек, рявкает: «Есть, сэр!», и они снова смеются — громко, весело, как мальчишки в секретном домике на дереве или на плоту посреди солнечной реки. И так же быстро набегают тучи. — А Кэти? — настороженно шепчет Имс. Кэти, маленькая мисс Хитлиншо... Артур представляет, как просыпается по ночам, вспотевший, глотая ртом воздух, под грузом сырого, холодного одеяла, как она спрашивает, что случилось, а голова трещит от воспоминаний, болит страхом за Имса, бредом по его телу. «Все в порядке, милая, извини, просто кошмар». Ничего особенного, доброй ночи. Измотанная его болью и бредом Кэти, уставшая, отчужденная, разочарованная. — Я не стану ее обманывать. — Будет тяжело, — Имс обращается к своим рукам, к подушке. А разве когда-то было легко? Правда — вообще тяжелая штука, но чем раньше ее выложишь, тем лучше. — Арти, такие вещи не говорят... — Знаю, не по телефону. — Взвесь все как следует. «Уже взвешивал», — мысленно отвечает Артур. У него была уйма времени на размышления, все дни и ночи во сне со множеством пластов. Как-то он прорыл до дна этот слоеный пирог, докопался до истины, или... или действительно сошел с ума. Между прочим, весомый аргумент; он уже оградил себя — их обоих — от окружающего мира, необязательно даже ехать и прятаться в лесной глуши. — Как тебе кажется, сможем помочь Ариадне? — Имс меняет тему на еще более мучительную. — Как? — На потолке полоса света, неведомый прямой путь. — Собраться полным составом, устроить ей штурм? Это же бесконтролка, а не машина времени. — Я все-таки подумаю, — настаивает Имс, — посоветуюсь с Коббом. Если хочешь, даже напишу отчет. Кобб... он тоже оказался по ту сторону. Интересно, видит ли он во сне Мол, или вообще не видит снов? Насколько порядочно, человечно будет пытаться втянуть его обратно в дело? А не пошли бы вы нахуй, скажет Кобб, предварительно убедившись, что дети и Майлз его не слышат. Трахайте мозг друг другу, раз приспичило, но не мне. Конечно, он будет прав, он вообще не имел отношения к той операции. «Два гребаных придурка», — услышат они с порога прежде, чем Кобб захлопнет дверь. — Я взял твой ключ, — признается Имс. — Могу отдать. — Глупости не говори. — Наверное, придется уехать: Имс не любит Нью-Йорк, у Артура он тоже не вызывает особо теплых чувств. Разделенные сны сделали из них кочевников. — Купим хижину на берегу, будем брать небольшие заказы... Ладно, прости. — Имс умолкает, обнимает Артура, стукается с ним лбом, Артур морщится. В голове у Имса творится невесть что, зато череп крепкий — это хорошо, ведь придется таранить не одно препятствие. Можно податься в Массачусетс, примазаться к их программе, или лучше к «альтернативным», в Сан-Диего? Начинать по-любому нужно с того, что ближе; Артур думал позвонить Кэти утром, но меняет решение: пусть спокойно работает, потом он встретит ее возле офиса, отведет в ресторан или проводит домой длинным путем, как цивилизованный человек. Пожалуй, прогулка даже лучше: движение раскрепощает, помогает говорить. Артур никогда не понимал исповеди в тесной темной коробке, под пристальным взглядом из-за решетчатого окошка. Он бы так не смог. Всю дорогу до гостиницы — они решили пройтись вдоль Сены, любуются на мосты и кораблики — Артур хранит угрюмое молчание, но в холле таки не выдерживает. — Зачем был этот разговор? При всем уважении, Майлз, мы познакомились совсем недавно. — «И откуда, черт подери, вы столько обо мне знаете?» — Я видел твои сны, Артур. — Майлз не обижен и не прикалывается. — Этого вполне достаточно. С карьерой он расправляется в два счета, с тайной, еще не вполне ощутимой радостью. В кабинете босса Артур — немного бледный, немного осунувшийся, — сообщает об уходе в связи с необходимостью переезда на запад страны. Босс не расстроен, не слишком удивлен, смотрит на него из-за невидимой решетки. Пока все идет на диво гладко. — Вы уверены? — тон как у ведущего викторины, где из четырех вариантов нужно выбрать правильный ответ. Артур не уверен, что выбранное им — правильно. Пожалуй, требуется иная формулировка. — У меня нет другого выхода. Я... — вдох, выдох, — я не совсем здоров. — Артур делает неопределенный жест на уровне головы. Это ведь правда, пусть и не та, которую все хотят слышать. — О. — Босс откидывается в кресле, инстинктивно старается отодвинуться. — Мне очень жаль. На запад... да, там отличные неврологические центры. — История с фотками из клуба принимает новый оборот, Артур аж слышит, как стучат у босса в голове станки фантазии, выкатывая скандальные заголовки: отгул по болезни, вранье, шиза зашла, раздвоение личности, незнамо куда незнамо зачем, боже, и такого я принял на