Разрушенное здание, когда-то величественного Рейхстага. Пустынное и безлюдное место, полностью пропахшее гарью и сыростью. Тяжёлый шаг военных сапог слышался в каждом коридоре, глухо отражаясь от голых стен. А когда-то это место можно было даже отнести к одному из самых опрятных и ухоженных. По крайней мере, так думал русский, когда впервые оказался здесь. Сейчас же была разруха и напоминание о том, что недавно, может быть пару или час назад шла бомбардировка, разрушая стены и уничтожая различные ценности, которых наверняка было не мало внутри. Проходя очередной поворот, СССР медленно, но уверенно шагал вперёд, периодически оглядываясь и всматриваясь в то, что каким-то образом смогло уцелеть.
Тихие всхлипы в конце коридора довольно быстро привлекли внимание Союза, от чего тот насторожился и поджав губы двинулся на звук, недоверчиво поглядывая по сторонам.
— «
Хм, ребёнок? Но что он может здесь делать»? — думал про себя Совет, заглядывая в одну из комнат и сразу натыкаясь на тёмный угол, между кроватью и тумбочкой. В тени, забившись чуть ли не под самую кровать сидел маленький мальчик, пытающийся заглушить всхлипы.
— Wer… Sie? Wo ist Daddy
(Кто… Вы? Где папочка?) — сипло спросил малец, испуганно смотря на незваного гостя и прижимая к груди руки. Коммунист, узнав немецкий слог удивлённо посмотрел на ребёнка, чем вогнал в того только больше страха.
— Не бойся, Ich werde dir nichts tun
(Я тебя не трону, всё хорошо). — проговорил революционер с довольно-таки явным акцентом на немецком, стараясь не спугнуть мальчика.
— Wie heißt du? Ich Bin Gewerkschaft
(Как тебя зовут? Меня Союз). — представился мужчина, оставаясь стоять в дверном проёме. Маленький немец не сразу, но проникся доверием к русскому.
— Mein name ist Deutschland. Und, Onkel Sojus, Sie sind mein Vater… nicht gesehen
(Меня зовут Германия. И, дядя Союз, вы моего папу не… не видели?) — в конце голос Германии дрогнул, выдавая что он напуган и волнуется.
— «
Что?! Это сын Рейха? Значит, если мальчик здесь, то и эта псина должна быть неподалёку. Он же не оставит своё чадо одного»? — стоило только вспомнить о нацисте, как лицо Советского исказилось в гримасе злобы и отвращения. Да, этот гад хорошо постарался, чтобы испортить русскому жизнь. Ничего не скажешь. Заметив перемены настроения в СССР, Герман как можно тише и незаметнее ползком направился к выходу, следя за действиями Союза. Тот не обращал на ребёнка внимания, поэтому, воспользовавшись моментом, немец быстро подскочил на ноги и выбежал из комнаты, сверкая пятками. Не поняв что сейчас произошло, Совет глупо похлопал ресницами. Крутанувшись на пятках, коммунист вышел в тот же коридор, смотря в том направлении, куда предположительно убежал Германия.
— Хах, шустрый. Россию напоминает. — от упоминания о сыне, революционер улыбнулся, вспоминая усыпанное веснушками детское лицо. Но громкий вопль, раздавшийся на этаж выше послужил лучше пощёчины. Сорвавшись с места, Советский стремительно направился к лестнице, стараясь понять в каких концах коридоров донёсся крик. Вскарабкавшись на второй этаж и чуть не сломав себе ноги, СССР задался вполне логичным вопросом. А как этот мальчишка умудрился сюда залезть и так быстро убежать чуть ли не в самое дальнее крыло здания? Может быть он знает какие-то дополнительные ходы на все этажи? Если да, то это могло неплохо так пригодиться. Но сейчас не об этом. Плетясь к очередной двери, Союз умудрился заметить маленькую фигурку, а лучше сказать её тень в одной из комнат. Подобравшись ближе, взору Совета открылся обширных размеров зал. Если бы не обвалившийся местами потолок и разбитые стены, то можно было представить какое это было светлое и красивое место. Но внимание привлекло не это. Ближе к середине зала, облокотившись на колонну лежал Третий Рейх собственной персоной. А рядом с ним расположился Германия, заключив ладонь отца в свои ручки.
