***
В волнах мелькает что-то странное и крупное для обычной рыбы, на какое-то время Фрэнка охватывает чувство тревоги и интереса, но наклонившись к полупрозрачной воде ничего увидеть не удалось. А потом это повторяется до тех пор, пока лодка не вышла на мель, ударившись носом о камни, но чудом дерево не пострадало. Пришлось снимать с себя тонкую полупрозрачную рубашку и залезать в воду, которая кажется коже ледяной после жарких поцелуев лучей солнца. Соленая вода цепко держит в своих объятиях, мягко сжимая по самую шею. Фрэнк занят тем, что пытается столкнуть лодку с мели и совершенно не замечает пару больших глаз, устремленных на него. Мужчина несколько раз осмотрел лодку на наличие повреждений, и лишь потом залез в нее и медленно поплыл к берегу, так и не увидев телесноватое пятно за собою. На следующий день небо заслонили тучи, тяжелые и темные, но ветра не было, потому воду колыхало лишь немного сильнее обычного, и белое кружево на кончиках пальцев моря читалось отчетливее, Фрэнк без капли сомнения стал продвигать лодку в синюю бездну, чувствуя приятную, бодрящую, ласковую прохладу волн по по пояс. Кареглазый наконец оставил порядком надоевшую соломенную шляпу дома, потому что даже несмотря на раннее время небо уже было потемневшим. Примерно через час после отсоединения мужчины от берега, море все-таки начинает волноваться, тогда рыбак понял, что сглупил. Благо, волны еще не слишком велики, но брызги их подступающей ярости уже остаются на палубе. Пытаясь победить быстрое течение, Фрэнк слышит краем уха какой-то заунывный звук, плавно перетекающий в другой. Вокруг ничего — только лишь угнетающе-мутное полотно воды, кареглазый заглядывает в эту бездну и видит свое искаженное отражение, которое отчего-то вселяло чувство тревоги. Навязчивое ощущение того, что ты не один в абсолютной пустоте пугает, особенно когда привык к долгому одиночеству. Кареглазый вновь оглядывается, пытаясь найти источник звука, что будто проникает в каждую клетку разума, отзываясь покалыванием на кончиках пальцев. Резко все стихло: и волны слегка утихомирились, и пение прекратилось, Фрэнк откинулся на борт лодки, расслабленным движением руки убирая спутанные волосы с лица. В этот раз пронесло. Рыбак хотел было уже возвращаться, как вдруг ощутил, будто кто-то вцепился в его рубашку и настойчиво тянет на себя, потому спокойствие тут же ушло на второй план, когда он чуть на свалился в воду. — Что за… Фрэнк попытался перехватить чужую руку, но ладонь стремительно выскользнула, удалось лишь ощутить как смерть ледяную кожу, а после всплеск воды. Разум не до конца осознавал, что вообще произошло. Человеческая рука? В открытом море? Невольно кареглазый вспоминает все те пугающие байки, что ему рассказывали жители старой деревушки, про морской мир, который ничуть не беднее, чем наш, людской. Про то, что океан не ограничивается лишь кораллами да рыбами. Мужчине не составило особого труда выкинуть навязчивые мысли из своей головы — после долгого одиночества может показаться и не такое, но все-таки остался какой-то странный осадок, будто он видел пару людских глаз. Когда Фрэнк был примерно на пятьдесят метров ближе к берегу, тучи стали стремительно сгущаться, и через несколько секунд пошел дождь. Быстрый стук разбивающихся капель о воду приводил к расслаблению, неприятно лишь то, что становилось холодно, особенно когда ветер касался мокрых участков кожи.***
— Я ведь рассказывал тебе о русалках? — любезно принявший Фрэнка хозяин маленькой закусочной накинул на дрожащие плечи теплый плед и сел напротив за круглый столик. — Не отрицай того, что видел своими же глазами, это ведет к душевной слепоте, Фрэнки. — Но я не видел никакого рыбьего хвоста, или чего-то такого, — кареглазый пожал плечами, грея руки о горячую чашку с глинтвейном. — Все было так быстро, что я даже не понял поначалу, что произошло. — Еще давно я был моряком, как и большинство жителей этой деревни, — старик проигнорировал слова Фрэнка, начиная свой очередной рассказ. — Но знаешь ли ты, как я попал сюда? Выбросило на берег после кораблекрушения. Это было около шестидесяти лет назад, когда я был еще неопытным матросом, буквально только-только ступивший на такое громадное судно… Так вот, была уже поздняя ночь, и я сидел на палубе после тяжелого дня. Гоняли нас на борту не по-детски, так что к вечеру ноги и руки отнимались окончательно. Корабль был совсем новый, поэтому ничего плохого не должно было случиться, как вдруг я заметил, что судно постепенно наклоняет влево. Конечно, поднялась паника и беготня, спокоен был лишь капитан да наш небольшой оркестр, а я до конца не понимал, к