работу... — Я бы с радостью закончил дело. — Артур вгоняет последний гвоздь; босс взмахивает снятыми очками с тонкими дужками. — О, нет, для вас теперь главное — здоровье. Напишите заявление, Кейси оформит. Разумеется, по собственному желанию, все строго между нами, Артур, и... берегите себя. В бывшем своем кабинете Артур быстро складывает личную мелочевку в коробку (заберет через пару дней, пусть пока постоит в углу), прощается с немного обалдевшим коллегой (ты классный спец, справишься, удачи), с легким сердцем спускается на лифте. С улицы он звонит домой, за несколько длинных гудков успевает вообразить все, что угодно. Наконец Имс берет трубку: он завтракает за ноутом, пишет отчет, сейчас дожует и зачитает главные пункты. Артур ждет, покупает хот-дог в ларьке возле парка: «Побольше горчицы, пожалуйста, сдачи не надо... что? Разбил на три части, я помню. Нет, первый пласт после блока — банальный до ужаса. Нет, Кобб не будет впечатлен. Имс, хватит ржать! Хватит...» — Артур! На миг Артуру кажется, что он проснулся и только сейчас заметил окружающий мир в его истинном виде. Улыбка, расцветшая от хохмочек Имса, гаснет, превращается в принятое в обществе выражение сдержанной радости, очень сдержанной. Кэти стоит перед ним на тротуаре, сжав ручки сумочки. Артур прожевывает безвкусный кусок, глотает; пальцы, дрогнув, стискивают сотовый, звуки города отрезает плотным занавесом. — Лапуля, я тебя до смерти утомил? — орет телефон, громкая связь. Артур с Кэти смотрят друг на друга через два метра брусчатки, горчица жжет язык. Кэти делает шаг назад. — Лапуля! — Кэти разворачивается, быстро уходит, стуча каблуками, Артур вырубает чертов телефон, идет за ней — звать бесполезно, да и неловко. Ближе, ближе: Кэти сворачивает, перебегает перекресток, прижав к боку сумочку, исчезает в толпе прохожих; красный свет, поток машин, все. Отстройка дома забирает кучу сил: Артур не сразу улавливает, как его подсознание стыкуется и конфликтует с подсознанием Имса. Один чокнутый архитектор, это еще ничего, но двое... Гостиная с камином и тотемами получается лучше всего, внутренний дворик Артур засаживает бамбуком. Это единственное пространство, куда Имс не вторгается со своими идеями; все остальное меняется само по себе, подчас завязываясь в узлы, раковины, узкие тупики. По утрам они оба физически измотаны, настроение тоже не ахти. — Так дело не пойдет. — Артур вытирает вспотевшее лицо. — Нужно выставить границы, у каждого должна быть своя комната. — Как у Вирджинии Вулф? — фыркает Имс. — Точно. Дай сюда карандаш, спасибо. Поначалу границы похожи на раны, затем — на бугристые шрамы, о которые спотыкаешься, куда бы ни шел. Артур не совсем уверен, что все придумывает правильно, но спецлитературы на эту тему точно нет, и он обращается к общей психологии и архитектуре индивидуальных жилых домов, достает и читает несколько диссертаций. Позже, когда они привыкнут, можно будет расширить мир, населить его проекциями; Артур бы не прочь узнать, как там Том, и Томас, и Мешок. Нельзя же, в самом деле, общаться только с одним человеком, эдак они через месяц поубивают друг друга. Пока скучать не приходится: неделю спустя рушится слишком дерзкая консоль под спальней Имса. Имс пролетает пятнадцать метров, падает на прибрежные скалы. — Нихера себе, — комментирует он, сидя в постели в мокрой майке. Артур на ощупь включает лампу. — Переоденься, простудишься... — Бля, непередаваемые ощущения. — Его трясет, но Имс пытается шутить. Запах страха окутывает их обоих, Артур переворачивает одеяло, обнимает Имса, делится теплом. — Я тебя вылечу, — бубнит в полудреме, — спи. — Имс перевешивается через него, щелкает выключателем. В другой раз Имс тащит Артура на крышу, сует ему в руки бинокль, тычет пальцем в сосновую зелень на севере. Артур, хоть убей, не видит никаких чужих построек; Имса же чуть не трясет. Они долго и безрезультатно спорят насчет альтернативы — Артур предлагает сразу отделиться, хотя бы рвом со стеной, Имс настаивает на предварительной вылазке. Потом Имс исчезает на трое суток; днем Артур с мобильником бродит по квартире, ночью, с глоком и фонарем, по территории. Когда из темноты выходит мужик в замызганном хаки, Артур стреляет. — Я все проверил, — повторяет Имс, пока Артур, спотыкаясь, ходит за таблеткой, за водой, за виски. — Нет там никого, пусто. Дом стоит, но никого нет. Там уже наполовину руины, лес его жрет, как хренов Джу... Джуманджи, — хрипло смеется, глотает таблетку, виски, воду. — Я подождал, все проверил, никого... В другой день по пляжу, ставшему длиннее в обе стороны, проезжает семья на велосипедах: двое