Лучший работник месяца

      Среда, четырнадцать-сорок, конец обеденного перерыва. Я сижу в подсобке и промакиваю ватным диском кровь с верхней губы, ну, пацаненка. У него парик уже давно съехал на затылок, макияж - размазался, а кое-где - даже скатался. Я ведь продавец-консультант, сколько раз видел такое - у женщин, которые пытались запихнуть себя в яркие платья на несколько размеров меньше, в голубоватом свете примерочных. Но очень сомневаюсь, что хоть кого-нибудь из них возили физиономией по асфальту.       На самом деле, я готов был плюнуть в лицо любому, кто скажет, что моя работа - скучная работа. Сидишь себе за кассой, иногда приносишь нужный размер, что ещё. Ага, сейчас. Иногда ведь случается - ну, что-то вроде этого. Ради этого я здесь и работаю. Кажется.       А началось все вот как.       С первых дней здесь, в магазине, за мной всегда наблюдало недреманное око Аны. Нет, правда, она видела все - и как я кривляюсь перед зеркалами, и мои попытки пририсовать манекенам стрелки, и даже то, как я таскаю конфеты из вазочки у кассы. Ану бы на таможню - не провезли бы ничего, даже легального.       А сейчас у Аны - запара, горит все, горит она, отчеты, магазин и персонал - заодно. Меня поставили у кассы, заставили натянуть на лицо Выражение Хорошего Человека - и вперёд, Але, пусть у тебя сегодня и выходной, работай. Ана сидела рядом, грызла одну за одной конфеты из той же вазочки и перебирала бумаги.       А потом пришёл Билал. Нет, ясное дело, тогда я ещё не знал, как его зовут. Просто видел - а этого было предостаточно: явно пацан, но в блестящем топике, светлом кудрявом парике и розовых кедах. Щуплый и ужасно низкий, как-то агрессивно закинув на плечо рюкзачок, подпрыгивал к верхней полке, пытаясь стянуть с неё шарф.       Ана перестала жевать конфеты и моментально проанализировала ситуацию: – Але, обслужи человека. – В зале же работает Эддо. – Ну да, только он не умеет разговаривать с людьми - даже нормальными, а тут... Короче, он встанет за кассу, а ты беги.       Не попрешь. Пришлось вставать, идти и по дороге придумывать ну хоть что-то, чтобы не опозориться на первых секундах диалога. Видит бог, такое я умею. – Могу чем-нибудь помочь? – пацанёнок уже, видимо, собирался сбить этот шарф чем-нибудь. – Да, достаньте, пожалуйста. И принесите, знаете, платье, – он даже глазами заблестел от воодушевления. – В рекламе было на девушке с чёрными волосами. Помните же, да? Такое с газовыми вставками на подоле и бисером у рукавов. Кремовое. Пожалуйста.       Конечно, я опешил. Выпал, охуел, какие там ещё синонимы есть. Каждодневные дамы никогда не проявляли такую осведомленность. Им оно, по сути, и не надо было. А тут...       Нет, правда, ну что я ещё мог ответить? – О, я посмотрю. Размер?       Он немного покраснел. Честно, совсем чуть-чуть, но на контрасте с блестками топика это было заметно. – Самый маленький, XS.       Боже, боже, помоги.       Когда я вернулся с платьем, пацанёнок уже выглядывал из-за шторки примерочной - интерес и полная готовность, вот вам, получайте. Он и руки к платью тянул как-то по-детски - широко-широко растопырив пальцы. Сцапал, неловко улыбнулся и залез к себе.       Мне было сложно. И, на самом деле, ужасно хотелось ему что-нибудь сказать. – Слушай, если хочешь, я могу проводить тебя до более оживленного места. Тут хоть и торговый центр, знаешь, но людей мало. Опасно, – заткнись, Алессандро Мамуд, просто заткнись.       Пацанёнок проигнорировал. Нет, он, конечно, опять высунул из-за шторки физиономию, но только для того, чтобы попросить газовую шаль.       Да, принёс, да. И остался стоять с отчаянно чешущимся языком. – Нет, правда, ты очень смелый. Ходить так, ну, как тебе нравится - это ещё надо решиться. Ты крутой... А как тебя зовут вообще?       Он отодвинул шторку - ровно настолько, чтобы осуждающе посмотреть на меня одним очень грамотно накрашенным глазом. – Дядя, ты дурак? Нет, честно скажи. Я, кстати, Билал. А теперь дай к зеркалу выйти.       