***
Освеженные переправой, кони бодро вскарабкались на крутой каменистый берег реки. Город и впрямь выглядел неказисто. По поросшему желтой сурепкой земляному валу бродила одинокая, вся в репьях, однорогая коза. До каменных стен тут, видать, не доросли еще – даже ворота, по дневному времени открытые, но прегражденные толстой цепью из разномастных и ржавых колец, были деревянными. В жидкой тени под навесом сидел сторож-воро́тник, по виду – как есть братец однорогой козы, такой же тощий и нечесаный. В руках сторож держал (Стах сначала подумал, что это ему от жары померещилось) гнутую-перегнутую кочергу на захватанной до блеска палке. - Эй! – позвал Стах, подъехав поближе. Сторож не ответил. - Ммме! - сказала однорогая коза. - Эй! – Стах повысил голос. – Может, он помер? – жизнерадостно предположил Збышек. – Вон, уже и мухи над ним… Может, у них тут чума? То-то и народу никого нету! Вокруг и вправду было пусто, словно и не город вовсе, а так, хуторок в степи. Ни нищих побирушек под городской стеной, ни вездесущих мальчишек — а ведь самое бы время бежать с удочками на речку, когда и клёв, как не на закате? – Слышь, Стах, - сказал осторожный Казик, - ну его к ляду, ихнее пиво. Едем мимо. – Ммме! - сказала однорогая коза. Сторож чихнул и пробормотал: – Грош с пешего, два гроша с конного! Плати или проваливай! - и открыл заспанные глаза. – А что, служба, - Стах нашарил на поясе кошель, но распускать завязку не спешил, - тихо так у вас? Нет ли беды какой? Или мору? – Не! - сторож потянулся со вкусом. - Ни мора, ни беды нету. Наоборот! Праздник, считай — колдуна поймали! Казик осенил себя крестным знамением, Ясь удивленно присвистнул, Лесь зевнул. – Ах ты ж, чертово семя! - выругался Стах: последний грош, словно заговоренный, так и норовил увернуться из-под пальцев. - И откуда вы их берете, колдунов этих? Держи, десять грошей, за пятерых. Сторож подставил грязную ладонь. Шевеля губами, начал считать. – Да живей, худоба! - не выдержал Збышек. Колдуны его не шибко занимали, а вот пива хотелось нестерпимо. - Кто только тебя на ворота поставил? – ...Девять, десять! - закончил наконец подсчет сторож. - Колдунов мы не берем, нам без надобности. Этот сам взялся, откуда — не знает никто. В заброшенной шахте завелся, не иначе, прямиком из преисподней. Меня сюда на подмену поставили, на сегодня только. Не каждый день у нас колдунов жгут, страже тоже поглядеть охота... Проходи! Цепь, звякнув, шлепнулась в теплую пыль. Конские копыта зацокали по окаменевшей от жары глине городской улицы. – Ммме! - сказала однорогая коза.***
– Тьфу ты, нечистая сила, - выругался Збышек. - Да что ж это за город за такой? Тесно, как у монашки под подолом! Збышек потер ушибленный локоть. Отряд проехал всего две улицы, а он уже трижды умудрился за что-то зацепиться. На этот раз за открытый ставень углового дома. Этак пока они до пива доберутся, ему не корчмарь, а лекарь понадобится. А для лекарей денег у Збышка из Гвязд не было. На пиво вот были. А на лекарей — не было. – Стах! - крикнул он вслед повернувшим за угол товарищам. - Я догоню! – Догоняй! - донеслось в ответ. Збышек спешился. Вороной фыркнул и мотнул головой. – Ишь, радуется! - Збышек хлопнул коня по спине. - Радуйся, покуда можно. Правду старшой сказал: дрянной городишко! Доброму человеку и не развернуться — в плечах жмет!***
