Пока не грянул гром

Впервые открыв свое проявление, Блейк убежала. Немудрено: в отряде юнцов, доверенном Адаму по возвращении в Менаджери, она была самой младшей — ей недавно исполнилось пятнадцать — и пока крепче остальных держалась за иллюзии. Мир можно изменить одним благородным волевым усилием? Ха, если бы всё было так просто! Но среди рекрутов шло негласное соревнование за самое «мощное» проявление — эффектное, боевое, и, главное, такое, чтобы сразу было видно — герой идёт! Получить мирное проявление было обидно, проявление же «тени», позволяющее, на первый взгляд, лишь убегать — позорно. Задачей Адама, как сержанта и помощника Хан, было, не разрушая до поры до времени иллюзий рекрутов, сделать из кучки добровольцев боеспособный отряд. Это не было проблемой: говорить он умел от сердца, а фигура воевавшего в Атласе парня с таинственной повязкой на лице постоянно обрастала слухами, и слава эта не была такой уж раздутой — оружием он владел мастерски… Но малышка Блейк, первый и единственный настоящий друг Адама, начитавшись писем за тот год, когда он с Хан работал в Атласе, решила выпустить коготки и вступить в ополчение Менаджери. Что ж, в доме Беладонна стало на одно нежелательное лицо больше: Гира, теряя хватку в Клыке, ужасно боялся оказаться по разные стороны баррикад с дочерью. А вдруг она там станет безжалостной террористкой или её вообще убьют! Но последнее — уж точно мимо. Хотя бы потому, что именно Блейк Адам не выпустит в бой пока лично не удостоверится, что она способна за себя постоять. И проявление у неё прекрасное! Убежать, спрятаться, уйти от удара — намного лучше, чем рваться в бой и подставляться под удар. В этом, Адам был уверен, Гира с ним был бы согласен. Тарус нашёл Блейк в пустом тренировочном зале. Там, в дальнем уголке, они каждый вечер после основных тренировок рекрутов пытались слепить из дочери лидера фавнов, не знавшей бед и не державшей в руках вещи тяжелее кувшина, бойца. Сложно, но она справлялась. Её успехами Адам гордился больше, чем своими. — В твоем проявлении нет ничего трусливого, — заметил фавн, присаживаясь рядом с уткнувшейся лицом в собственные колени Блейк. Стопка матов качнулась под его весом. — Но когда все будут бороться, — буркнула та, стыдливо поджимая уши, — я смогу лишь убежать! Я… — И правильно, — не дослушал Адам, торопливо переводя дыхание. — Я не могу позволить тебе пострадать. Он яростно сжал кулаки. О том, чтобы подставить Блейк под удар не было и речи, он бы сам не позволил ей даже порог казармы переступить, если бы… Если бы не дал слабину в первый и последний раз в жизни, если бы не поставил её безопасность наравне или даже ниже своего собственного желания быть рядом. Всё же целый год миссии в Атласе сделал своё дело, и Адам безумно скучал по своей единственной близкой душе… Которая за год выросла в прекрасную девушку, да такую, что тупоголовые рекруты заглядывались (глаза бы им повырывать!). — Когда-нибудь ты поведешь в бой свой отряд, и не один… — всё же нашлась Блейк. — Не смотри на меня так, с твоими способностями это — вопрос времени. И ты не сможешь вечно защищать меня. Свой отряд… Не много ли для мальчишки, совсем недавно принятого в Менаджери беженцем? На душе стало теплее, но… не сейчас. — Посмотрим, — Адам осторожно сжал её руку, пытаясь утешить. — У тебя может быть… своя роль. Ну, например, побежать за помощью — а это важно! Или вырваться из оцепления, или… — Не говори так, — Блейк нахмурилась. — Нельзя же жить, зная, что твои товарищи погибли там, где только тебе удалось спастись! — Но я-то жив. — Ты?.. В глазах Блейк сверкнул испуг — и тут же был сметен интересом. Адам успел пожалеть о неосторожном слове, но сворачивать было поздно — иначе подруга решит, что он соврал, лишь бы её заткнуть. — Как ты знаешь, я попал в Менаджери после восстания трех цехов в самом сердце компании Шни, — начал Адам историю, в общих чертах известную многим бойцам. Желания и запала рассказывать её не было, слова выходили сухими как наждачка. — Восстания, которое возглавила моя мать, Ева Тарус… Слышала о такой, да? Шни тогда смотрели на бунты сквозь пальцы, и та бойня стала первой в своем роде. Восставшим удалось убить кого-то из охраны, с этого все и началось. В живых не оставили никого из восставших кроме меня. Никого. Блейк была напугана. Она поймала его взгляд — и тут же опустила голову, прижала уши. На фавнов душным куполом опустилась тишина. — Прости меня. — Не стоит того, — раздраженно махнул Адам, пытаясь отогнать порыв гнева — но зубы уже сжались до скрипа. Зря, черт побери, он поднял эту тему… — Я им обязательно отомщу. Его рука яростно задрожала — и дернулась к катане. Мэн, давно такого не было! Фантомная боль обожгла лицо и давно зажившие ребра, зубы не разжимались, все тело колотило морозом, взор застлала белесая пелена — будто и здоровый глаз стал видеть как покалеченный. Блейк перехватила его руку и накрыла своей. Адам