Я хлопнул ртом и отодвинулся. Черт возьми, как это все было странно.       Пацанёнок вышел, огляделся. Очень бережно, мелкими движениями оправил подол - так с живыми существами обычно обращаются. А это чудной Билал так гладил кусок не самой дорогой синтетической ткани. – Красиво, – если честно, я даже не понял, отозвался он так о платье или о себе в платье. Но счастлив он был - это факт. – Красиво, – поддержал я и, надо сказать, даже не соврал.       Он ещё пару минут вытанцовывал у зеркала, кружился, прикладывал шаль то к одному плечу, то к другому. Вся эта кутерьма явно доставляла ему удовольствие. А мне ужасно нравилось за ним наблюдать - настолько, что даже желание говорит ерунду куда-то делось.       Все так же бережно придерживая подол, Билал вернулся в примерочную и задёрнул шторку. И только потом, через звуки возни, шелеста ткани и свиста замка я услышал: – Ты сказал, я смелый. На самом деле, ничего подобного. Правда. Мне страшно, очень, очень страшно. Но по-другому было-бы неправильно. Это был бы уже другой Билал, с другой жизнью, которому и нужно-то что-то другое. А этому Билалу - ему нужно платье. Я возьму, – и вытянул в мою сторону руку с платьем. Не скомканное, на вешалке, даже ценник заправлен за воротник. Я думал, с ума сойду от счастья.       И только потом понял, что именно он сказал. Но отвечать уже было, кажется, поздно.       У кассы он возился долго: рассматривал браслеты и кольца, примерял, скрёб ногтями дешевую позолоту. Мне все ещё чертовски нравилось за этим наблюдать - нет, правда, не каждый день встретишь счастливого человека, а настолько счастливого - ну, сами понимаете.       Отдал ему пакет, улыбнулся - не дежурно, а осознанно. Был ведь повод. Этот Билал - смешной он такой, брал платье с почти священным трепетом, потом - чуть не прыгал на месте. Нет, всё-таки он хороший, очень-очень хороший.       Когда Билал - не ушёл - ускакал, я немного прибито свалился на стул. – Слушай, Ана, а ты никогда не замечала, как у нас тихо? Нет, правда, вроде и музыка играет, и люди заходят, а все равно... – Господи, Але, – она подняла голову от документов. – Есть желание проговорить за философию - иди к Эддо. Ответить он тебе, может, и не ответит, но морально поддержит точно.       Я улыбнулся, но на подкорке все-равно что-то поскребывало, подзуживало куда-то пойти и в чем-то убедиться. Ани снова посмотрела на меня. – Ну беги, боже, беги. Но к концу обеда чтоб был здесь.       Тогда я понял, почему все это время только она была нашей начальницей.       Билала я нашёл на парковке. Он сидел у одной из колонн и зажимал ладонью разбитую губу. И улыбался.       Мне хотелось потрясти его за плечи, покрутить, осмотреть, проверить, не случилось ли что ещё. Не прилетело ли ещё куда-нибудь. А он смотрел на мое обеспокоенное лицо и почти смеялся. – Чего? – Я платье отбил.       Потом я, конечно, опомнился, схватил его под руки и потащил в подсобку - обрабатывать все, что вижу. Но этот момент точно запомнил надолго.       Итак, среда, четырнадцать-сорок, конец обеденного перерыва. Кровь у Билала остановилась. Выглядел он, кажется, ещё счастливей, чем когда брал платье. – Знаешь, у меня с каждой по-настоящему любимой вещью какая-нибудь история связана. Например, этот рюкзак у меня почти украли в аэропорту Египта. А топик - его я купил у девушки, которая умеет играть на тамбурине настоящие шаманские мелодии. Настоящие, представляешь? С платьем теперь так - меня спас на парковке супергерой-продавец. – Ой, какое там «спас». Даже не побил никого. – Как по мне, спас, вот прям по-настоящему.       Он встал и потянулся - собирался. И тут в голове у меня свистнуло: я схватил, кажется, Анин огрызок карандаша и старый чек и написал свой номер телефона. Ну, мало ли что. Почти незаметно (шутка) бросил чек в пакет и протянул Билалу: – Ну, что. Спасибо за покупку, приходите ещё. – Обязательно приду.