***
Сергей красив до невозможности и улыбается слишком мило и заразительно, чтобы Йун мог устоять. Да он, впрочем, и не особо пытался. Лазарев был приветлив, вёл себя, как истинный джентльмен, ни разу не выказал каких-то отрицательных эмоций и держался в стороне от всех. Не надменно и высокомерно, а так, словно вся эта шумиха была не для него. А запретный плод, известно, сладок, прямо как очаровательный россиянин. Лундвик вообще-то больше по женщинам, но обычно в его окружении и нет Сергея Лазарева. К сожалению. Распевается с уже ставшими родными бэк-вокалистками, а в мыслях адресует песню одному и только одному человеку, хоть и писал совсем не ему и не про него. Улыбается мечтательно и радуется совершенно по-детски, когда на репетициях они отрабатывают всё безукоризненно — он проживает свою мечту прямо сейчас с одним приятным дополнением в виде соседства с самым красивым, по его скромному мнению, участником конкурса. Пусть только и по гримёркам соседи. Мотив Scream за неделю поднадоел изрядно, но не голос Лазарева — мягкий, приятный тенор. Ему бы не кричать, а сказки на ночь детям рассказывать. Хотя некоторые взрослые (точнее, один определённый) тоже не против. В выходе в финал оба не сомневаются, но лёгкое волнение всё равно присутствует — не волнуются только дураки. Правда, они-то как раз, может, и дураки. Но всё равно волнуются. Желают друг другу удачи и похлопывают по плечу — профессионалы, как-никак. На фоне большинства остальных, таких ещё юных и/или неопытных артистов они выделяются слишком явно: сдержанные, знают, что хотят увидеть журналисты и что нужно показать на камеру. Творчество неотделимо от работы. Эмоции неотделимы от контроля. Лазарев и Лундвик, не к радости шведа, один от другого очень даже отделимы. Выступление на «Евровидении» — это не то, что можно легко описать словами. Его в принципе описывать как-то не хочется, да и не нужно. Надо просто запечатлеть этот момент где-то глубоко внутри и хранить его для себя. Окружающие не поймут ни эйфории, охватывающей тебя при виде десятков разноцветных флагов в многотысячной толпе, ни всеобъемлющего чувства того, что ты можешь больше, чем думал раньше, ни удивительно острого в этот момент ощущения нужности зрителю — все эти поднятые вверх руки и орущие мимо нот голоса в зале на три минуты оказываются самыми близкими тебе людьми. И это больше никогда не повторится. После ухода со сцены всё возвращается на круги своя, и Йун, поздравляя «мамочек» с отличным перфомансом и благодаря их за то, что они вообще согласились с ним на эту авантюру, спешит в грин-рум, чтобы как можно скорее увидеть россиянина. Поговорить им вряд ли удастся, но возможность хотя бы периодически смотреть на Лазарева кажется каким-то райским наслаждением. Наслаждение, похоже, приведёт к косоглазию, ибо Сергей вместо того, чтобы мирно сидеть на диванчике в цвет его одежды (белый ему ОЧЕНЬ идёт), попивая шампанское, или хотя бы танцевать под рекапы и приглашённых израильских музыкантов, как участники из других стран, убегает куда-то с телефоном, пытаясь на русском перекричать окружающий его шум. За то недолгое время, что Йун знает Лазарева, он уже успел понять, что тот — настоящий инстаграмный маньяк. И как его энергии на всех хватает? Результатом довольны обе делегации, певцы издалека поздравляют друг друга, пресс-конференции проходят нудно, долго, а для россиянина тире любимчика журналистов ещё нуднее и ещё дольше. Лундвик ему даже не завидует — он видит, насколько Сергей устал, и лишь желает, чтобы все эти люди с микрофонами от него отцепились. А у того даже ни единый мускул лица не дёргается — всё та же приятная, очаровательная улыбка. До финала они не видятся, поглощённые репетициями и попытками сделать всё безукоризненно, а потом, уже сидя в грин-руме, Йун понимает, что всё. Больше они не увидятся. Он для Лазарева так и останется тем милым парнем из Швеции с шумной подпевкой и белозубой улыбкой и быстро сотрётся из его памяти. Позитивное мышление улетучивается со скоростью света. Лазарев опять громко записывает сторис где-то наверху. Сегодня, кажется, Земля крутится в два раза быстрее, потому что фортуна за один час — от момента, когда его объявляют победителем по жюри до мгновения, когда результаты телевоутинга спускают его с небес на землю — успевает повернуться к нему и отвернуться снова. Держать лицо получается с трудом. Внезапно вспоминается, как Сергей воспринял своё поражение в две тысячи шестнадцатом — грустная улыбка. Россиянин улыбался даже тогда, когда его надежды рухнули лавиной. Откуда-то у Йуна появляются силы перебороть себя и выдавить улыбку своей команде — не самую широкую и яркую, но всё же улыбку. Дункан, испытавший несчитанное количество разных эмоций за сегодняшний вечер, исполняет свою победную песню так, что плакать хочется всем вместе с ним, и швед уже чувствует, как из глаз вот-вот польётся рекой, но видит быстрым шагом направляющуюся — ему ведь не кажется? — прямиком к нему фигуру в белом. Россиянин его обнимает, а Йун чувствует себя так, словно он маленьким мальчиком вернулся домой с долгой выматывающей прогулки под одеяло, тёплое, мягкое, надёжно защищавшее его от монстров под кроватью. Для Сергея Лазарева это лишь жест профессионализма, но прямо сейчас Йун Лундвик чувствует себя самым счастливым человеком на свете.***
Они тогда даже поговорили: обсудили конкурс, рабочие детали, шикарный интерва-акт и перфоманс Мадонны. На прощание Лазарев похлопал шведа по плечу, и на этот раз тот расплылся в абсолютно искренней, самой широкой и яркой улыбке, которую у него когда-либо видели. Оба не пошли на афтепати, оставив это дело молодым и зелёным и активным старичкам вроде Серхата и Киркорова, а сами хотели только одного — выспаться. А утром, листая сообщения от фанатов, видит в строке состояния уведомление и думает, что у него уже галлюцинации на нервной почве начинаются. Проверяет чат и осознает, что это реальность. Фортуна снова на его стороне? «Какой кофе предпочитаешь?» И плевать, что Йун вообще-то кофе не пьёт. Ради Лазарева хоть кофе, хоть водку, хоть Scream на репит. Лишь бы не упустить.