не знал, что она прекрасно понимала, что происходит, из курса военной медицины, который он сам не дослушал, вступив в ополчение Менаджери. Силы оставили фавна, и он сам не заметил, как его голова опустилась на плечо подруги. Та аккуратно его обняла, поглаживая по плечам. Так они и сидели, молча. Молчать вместе с Блейк было уютно, хотя при остальных фавнах Адам старался тут же отгородиться, а ещё лучше — сбежать куда подальше. — Адам, — тихо позвала Блейк, когда его стало отпускать. — Да? — говорить ещё было сложно, но он попытался улыбнуться. Ну и отстраниться, а то ещё подумает Блейк чего нехорошего. Предать её доверие он не мог. — Что ты скрываешь под повязкой? Фавна прошиб ледяной пот. Уже много лет он никому не показывал давно заживший ожог — и сам на него лишний раз в зеркало не смотрел — противно. Конечно, Адам не трус: ему уже двадцать, он почти что правая рука госпожи Хан, он — воин, не знающий страха… Но между встречей с превосходящим его числом и мастерством противником и необходимостью хотя бы день прожить в кругу соратников с открытым лицом он бы выбрал первое. Показать единственному по-настоящему дорогому фавну то, что он — не воин, не друг, не защитник их расы, а клеймленный хозяином беглый зверь… — Адам… — Тебе не стоит этого видеть, — хрипло бросил он, отворачиваясь и отстраняясь. — Почему? — Блейк встала, стараясь хоть так поймать его взгляд. — Там просто старый шрам, — Адам нахмурился. — Не на что смотреть. — Ты бы не стал скрывать простой шрам! Сам же говорил, что ранения воина красят! — Не все. Блейк, ты… Он не знал, что ответить. Огромный тренировочный зал сузился до размеров крохотного пятачка, и бежать было некуда. А хотелось. Он, сержант Адам Тарус, впервые в сознательной жизни хотел сдаться, отбросить оружие и бежать прочь, в леса Менаджери, где его никто никогда не найдет и не спросит ни о чем. А, может, и к лучшему? Показать ей сейчас самое мерзкое — и оттолкнуть. Как минимум от себя — опасного, гневливого, тащащего за собой груз прошлого, а максимум… Дочь лидера фавнов вернется к родителям, и семья Беладонна не будет разделена. А сам Адам достигнет вершин, когда больше не надо будет оборачиваться назад и прикрывать подругу. Он завел руки за голову. Не медля, развязал узел. Широкая черная лента скользнула на пол, свернувшись под ногами точно сброшенная змеиная шкура. Блейк стояла перед ним и не знала, что сказать. Она ожидала увидеть что-то подобное, но… чертовы Шни! Одно дело — слышать об их зверствах от ополченцев, видеть клетки на листовках, читать в учебниках по истории, но сейчас следы их жестокости оказались совсем рядом. Задели за живое. Адам понял: она разобрала аббревиатуру и всё осознала. Подавленность в самые первые дни, замкнутость, повязку, черную ненависть к роду человеческому. И страх, малодушный страх показать это всё. Холодные пальцы невесомо провели по краю шрама. Адам удивленно поднял глаза, и ему стало еще паршивее. Блейк плакала. Беззвучно застыв перед ним, она быстро-быстро моргала, а слезы, скатываясь по её щекам, впитывались в ткань черной футболки. А её рука всё так же касалась его лица. — Прости. — Нет! Они… они… как отец может желать мира, когда люди творят такое? — Блейк… — Ты был ребенком! Ты… я не могу представить, как тебе было больно выносить это одному. Я… я должна была спросить раньше. — Это ничего бы не изменило. Не надо по мне плакать. Пожалуйста. Это того не стоит. — Стоит! Как ты не понимаешь? — Наша борьба началась задолго до моего ранения, — Адам покачал головой, и на помощь ему пришел один из лозунгов, которыми они завлекали в ополчение новых рекрутов. Не к месту. Или всё же… или все же он хотел, чтобы Блейк была рядом? Лишь бы не оставаться одному. — Это происходило и происходит до сих пор со многими нашими собратьями. История будет написана одними слезами если мы будем оплакивать каждого. — Ты — не каждый, — тихо проговорила она, промокая слезы. Нежный голос обрел такую уверенность, которую редко услышишь от простого рекрута. — Ты удивительный, Адам. И у тебя великое будущее, и я… — Блейк… — Я люблю тебя. И я буду с тобой в этой борьбе до конца. Притянув ближе, она поцеловала его, и Адам не мог не ответить. В этот вечер выросшая на романах и историях о доблестном ополчении девушка нашла своего героя. Знала ли она его? Не так плохо, как могло бы быть. Отдавала ли себе отчет в том, к каким последствиям приведет порыв чувств? Едва ли. В конце концов, откуда любимой дочери лидера фавнов знать, что многие вещи калечат не только тело, но и душу, и любовью это не излечишь? И откуда подающему надежды сержанту Белого Клыка знать, как выбивает почву из-под ног потеря единственного близкого человека? Откуда ему самому было знать, кем он сам станет через каких-то пять лет? В тот вечер безумно и давно влюбленные Адам и Блейк, отчаянно целуясь в тренировочном зале, ещё не знали, что лучше бы им было не встречаться. Вообще.