С каждым шагом коня Стах становился все мрачнее и мрачнее. Первый раз тут жгут колдуна, сказал привратник – и надо же, чтобы именно сегодня! За все время, что они ехали от городских ворот, им не встретилось ни одной живой души, не считая пары кошек. Казалось, все двери до единой были заперты, даже корчма, в которую нацелился было Стах, оказалась – невиданное дело! - закрытой. Была еще одна, по другую сторону от Рыночной площади, ближе к восточным воротам. Туда путники и направились. Так что по всему выходило: Рыночной площади им не миновать. Узкая улица все-таки расщедрилась и развернулась аж на длину копейного древка. Стах придержал коня и оглянулся. Надо дождаться Збышка. Хотя вряд ли тот заблудится. Когда Збышку из Гвязд припадала нужда добраться до корчмы, даже и в незнакомом городе, он становился почти ясновидящим. Ни разу не промахивался! Найдет и здесь. Стараясь держаться ближе друг к другу, четыре всадника выехали на заполненную народом площадь. И поняли: пробраться через толпу будет непросто. Теперь ясно, куда подевались жители: на площади, судя по всему, собрался действительно весь город. Над толпой стоял ровный гул, словно там затаился огромный пчелиный рой. - Слава Иисусу! – с облегчением выдохнул Казик. – Значит, они все-таки не вымерли! - Не вымерли, - проворчал Стах. Посреди площади, ближе к ступеням недостроенного, хотя и выведенного уже под крышу собора, оставался незанятый народом пятачок – там, на невысоком настиле, без эшафота и прочих ненужных излишеств был водружен толстый древесный ствол. Назвать его столбом не позволяла не счищенная местами кора. Под стволом огромной, в человеческий рост кучей были навалены вязанки хвороста и уложена небольшая поленница дров. - Ишь ты, - вполголоса сказал кто-то, кажется, Ясь. – Как спешили-то… Даже кору не счистили. Что же за колдун за такой сильномогучий, что на сыром стволе жгут? А, Стах? Стах пожал плечами. Говорить ему не хотелось. Пива тоже не хотелось. Хотелось скорее убраться восвояси. – Скажи-ка, тётушка, - наклонился Лесь к толстой горожанке, стоявшей с самого краю; на руках она держала крошечную девочку в белом опрятном чепчике, - что это вы так подзадержались? Дело-то уже к вечеру, а у вас еще и огонь не развели. – Палача ждали, мой господин, - ответила горожанка. - Послали за ним еще затемно, но путь-то по жаре неблизкий, вот только-только подъехал. – Что же, - Лесь подмигнул девочке, и та заулыбалась во весь беззубый рот, - в таком славном городе — и нет своего палача? – Нет, мой господин. – Не по карману нам палач, - вмешался в разговор сутулый старик в суконной накидке без рукавов, - не каждый день нужен, слава Господу. Не успел Лесь возразить, как вступил еще один горожанин, средних лет упитанный мужчина: – А надо бы своего завести! А то стой тут на солнцепеке, дожидайся, пока пожаловать изволит. А был бы свой — давно бы дело сладили. Уже сгорел бы за милую душу, а нам и по домам можно. А то стой тут дурак дураком. – Так ты не стой, - ответил еще кто-то из толпы, - никто не держит. – Тебя не спросил! - огрызнулся горожанин. - Всякая побирушка мне указывать будет! Хочу и стою, имею право! Я на эту площадь камней принес больше, чем у тебя блох в башке! – Да ты эти камни где взял? Где взял, я тебя спрашиваю? Можно подумать, ты в штольню за ними лазил, пузо свое утруждал? Небось, со стройки и утащил, с другого угла — знаем мы вас, Бауэров. Не ты ли просвирки из ризницы таскал, пегая твоя душа? И вся порода ваша такая! Жулики! Бауэр покраснел как рак, надулся и начал закатывать рукава. И не миновать бы драки, как вдруг над площадью пронеслось: – Ведут! Ведут! Дверь ближнего к собору углового дома распахнулась, и оттуда появился городской голова с золоченой цепью на толстой шее, а за ним - приземистый детина в темной одежде с красным капюшоном. Это и был палач. Не торопясь, вразвалочку прошел он к месту казни. За ним следовали стражники, вооруженные кто алебардой, кто копьем, а один так и вовсе деревянной