— Vater, kannst du gehen? Lass mich dir helfen
(Отец, ты можешь идти? Давай помогу). — тихий шепот отражался от стен, но его можно было различить.
— Deutschland, komm her, solange du kannst. Ich werde es nicht überleben, wenn dir etwas passiert. Mach dir keine sorgen um mich, ich werde schon bald sterben
(Германия, иди отсюда пока можешь. Я не переживу, если с тобой что-нибудь произойдет. А за меня не беспокойся, я и так скоро умру). — прохрипел старший немец, потрепав паренька по голове и чмокнув его в лоб, откинулся обратно. Уже собираясь было возразить, Герман открыл рот, но был остановлен.
— Hera, geh von hier. Ich bitte dich, um Gottes Willen. Geh weg
(Гера, иди отсюда. Я тебя прошу, ради бога. Уходи). — слышать со стороны фашиста что-либо про бога было чем-то неопределенным. От чего Союз внимательно склонил голову в бок, щуря глаза.
— Okay, Vater, ich werde deinen Befehl befolgen
(Хорошо отец, я выполню твой приказ). — сдался Германия, поднимаясь с пола и потупив взгляд в сторону, пытаясь сдержать слёзы.
— Das ist kein Befehl, sondern eine bitte. Du bist ein Mann oder wer? Du musst dich zusammenreißen und nicht Weinen, dann wirst du Tränen vergießen. Und jetzt Lauf
(Это не приказ сын, а просьба. И не лей слёз, ты мужчина или кто? Соберись и не плачь, потом слёзы проливать будешь. А теперь, беги). — на удивление твёрдо и по отцовски проговорил фюрер, подталкивая сына одним взглядом в спину. Не удержавшись, Германия обнял отца на прощание, получая в ответ тоже самое. Стараясь не оглядываться, Герман убежал прочь из зала, оставляя после себя звенящую тишину.
— И долго ты там будешь стоять? — молчание нарушил вопрос, заставивший коммуниста непроизвольно дёрнуться. Как только понял, что за ним следят? Но причины скрываться не было, поэтому Советский спокойным шагом направился к Фрицу, после останавливаясь рядом. Тот выглядел неважно, что ещё мягко сказано. Весь помятый, с простреленной рукой и заляпанным в некоторых местах сажей лицом, которое было искаженно болью.
— Ну что, допрыгался? Чего стоила эта война? — равнодушно спросил революционер, присаживаясь напротив фашиста на корточки.
— Что, решил добить меня морально, а не физически? Поверь Совок, я и сам с этим делом хорошо справляюсь. Просто застрели меня уже и дело с концом. — тяжёло дыша мямлил Дитрих, руки которого медленно, но верно тянулись к кобуре на бедре.
— Рано тебе ещё, не кажется? Как помню, ты хорошо танцуешь. Не подаришь мне последний танец перед смертью? — спокойно спросил русский, получив на свои слова насмешливый взгляд с оттенком теплоты.
— Если я не умру самолично, то это сделаешь ты, Совок. Пообещай. — говорил Рейх, позволяя поднять себя на ноги и аккуратно притянуть за талию.
— Конечно. — ответил СССР, уверенно толкаясь вперёд и плавно ведя партнёра в сторону. Тот выразительно фыркнул, переместив одну руку поверх покатого плеча.
(Включите пожалуйста песню — CYLO — yes & no. Весь танец был написан под неё.)
Плавно двигаясь в такт внутренней мелодии, страны словно лебеди кружили по залу. Рейх время от времени болезненно морщился, но стоически молчал, прижавшись к груди Союза.