мальчиков, женщина, похожая на Кэти, мужчина, не похожий ни на кого определенного, но из лодки Имсу кажется, что это Артур. — Жалеешь, да? — шипит, втискивая Артура лопатками в матрас. — Так вперед, беги, пока не поздно! — Больше всего Артуру хочется ударить его, обозвать лжецом, только подсознание не лжет. В ту ночь ему снова снится кошмар: леденящий ветер, трещины вдоль уже невидимой границей с владениями Имса. Артур стоит перед стеклом в шкафу, боясь и желая услышать звон цепей. Днем он подсовывает Имсу Юнга. — Да читал я, — отталкивает книгу, затягивается. — Только не начинай про архетип Матери. — А вдруг так и есть? — Артура будто встряхивает, в картине что-то смещается, обретает цельность. Он же никогда не задумывался, почему выбрал — некорректное слово, ну да ладно — именно Кэти. Покой рядом с ней был сродни тихой гавани его детства, рядом с Имсом подобная роскошь недостижима. В тот день, после увольнения, Артур звонил Кэти трижды — на мобильный и домой, без ответа. Их расставание представлялось ему иначе... хотя, сказать по правде, он и не представлял это в деталях. Вряд ли он смог бы все ей объяснить. — А вы попробуйте, — подбадривает Томас. Они с Артуром вышли на лодке в море, удят рыбу. На Томасе соломенная шляпа, пестрая летняя рубаха, бинокль на шее. Сегодня женщина едет по пляжу одна. Ревет мотор, Артур разворачивает лодку, Томас обеими руками придерживает шляпу. Все это ненастоящее, или наоборот, единственное истинно-настоящее, которое готов понять и принять далеко не каждый, но Артур уже не чувствует себя особенным. Томас ловко бросает канат на столбик причала, Артур вылезает, идет напрямик по колено в воде. У Кэти как раз слетела цепь. — Позволь, я помогу. — Не дожидаясь разрешения, Артур садится на корточки перед велосипедом. — Кэт, ты меня выслушаешь? — спрашивает он у цепи. Вечером ужинают впятером: маленькие Имсы, как могли, приготовили пойманную рыбу. Томас стоически хрустит угольками, Том возит еду по тарелке, Томасина чуть не плачет, идея-то была ее. — Вкусно? — в десятый раз поднимает взгляд на Имса; маркер со лба она смыла, и следа не осталось. Все сидят за круглым столом, Артур лопатками ощущает, как на высокой спинке стула вновь прорастает герб. А ведь он просил... Имс ухмыляется, ковыряет во рту зубочисткой. — Вкусно, детка. А вам как, ваш'личество? — Даже ваши шуточки, сэр, не испортят мне аппетит. — Артур тоже вгрызается в рыбу, на душе легко и спокойно. Возможно, утром будет хуже, но зачем загадывать, что будет утром? После чая ребятня отправляется к себе в коттедж. Томасина вознамерилась посадить там розы. — Кобб подыскал тебе контору? — интересуется Имс. Они лежат в постели, обсуждают реальность так же, как в реальности обсуждают сон, объединяя две отныне равноценные составляющие жизни. Артур устраивается у Имса под боком; хорошо, что спальня снова общая, а границы низведены до двух чуланов. Том вырезал надверные таблички: для Имса коротко и ясно — «Имс», для Артура — «Сикреты и кашмары» с завитушками. — Пришла пара писем. Одним нужен человек на замену, другим — юрист-консультант. — Опять возня с бумажками... — Имс! — Тебе же такое нахрен не надо! Если и браться, то за настоящие процессы: штат против такого-то, громкие расследования, крупные деньги, — в его голосе звучит азарт. — Благодаря кое-кому, — Артур тычет Имса под ребра, — мне придется выстраивать репутацию с нуля. Сам-то чем займешься? — Ну-у, прямо сейчас... — Имс уходит от разговора привычным, но оттого не менее действенным способом. Сон плавно перетекает в явь, это всегда волшебство, их собственное, Артур никогда не устанет ему удивляться. В реальности он чуть лучше чувствует запахи, вот и вся разница. Pink, «The Great Escape» __________________________________ [1] – «Бухта сновидений» (португ.) [2] – Баюшки, на ели мальчик засыпает, А подует ветер - люльку раскачает, Ветка обломилась, полетела колыбель - Падает и люлька, и дитя, и ель. (Колыбельная Матушки Гусыни, перевод О. Седаковой) [3] – Оставь надежду, всяк сюда входящий. (итал.) [4] – И был при нем кинжал и меч, Орудья многих бед, И в шкуру конскую от плеч До пят он был одет. («Баллада о Робин Гуде и Гае Гисборне», перевод автора) [5] – Воскресенье – мрачное. С тенями я провожу его. (Р. Шереш, «Мрачное воскресенье») [6] – Сэр Кристофер поведал Слуге, что отобедать Надумал он в трактире, Позвав друзей с собой. «А если кто-то спросит, Где черти меня носят, Скажите, что в работу Ушел я с головой!» (Э. К. Бентли, клерихью о Кристофере Рене, перевод автора) [7] – Сэр Кристофер Рен сказал: «Я умру с несколькими другими... Если кто-нибудь падет...» (англ.)