чему дело идет, представляешь? — Фрэнк заметил в белесых глазах слезы, которые собеседник тут же утер тыльной стороной смуглой ладони. — Тогда я облокотился на борт корабля и заметил большой камень не слишком далеко от нас, а на нем эти силуэты…кажется, их было семь, они махали своими тонкими руками мне, они даже пели, но услышать русалок в таком шуме было невозможно, но чем громче они становились, тем быстрее корабль уходил ко дну. Эти ведьмы приносят лишь беды, не зря ведь говорили, что увидеть русалку — к большому несчастью. — Вы видели их своими глазами? — удивленно переспросил Фрэнк, допивая обжигающий горло напиток. — Но… — Видел, Фрэнк, не сомневайся. Их лица дивной красоты, но глаза источают лишь что-то такое…демоническое. Поют они так хорошо, что каждый, кто услышит пение русалки, рискует сойти с ума, желая приблизиться к ним. — Знаете, я…пойду, пожалуй. Поздно. Спасибо вам за теплый прием, — Фрэнк улыбнулся с ноткой тревоги, желая оградиться от раннее сказанных слов, не давая последним частичкам недоверия покинуть себя. — Иди, сын, иди. Не дай никому разрушить тебя. Ноги немного дрожали от чувства страха, но кареглазый все-таки быстро зашагал к морю, садясь к самому краю воды. Уже совсем стемнело, и Фрэнк невольно пытается высмотреть что-то в дальних волнах, в то же время пытаясь убедить себя, что ему все действительно показалось. Но дурацкое воображение (?) невольно рисовало в темных волнах чье-то тело. Рыбак не выходил в море около недели, чтобы окончательно отогнать от себя посторонние мысли и с чистой душой вновь жить как раньше, но даже когда Фрэнк спустя время садился в лодку, сомнения терзали его. И странно немного, что когда спустя полчаса за борт лодки цепляются чьи-то руки, кареглазый не слишком удивляется, а лишь смотрит на тонкие пальцы и на то, как из воды медленно выглядывает голова и часть шеи. — И что же ты делаешь? — невольно вырвалось у Фрэнка, заметившего на себе любопытный изучающий взгляд. Сердце бешено колотилось в грудной клетке, но внешне кареглазый выглядел как статуя. — Утопить меня решил? — в ответ ничего, этот странный парень (?) облокотился на свою руку и продолжал смотреть, не моргая. Скорее всего, он попросту не знал человеческого языка, потому не проронил и слова. Влажные, черные, немного зеленоватые волосы странного существа были обладателю почти что по плечи, а сам он был бледен, как снег на ледяной корке в январе. Взгляд ничем не отличался от человеческого — такой же живой, только зрачки на первый взгляд казались сероватыми. Скоро сердце успокоилось — этот парень совсем не выглядел угрожающе, не делал попыток утащить Фрэнка на дно, но витало в воздухе какое-то напряжение, потому что они попросту не могли друг друга понять. Брюнет проронял иногда что-то на странном языке, и рыбак не смог прийти к выводу, откуда именно он мог взяться. Не похоже ни на английский, ни на французский, ни на какой-либо другой. Разве что, отдаленно напоминал латынь. Фрэнк заметил длинный рыбий хвост серебристого цвета, и это будто вернуло его на землю. Очень, очень странно. Кареглазый заметил на себе отчего-то тоскливый взгляд зеленоватых глаз, даже по инерции спросил, в чем дело. — Мне тоже немного грустно, я ведь совсем не понимаю, что ты говоришь, — рыбак пожал плечами, слабо улыбнувшись новому знакомому. — Но ведь есть другие способы, верно? Интересно, таким существам дается не позорное клеймо, а человеческое имя? Мужчина сказал еще что-то не столь значительное, и ему ответили все тем же тихим мягким голосом, после чего длинные пальцы отпустили борт лодки, и тело стремительно провалилось в бездонную холодную клетку, оставив за собой лишь смутное пустое чувство. После этих минут Фрэнк выходил в море каждый день, он чувствовал поднимающуюся лихорадку в себе, особенно когда взгляд с какой-то паникой выискивал силуэт в волнах. Встреча была так мимолетна, что в какую-то секунду рыбак усомнился в реальности произошедшего раннее, потому и искал подтверждение или же опровержение, но находил лишь непонятную тупую боль. Уголки обветренных морским ветром губ непроизвольно поднялись вверх, когда Фрэнк почувствовал прохладное прикосновение к своей спине через рубашку. — А знаешь, я ведь ждал тебя. Брюнет отзеркалил эмоцию уже знакомого лица, неуверенно попытавшись улыбнуться в ответ с такой же теплотой. Он вновь крепко держался за борт, с непривычной для себя внимательностью наблюдая за каждым движением хозяина лодки. Фрэнк взял стеклянную бутылку воды, жадно сделал несколько глотков прохладной жидкости, и зеленоглазый проследил за тонкой прозрачной струей, стекающей с подбородка, проследил