***
«Мой господин, если Вы это читаете, значит меня уже, наверное, нет в живых. Но это и к лучшему. Зачем Вам телохранительница, которая и о себе-то позаботиться не может, не то что защитить Вас?» — тонкие, бледные пальцы выводят замысловатые иероглифы на белом листе бумаги. Девушка все продолжает и продолжает писать, несмотря на то, что каждое движение, даже каждый вздох дается ей с трудом. Вдруг тело пронзает резкая боль, срывая с ее губ слабый, еле слышный стон, который сразу же тонет в окружавшей ее тишине. Ей даже не нужно подходить к зеркалу, чтобы понять — это распустился еще один цветок акации.***
— Лан Фан, с тобой все в порядке? — звук такого до боли знакомого голоса вырвал девушку из раздумий. — В последнее время ты так быстро устаешь. Не заболела ли ты? Может, тебе нужно отдохнуть? — Нет, господин, все хорошо, — за спокойным тоном и легкой, непринужденной улыбкой скрывалась целая буря эмоций — отчаяние, боль… А вместе с этим — презрение. К себе. Потому, что оказалась слишком слабой. Потому, что посмела влюбиться в того, кого обязана была лишь защищать. Что сказал бы покойный дедушка, узнай он обо всем? — Ты уверена? В ответ девушка лишь кивает. И быстро уходит, не желая продолжать тяжелый для нее разговор.***
«Да, мой господин, совсем скоро я Вас покину. Пожалуйста, не беспокойтесь об этом. Такова судьба. И я благодарна ей — за то, что подарила мне встречу с Вами. Знаете, что меня больше всего в вас привлекло? Вы были не похожи на остальных детей императора. Вы были другим. Более искренним. Открытым. А еще в Вас не было той чопорности и надменности, присущей почти всем аристократам, которых я знала. Вы с самого первого дня относились ко мне не как к телохранительнице или слуге, а как к другу. Да и Вы были для меня не только господином или подопечным, которого нужно защищать, но и хорошим приятелем. До того момента, пока я не поняла, что испытываю к вам нечто большее.» — рука в очередной раз опустилась и отбросила в сторону кисть. Взгляд устремился в окно, на горящий кроваво-алым цветом закат. Лан Фан не знала почему, но, где-то в глубине души, чувствовала — до следующего дня ей не дожить и этот закат будет последним, что она увидит.***
Отраженное в зеркальной глади воды лицо было чьим-то другим. Не ее. Во всяком случае, Лан Фан хотела в это верить. Или скорее обмануть себя. Создать иллюзию, пусть даже жалкую и неправдоподобную, что все хорошо. Когда в детстве она слушала рассказы о таинственном проклятии клана, девушка и представить себе не могла, что станет его жертвой. Говорят, оно проявляется, если очень сильно полюбить какого-то человека, а его первым признаком является боль. Сначала душевная. Затем физическая. Потом на теле начинают прорастать самые разные цветы. Постепенно, будто чего-то опасаясь, робко пробиваются, вырываясь из самого сердца. Они все больше разрастаются, и, в конце-концов, убивают человека. Взгляд, застывший на неподвижной водной глади, будто неживой. Девушка равнодушно смотрит на свое бледное, исхудавшее лицо, обрамленное несколькими выбившимися из прически прядями угольно-черных волос. Но совсем не это, и даже не темные круги под глазами, говорили о том, что она больна. Нет. Ее недуг, а точнее недуг ее души, выдавали маленькие, белые цветы акации, что распустились прямо на лице, пробиваясь сквозь тонкую кожу. Глубоко вдохнув, девушка вновь надевает маску. Холодный раскрашенный фарфор лишь на время скрывает изможденное хворью лицо.***
Теперь, когда мне осталось всего лишь несколько часов, а, может быть, даже минут, я наконец могу высказать все, что так долго хранила втайне. Лишь сейчас — ни на мгновение раньше — я могу говорить о том, что причиной моей длительной болезни были Вы. О, прошу, только не надо винить себя. Если кто и виноват в сложившейся ситуации, то только я. Ни на что негодная телохранительница, которая посмела влюбиться в своего господина вместо того, чтобы молча исполнять свой долг, защищая его. Так что не нужно жалеть о моей смерти. Лучше подумайте о себе. О своей цели. Вы ведь все еще хотите стать императором, так? Я знаю, из вас получится отличный правитель — справедливый и добрый. Жаль что, я этого уже не увижу. И не смогу вам больше помогать. Простите меня. — кисть вновь отброшена в сторону. На некоторое время. Пока хоть немного не пройдет очередной приступ боли, вызванный еще одним белым цветком. Багровый свет заходящего солнца медленно расползался по объему тесной комнатки, придавая бледной коже ее обитательницы персиковый оттенок.***