— Когда танцевать научился? Как помню, ты ненавидел это занятие, в особенности когда тебя пытался научить РИ. Что-то изменилось? — сипло поинтересовался немец, поднимая голубые глаза на Совета, которые были подернуты пленкой боли. Русский лишь молча взглянул на некогда такое милое и доброе лицо. Взгляд ультрамариновых омутов скользнул дальше, рассматривая стройную фигуру. Фашиста с первого взгляда можно было назвать хрупким и костлявым, что отчасти правда. Но под формой скрывались мышцы, благодаря которым он один мог спокойно уложить пятерых голыми руками.
— Ради тебя научился, только показать не успел. — невозмутимо ответил коммунист, неосознанно пройдясь ладонью по чужой пояснице. Фюрер понимающе усмехнулся, элегантно прокрутившись вокруг своей оси и падая обратно в руки Советского Союза.
— Понимаю почему не успел. — медленно, словно специально растягивая слова говорил Дитрих, разворачиваясь к революционеру спиной и приваливаясь к нему. Русский подхватил немца под локти, в конце дотягиваясь до пальцев и скрепляя их между собой в замок.
— Прости меня… — надтреснуто проговорил фашист, откидывая голову на грудь СССРа и еле ощутимо касаясь его губ своими. Равнодушие сменилось принятием прощения и добротой во взгляде. Ответив, Союз повернул Рейха к себе лицом, мягко целуя потрескавшиеся губы. В ответ Третий аккуратно обнял Совета за шею, заводя другую руку себе за спину. Прохладный приклад пистолета холодил пальцы, но не отталкивал. Уверенно ухватив огнестрел за раму, немец осторожно потянул его наверх, не вызывая подозрений. Когда воздуха почти не осталось, оба отстранились, смотря друг другу в глаза. Фюрер лукаво улыбнулся, отступая назад. Советский удивлённо проследив за его действиями, предчувствуя неладное. Так и произошло. Тихий лязг затвора гулом отдался в ушах и русский испуганно дёрнул рукой.
— Ты что.? — пораженно прошептал он, как в замедленной съёмки наблюдая за тем, как фашист приставляет дуло пистолета к своему виску. Фриц вымученно улыбнулся, заглядывая в глаза.
— Ты был лучшим другом Совок для всех, а для…самым любимым человеком. — последние слова отозвались в душе коммуниста обволакивающим теплом. Но щелчок курка резанул по ушам и широко распахнувшиеся васильковые глаза в немой боли напротив вывели из тумана. Тело начало заваливаться на бок, но революционер рванул вперёд и успел поймать рейхканцлера на пол пути от встречи с полом.
— Рейх?! Ты.! — кричал Советский, опускаясь на колени и придерживая всё ещё тёплое тело на руках. Остекленевшие глаза бесстрастно смотрели перед собой, а лёгкая улыбка клеймом застыла на губах.
— Ах ты ж гордый ублюдок. С улыбкой на тот свет ушёл. — рычал русский, не собираясь останавливать бегущие по щекам слёзы.
«
— Хэй, Совок. А ты знаешь как не показывать свой страх и быть сильным? — задал риторический вопрос Рейх, задумчиво смотря себе под ноги. Стоявший рядом СССР вопросительно посмотрел на друга.
— Откуда я могу это знать? Но, если честно я об не задумывался. — всё же ответил Союз, получая на это понимающий взгляд.
— Я тоже не думал. Но, знаешь. Наверное надо просто улыбаться, чтобы враг не мог понять что ты чувствуешь и о чём думаешь. А наоборот показываешь, что ты сильный и тебя ничего не задевает. Как тебе? Лично на мой взгляд неплохо. — улыбался немец, повернув голову к русскому. Тот одарил парня насмешливым взглядом.
— Это глупо. Нельзя всё скрывать в себе, из-за этого может много чего произойти. Тем более, у нас есть семья и друзья, которые всегда готовы помочь. — ответил Совет, наслаждаясь раздраженным лицом фашиста.
— Ты идиот, знал об этом? Я же не сказал, что чувства нужно скрывать и от родных. На то они и родня, чтобы быть рядом, разве нет? Вот я на все сто процентов уверен, если мне понадобится помощь, ты мне поможешь. Ведь правда?