за тонкими движениями рук, завязывающих узел на тонкой рубашке и, наконец, взгляд опустился на острые колени. Тогда русалку будто прошибло током, и на мгновение хватка за дерево усилилась, глаза заглянули в другие — коньячные, с недоумением и явным вопросом, пальцы руки же разжались и потянулись к чуть смугловатой коже, дотрагиваясь и тут же одергивая себя, будто обоженный огнем. После секундного касания к человеческой коже вода кажется слишком холодной, нет, за одно мгновение она стала ледяной тюрьмой, кораллы — колючей проволокой, ламинария — удушающими путами. Фрэнк улыбнулся такой странной реакции на, подумаешь, всего-то какие-то колени, но все же он хотел развеять напряжение, потому перехватил обжигающе-холодную ладонь своей, буквально растапливая этим лед на своей душе. — Тебе не нужно меня бояться. Зеленоглазый не мог понять значение ни одного произнесенного звука, но теплая, как и кожа, речь убаюкивала, голос был не так звонок и резок, как русалочий, скорее журчащий и тягучий. На дно возвращаться не хотелось, не хотелось видеть равнодушные взгляды таких же, как он, не хотелось слышать свое дурацкое имя. Слишком, слишком холодно. — Почему ты такой грустный? Неужели живешь там совсем один? — рыбак тяжело вздохнул, чуть нахмурив брови. — У тебя, верно, семья есть, да? Я вот совсем один живу. Вон там. Видишь мой дом? Фрэнк будто считывал каждую появлявшуюся эмоцию, понял, что снова их встреча близится к концу, потому сжал потеплевшие пальцы сильнее перед тем, как отпустить. — Завтра ведь мы опять встретимся на этом месте, да? — с нескрываемой надеждой спросил он перед тем, как русалку поглотила бездна. Ответа на вопрос Фрэнк не получил, но был уверен почему-то, что его поняли. Шли дни, и совсем скоро воздух стал остывать, солнце все чаще и чаще скрывается за тучами, небо приобрело сизый оттенок. Рыбак не мог остановить процесс появления толстой ледяной корки на воде, оставалось лишь все так же приходить и со страхом пытаясь смотреть сквозь него. Тогда Фрэнк почувствовал себя плененным и… Хочется вырвать быстро-быстро бьющееся сердце, разбить руки о ледяное стекло, или наконец пробить его и просто опуститься на дно, как камень. Прохожие часто оборачивались, перешептывались, черт с ними, они знают все даже лучше, чем сам Фрэнк. Черт с ними. Рыбак даже и не замечал фигур людей, они казались какой-то расплывчатой иллюзией. Мужчина не похож на себя самого: как и зима он выглядит безжизненно, лишь по воздымающимся плечами можно понять, что это не труп. Три мучительно долгих месяцев прошли как один сплошной кошмар — без дней и ночей, просто серая вязкая масса, которая как страшный вирус проникала в каждый кровеносный сосуд, в каждую клетку зараженного тела.***
Фрэнк глубоко вдохнул теплый весенний запах и с измученной улыбкой посмотрел на своего друга (кажется, его звали Джерард, но рыбак не был уверен), разглядывая стертые из памяти островатые черты лица: чуть вздернутый нос, тонкие губы и утонченный подбородок. Совсем не изменился за три***
Фрэнк мирно дремал в лодке, удобно устроившись в ней, положив под голову тканевую сумку, а руку свесив до самой воды. Зеленоглазый придерживался одной рукой за борт, другой же невесомо касался плавных черт лица, кончиками пальцев поглаживая щеки, шею и грудь. Навязчивые мысли лезут с каждым разом все настойчивее, и Джерард так и не мог понять, правильно ли он поступит. Он улыбается тепло и искренне, невесомо касаясь своими губами других — полуоткрытых, а затем берет мужчину за расслабленную руку и тянет вниз, заботливо и осторожно стаскивая тело с судна, после погружаясь с ним глубоко под воду, чувствуя подступающее счастье. Потряс Фрэнка за плечо, чтобы тот проснулся, а не заметив ответа удивился. Тело кареглазого вдруг стало каким-то непривычным и другим, потому Джерард сделал еще несколько попыток разбудить его, а потом насторожился. Минута. Еще одна. Небо. Берег. Джерард укладывает тело на песок, неуклюже заползая сверху. Глаза его вдруг расширились и наполнились паникой, и он прижал голову к груди Фрэнка. Тишина. Ничего, черт возьми, ничего не бьется. Брюнет схватил себя за волосы, пытаясь вжаться в безжизненное тело сильнее, а потом лихорадочно целует шею и ключицы, умоляя проснуться. Русалка царапает свое тело, оттягивает волосы на голове, обессиленно падая рядом и обвивая торс мужчины руками, пытаясь ухватить последние ускользающие частички жизни, пытаясь удержать последнее потухающее тепло тела. Содрогаясь от всхлипов, он увядает на горячем песке, все-таки исполнив свою мечту любить и быть выброшенным на берег, покорить хотя бы ничтожный метр земли.