— Лан Фан, с тобой явно что-то не так, — опять его голос разгоняет по коже стайки мурашек, а в душе пробуждает целую бурю эмоций, которые девушка так отчаянно пытается скрыть. А еще лучше — вовсе избавиться от них. Только вот последнее вряд ли возможно. — Со мной все в порядке, господин, — в который уже раз она повторяет эту жалкую, неправдоподобную ложь? — Не ври, — отвечает он. Пожалуй, даже слишком резко, как на мгновение кажется Лан Фан. Затем неожиданно добавляет: — Сними маску. — П-простите, господин. — Это приказ. Сними маску. Девушке не остается ничего, кроме как послушаться. Дрожащими пальцами она развязывает шелковые шнурки, что удерживают маску. Через мгновение уже сжимает ее в руках, открывая взору принца бледное, изможденное болезнью лицо. Опускает глаза, боясь даже смотреть на господина. Погрузившись в свои мысли даже не слышит его отчаянного крика.***
Сначала я не понимала, почему краснею, как только вижу Вас, почему мое сердце начинает предательски трепетать — стоит лишь мне заглянуть в Ваши глубокие, черные глаза. Знаете, я ведь раньше ничего подобного не испытывала, ни кому другому. Лишь к Вам — в первый и, наверное, последний раз. За окном уже темнеет — длинный весенний день подходит к концу. Умирает, как и любое живое существо. Как и я сейчас. Только вот день возродится — завтра, с первыми лучами солнца — а я уже нет. Но, еще раз повторю, не беспокойтесь об этом. Вы ведь не так давно говорили о том, что отец выбрал для Вас невесту? Говорят, она красивая и утонченная, а брак с ней поможет увеличить влияние Вашего клана. Я верю — Вы будете счастливы с ней. Почувствовав, что к горлу подступает ком, девушка замерла. Одна рука судорожно сжала кисть, а вторая вцепилась в деревянный стол, оставляя на нем заметные царапины. Телохранительница зажмурилась, будто не желая видеть того, что сейчас произойдет, но память все равно выдавала каждую, даже самую маленькую деталь. Вот ком в горле проходит, а вместо него появляется уже такой знакомый солоноватый привкус крови. Ее немного, но она поразительно темного цвета. Раньше девушка даже не задумывалась о том, что кровь в ее жилах может быть настолько темной — почти черной. На ее фоне белые лепестки будут выделяться еще более отчетливо, в очередной раз напомнив Лан Фан о том, что ей осталось совсем немного.***
— Кто он? Вопрос ставит девушку в тупик. Даже несмотря на то, что, рано или поздно, она его ждала. — А? Что? Простите, господин, я немного задумалась, — Лан Фан отворачивается, стараясь не смотреть в его большие черные омуты. — Я спрашиваю — кто он? Тот, из-за кого ты заболела ханахаки. Линг подходит ещё ближе и присаживается рядом с девушкой. Лан Фан еле заметно вздрагивает, чувствуя, как по коже в который раз пробегают стайки мурашек. Однако лицо все так же остаётся беспристрастным. Точно расписанный замысловатыми цветочными узорами фарфор. — А, вы об этом… Он…он умер несколько лет назад. Он был телохранителем одной из ваших сестер, — ещё одна ложь. На этот раз, однако, более правдоподобная. Джун действительно был хорошим другом для Лан Фан. Но лишь другом. Не больше. В отличии от человека, который прямо сейчас сидел рядом с ней. — Господин, — слова срываются с губ неожиданно, даже для самой девушки — я чувствую… Чувствую, что мне осталось совсем немного. Будто подтверждая ее слова, кожу разорвал еще один бледный лепесток.***
«Вот уже погасли последние солнечные лучи, и я вынуждена была зажечь свечу. Она неумолимо тает на глазах и уже почти догорела. Словно в очередной раз напоминая мне о неизбежности моей скорой участи. Я смирилась. Давно. И мне уже почти все равно. Прощайте, господин.» Некоторое время девушка сидит неподвижно, смотря на лист бумаги с начертанными на нем иероглифами. Всего несколько символов — но в них сокрыто бесконечное множество самых разных чувств и переживаний — влюбленность, преданность, боль. А под конец всего — равнодушие. Молчаливое принятие своей участи. Она изложила все что хотела. Будто кому невидимому — раскрыла душу, и стало немного легче. Теперь нужно выполнить последний долг. Еще раз спасти господина — на этот раз от напрасного чувства вины. Не спеша она подносит бумагу к уже догорающей свече. Она вспыхивает — поразительно ярко в окружающей полутьме — и почти сразу же гаснет, осыпаясь пеплом у все еще теплого девичьего тела.