Пеннивайз №13

Лучи света пробивались сквозь заколоченные окна, озаряя светом остатки комнаты, подсвечивали многочисленные пылинки. Карие глаза без интереса смотрели на своё отражение в старом поросшем плесенью зеркале. За последние десятилетия глаза привыкли к тьме, а разум позабыл так много из реального мира, что теперь, наконец-то выйдя на свет, он не испытывал никаких эмоций. Он не мог вспомнить, как выглядел раньше, но был уверен, что в зеркале не его лицо. Вытянутое, исхудавшее, с широко поставленными глазами, оно покачивалось в такт движениям гребня в порыжевших волосах. Узловатые пальцы в некогда белых перчатках держали старый гребень без половины зубцов. Несколько последних движений по волосам, и белая фигура, слишком высокая, чтобы полностью отражаться в зеркале, остановилась. Обронив гребень на грязный вековой пол, руки в белых перчатках легли на плечи. Фигура медленно опустилась, выглядывая из-за левого плеча, с приоткрытым от восторга ртом рассматривала отражение своего творения. — Ты посмотри, как чудесно! — с завышением протянул удачливый парикмахер, чьи волосы выглядели почти точно так же, разве что, казались более редкими. Сидящий в кресле не разделял его эмоций, он не разделял и не испытывал вообще ничего, поэтому только хмыкнул, едва заметно дёрнув уголком губ. Это движение, как и вся реакция в целом, осталось незамеченным, или проигнорированным. — А теперь… нанесём грим! Лежащие на плечах руки резко крутанули скрипящий стул, отворачивая от зеркала и располагая сидевшего к себе лицом. Взгляд снизу-вверх из-под тонких бровей длился несколько секунд, после мужчина демонстративно медленно закрыл глаза, подчиняясь. У него не было причин не доверять своему наставнику, так как тот оставался его единственным собеседником на протяжении последних десятилетий. Руки в белых перчатках взяли со столика белую банку. — Давай повторим, — вкрадчиво начал он, помешивая краску кисточкой. — Что есть «Оно»? — Вечная безграничная сила неземного происхождения, — голос звучал ровно. «Оно» было практически единственной обсуждаемой во мраке подземелий темой и, если в первые года интерес к данному явлению присутствовал, а расспросы шли с энтузиазмом, то сейчас «Великий Инопланетный» набил оскомину на языке. — А кто «мы»? — кисточка мягко скользила по бледной коже, оставляя за собой ещё более белые следы. — Мы — его помощники. Его глаза и руки. — Хорошо… — протянул собеседник, откладывая кисть и размазывая краску подрагивающими пальцами, втирая её у корней рыжих волос. — И в чём наша миссия? — Наша миссия… — новая кисточка коснулась губ, останавливая разговор. Мужчина буквально застыл с приоткрытым ртом, ожидая, пока беличий волос окрасит его рот в красный цвет. Но вскоре кисть заскользила по щеке вверх, разрешая продолжить. — Наша миссия в добычи страха, для питания «Оно», и плоти, для собственного кормления. От этой фразы он непроизвольно поморщился. Воспоминания о первых годах питания сырым человеческим мясом не вдохновляли. Позже это стало казаться чем-то естественным и обычным. Но в начале… — И? — напомнил умелый визажист, заметив, что его ученик задумался. — Что ещё мы должны делать? Снова пауза, после которой последовало неуверенное: — Найти себе наследника? — Правильно, — улыбка расцвела на потрескавшихся красных губах. Волна облегчения прокатилась по иссохшему телу. «Он готов. — Оценивающий взгляд. — Полностью». Без лишних слов — поворот стула, отозвавшегося повторным протяжным скрипом. Наставник замер, обеими руками держась за спинку, смотрел в зеркало, ожидая реакции своего ученика. Тот открыл глаза и некоторое время рассматривал собственное отражение, окончательно потерявшее всякое сходство с ним. Качество макияжа и образа в целом пугали и будоражили одновременно. Настолько впечатляли, что брови внезапно поползли вверх, а внутри отозвались старые, давно забытые отголоски эмоций. — Мистер Пеннивайз, это… — Шш! — трясущийся узловатый палец поднялся от спинки стула. — Я уже не Пеннивайз, — ответил старый клоун, в этот раз медленно разворачивая стул к себе. Тот отозвался жалобным плачем, но был проигнорирован. — А ты — не Джорджи Денбро. Уже-не-Джорджи смотрел на своего учителя, замечая, как кусочки его высокого лба и предплечий, точно осыпающаяся побелка, отделяются, взлетая вверх. Растворяются в воздухе. — Моё время пришло, а, значит, и твоё тоже, — сказал тот, усмехаясь накрашенным ртом. Слушая старого учителя, будущий убийца снова ощущал себя маленьким мальчиком в желтом дождевике, и ничего не мог с этим поделать. — Оно — великая сила. Оно поддерживает в нас жизнь, наделяет силой, и… разрушает. Мы не можем существовать и бодрствовать слишком долго. Поэтому мы выходим на поверхность, в течении года подпитываем Его, а после находим приемника среди своих жертв и готовим на протяжении двадцати семи лет для следующего цикла. До самого своего разрушения. — Получается, — Уже-не-Джорджи смотрел то в один косящий голубой глаз, то в другой, — ты тоже был человеком? — Получается, — отозвался Уже-не-Пеннивайз, задумавшись на секунду. Ему уже нечего было терять. Длинный язык прошёлся по ладони, выглядело это максимально мерзко, но Джорджи видел и более отвратительные вещи, так что вид умывающегося собственной слюной клоуна не покоробил его. Уже-не-Пеннивайз провёл ладонью по лицу, стирая застарелую краску и открывая кожу. Высохшую, покрытую складками, но всё-таки человеческую кожу с огромными синяками под краснеющими глазами. С каждой секундой тот черствел, принимая всё более человеческий вид. — Последний вопрос, — Уже-не-Джорджи смотрел на тлеющего учителя. Нужно было что-то сказать, но его не научили прощаться с умирающими. — Как тебя звали? Вопрос явно поставил старого клоуна в тупик. Он силился вспомнить, но не мог. — Пора, — сказал он вместо ответа. Уже-не-Джорджи не понял, что именно «пора». Рот клоуна открывался всё шире, превращаясь в пасть. Зубы по её краям, пожелтевшие и местами обломавшиеся, шевелились. В глубине сияло три огонька. Они приближались и приближались, завораживая своим сиянием. По мере их приближения карие глаза Больше-не-Джорджи светлели, приобретая золотистый цвет. Повинуясь этой неведомой силе, он тоже приоткрыл рот, ощущая, как легко даётся действие. Голова отклонялась назад, не чувствуя препятствий, и это странное шевеление в горле… а после тепло, проникающее в него. Голова начала расширяться, череп трещал, увеличиваясь в размере по мере продвижения тепла. Это не доставляло никакой боли, как и звучащий внутри голос. Всё казалось таким светлым, простым и естественным. Больше-не-Пеннивайзу была знакома эта эйфория от перемещения. Он часто вспоминал тот самый миг перехода силы, и даже слегка завидовал своему приемнику. «Но моё время уже ушло, теперь его черёд», — было последним, что пронеслось в округлой голове, прежде, чем остатки тела рассыпались в прах. «Билл. Билл Скарсгард», — прозвучало в голове Больше-не-Джорджи. Прозвучало и растаяло вместе со всеми воспоминаниями прежней жизни. Исчезло, оставляя только неимоверный голод и свет огней в глазах.