Слабый ветер трепал смоляные пряди, обдувая лицо и вызывая на губах Фрица лёгкую улыбку».
— Как же я тебя ненавижу. — вздохнул коммунист, подтягивая бездыханного фюрера ближе к себе и уткнувшись носом в висок, зарывшись в мягкие прядки.
— Но люблю… — одинокая слеза ударившись об плитку, растворилась, не оставив после себя и следа.
***
26 декабря 1991 год
— Батя! Нет, держись. Кто-нибудь, сюда! — крики, разносящиеся по всему дому взбудоражили всех её жителей.
-Што здарылася? Нешта з татам (Что случилось? Что-то с папой)? — в гостиную вошла сонная Беларусь, пытающаяся вникнуть в суть происходящего. Но увидев своего старшего брата и отца, мгновенно бросилась к ним.
— Россия, что случилось? — взволнованно взвизгнула беларуска, подбегая к СССРу и прикладывая ладонь к его щеке.
— Он, скоро покинет нас. — сипло сказал Федерация, печально взглянув на отца и удерживая того в сидячем положении. Девушка приложила ладошку ко рту, смотря то на брата то на родителя. Глаза спрашивали лишь одно — «Неужели уже?» Старший понурил голову, краем глаза замечая прибежавших Украину и Казахстана. Но увидев состояние отца, парни опустились рядом.
— Россия. — хриплый и неузнаваемо слабый голос привлёк внимание республик. Союз затуманенно смотрел на сына, пытаясь сосредоточиться на нём.
— Я передаю власть в твои руки. Не подведи меня, хорошо? Ты помнишь о чём мы с тобой говорили, не подведи меня сынок. — никто не решался прерывать, вслушиваясь в каждое слово.
— Будьте сильными странами, я на вас полагаюсь. И ведите себя хорошо и не ссорьтесь, понятно? А теперь обнимите отца напоследок. — улыбаясь говорил коммунист, распахнув руки для объятий. Не нужно было лишних слов. Все сразу же ринулись к нему, заключая в объятия.
— Знайте детишки, я всегда буду вас любить. — слова растворились в воздухе, оставляя после себя крупицы воспоминаний.
— Бать? — чувствуя пустоту, Россия открыл глаза. Место, где был мужчина пустовало, оставив после себя лишь пыль. Сидящая рядом Беларусь рыдала навзрыд, прижимаясь к Украине, который выглядел не лучше. Казахстан беззвучно плакал, укутавшись в свои крылья. Слёзы предательски щипали глаза.
— Мы не подведём тебя, отец…
***
Яркий свет слепил глаза, заставляя зажмуриться.
— Где я? — бесконечные поля, укрытые прекрасными «зиниями» красиво контрастировали с расположившимися в дали горами.
— Я что, в рай попал? — удивление с примесью недоверия отражались в голосе. Проходя в глубь, СССР рассматривал цветы, наконец-то наслаждаясь тишиной. Но, услышанное перевернуло всё с ног на голову.
— Ну Hallo, Совок. — повернувшись на все триста шестьдесят градусов, Союз увидел чуть поодаль от себя фигуру, одежда которой развевалась на ветру.
— Рейх? — шок вместе с осознанием ударили в голову, и Совет сорвался с места. Вот кусочек поля преодолён. Вот он уже у дерева и немец заключён в крепкие объятия. Звонкий смех нарушил тишину, а аккуратные ручки обняли Советского в ответ.
— Я тоже рад тебя видеть. — хихикал фашист, поглаживая напряжённую спину.
— Ох, замолчи уж. — фыркнул русский, немного отстраняясь от Дитриха и видя во взгляде того ласку и издёвку.
— Как был занудой, так им и остался. — прокомментировал коммунист, потянувшись к лицу фюрера.
— Не изменяем своим принципам. — оскалился Рейх, увлекаемый мягким поцелуем.
Теперь, они никогда не расстанутся…
