Мы умрем понарошку

  Из открытого окна в больничную палату проникают лучи солнца. Они отражаются от белых стен, освещая комнату целиком.    Белые стены.    Белые кровати.    Здесь все имеет этот противный белый цвет, даже тошно становится.    От скуки и безысходности, Бельфегор изучает свои пальцы. Сжимает-разжимает, переплетает между собой.    Дверь с грохотом отворяется.   - Врай! Что значит попытка суицида?! У тебя что, совсем крышу снесло?  - Тише, пожалуйста, - молодая медсестра закатывает глаза, - пациенту требуется покой.   - Да мне насрать как-то на то, что ему там требуется! Мозги бы ему новые тоже явно не помешали.    Девушка хмурится:  - Если Вы продолжите в том же духе, то я позову охрану, и Вам придется отсюда выйти.   - Здравствуй, Ску, - мальчишка смеется, - Ты только вошел, а у меня от твоих криков уже голова разболелась. Девушка, милая, Вы можете идти, все в порядке будет, - подделанная приторность.   - Но...  - Уходите, - в голосе проскабливают нотки жестокости.   - Ты ничего не хочешь мне объяснить, нет?  - А должен? - улыбается. Что там скрывается за этой его улыбкой? Известно лишь ему самому.   - Обязан, я бы сказал.   - Это игра такая, - быстрым движением руки подправляет съехавшую набок челку.   - Игра? И как же она называется, если не секрет?  - "Выведи из себя Скуалло". Шучу я. Нету у нее названия.    Парень откидывается на подушку. Его светлые волосы, имеющие цвет соломы, приятно гармонируют с этой холодной, такой стерильной, белизной больничного белья.   - А в чем же она заключается?  - Не скажу я тебе - слишком многого хочешь.   - Идиот, - единственное слово, которое может быть уместным в данной ситуации.   - Ты - единственный, кто так меня называет. Остальные зовут куда проще - всего лишь "гений". Однако, знаешь что? Мне нравится слышать от тебя именно это. Еще раз подчеркивает твое от них отличие. Ты уникален.   - Прекрати. Меня тошнит от тебя.   - Взаимно. Знаешь ведь, что я тебя тоже люблю.    "Люблю". Самое странное в мире слово. Для каждого оно означает что-то свое. Что касается Бельфегора... Он любит Суперби, это, несомненно, является правдой. Он никогда в жизни не хотел никому сделать так больно, как этому человеку. Просто потому, что прежде ему не приходилось испытывать подобного.   - Я сказал, перестань.  - Ты какой-то не такой. Что-то не так, разве?  - Это, - парень хватает "недопринца" за перебинтованное запястье.   - Больно, - улыбка, не сходившая с лица все это время, становится лишь шире, - Невероятно, - тяжело выдыхает.   - Ты псих.   - Почему же?   Скуалло молчит. Он не знает, что ответить.   - Знаешь, Ску. Я так хотел умереть, я так хотел, что бы ты страдал. Страдал, как никто другой. Правда хотел, очень-очень. Но мне не дали. Я открыл глаза уже здесь. Ненавижу общежития. Скорее бы уже отец скончался, мне ведь тогда достанется квартира. Квартира, понимаешь? Там можно запереться в ванной, и никто - никто - не помешает.   - Мне неприятно это слушать.   - Какая жалость. Я ведь лишь с тобой могу поделиться самым откровенным.   - Мне это должно льстить?  - Вероятно.   - Ты меня бесишь, - он наклоняется над кроватью и впивается губами в губы блондина.    Перебинтованная рука скользит по серебристым волосам.