дубинкой. Толпа раскололась на две половины, словно надсеченная ножом спелая тыква, шарахнулась в стороны, давая проход: стражники вели осужденного. – Тю! - разочарованно присвистнул Ясь. - Это вот этот вот — колдун? Худощавый парень со связанными впереди руками глядел растерянно, словно не понимая, что происходит. Растрепанные рыжие волосы закрывали ему лицо, заставляя то и дело вскидывать голову, левый глаз заплыл огромным фингалом, а губы колдуна непрестанно шевелились — то ли молился, то ли... – Да что ж это такое? - сказал Казик и перекрестился. - Почти мальчишка... – Что он совершил? - спросил Стах громко. – Он колдун, - ответил толстый Бауэр, - и его сожгут! – Сожгут! - подхватило разом несколько голосов — словно слаженный и спетый церковный хор. – Я спросил, - Стах повысил голос; Казик дернул его за рукав, но Стах лишь отмахнулся, - что он совершил. Что он совершил? – Ничего! - ответили из толпы. - Еще не хватало! – Видишь ли, господин, - почтительно ответил старик в суконной безрукавке, косясь на болтающиеся перед самым его носом ножны, - его, по счастью, поймали раньше, чем он успел нанести вред. Теперь он крепко связан, а скоро душа его вознесется в искрах пламени, и грехи его будут искуплены. Стах подумал, что ослышался. Или, может, голову припекло? – Да с чего вы вообще взяли, что он колдун? Голос у Збышка всегда был зычен — и городской голова, и почти половина площади обернулись посмотреть, кто же это там такой смелый. А Збышек невозмутимо пробирался сквозь толпу к своим, ведя в поводу коня. Под мышкой он нес небольшой бочонок, в котором что-то явственно плескалось. Судя по довольной збышковой роже, плескалось там пиво. – Вот, панове! Тут на всех. Я, правда, свое уже выпил — ну не было сил терпеть! – Где он его взял, там же заперто было? - Казик говорил негромко, но Збышек услышал. – Страх, какие непрочные двери в этом городишке. Да и тесно как! Ну вот, как-то я так повернулся неловко, да локтем в дверь. Оказалось — корчма. Но я оставил деньги на столе. Я честный шляхтич. Мне чужого не надо. Колдуна меж тем подводили к столбу. Мальчишка, видно, и вправду не очень понимал, что с ним происходит. До сих пор. Увидев вязанки хвороста и стоящего рядом со столбом человека в красном капюшоне, надвинутом низко на лицо, он замер на мгновенье, раскрыв рот, потом рванулся в сторону — его остановил стражник. Мальчишка отчаянно сопротивлялся, пытаясь драться связанными руками, и кричал уже во весь голос, повторяя одно и то же странное слово: "Serij! Serij!". – Ишь! - Бауэр явно был доволен зрелищем — не зря простоял столько времени под палящим солнцем. - Не хочет на костер, дьявольское отродье! Бесов кличет... И завопил во всю глотку: – Эй, палач! Заткни ему пасть, пока он всех нас тут не заколдовал! – Курва мать! - рявкнул Стах, и рука сама потянулась к сабельной рукояти. - В чем его вина? Скажите же, что он сделал? – И где священник? - крикнул следом Казик. - Почему нет священника? – Вот и я говорю, - Збышек оставался по-прежнему невозмутим. - С чего вы взяли, что он колдун? – Не лезьте, господа, не в свое дело! - Бауэр точно знал: здесь его город. Эта площадь мощена камнями, которые принес сюда он, Фриц Бауэр. А значит, здесь его право. И его правда. – Его нашли в старой штольне — а там дверь навешена, да снаружи засов! Снаружи! Заперт! Пришли — а он там, сидит бормочет. Откуда взялся? Как туда попал? Он не говорит по-людски — ни на одном из наречий нашего края. Знай, бубнил что-то свое, дьявольское. Одет в бесовское! И браслет у него на руке — ему сломали руку, но браслет снять так и не смогли. Не иначе, сам Сатана закалил его на адском огне — смотрите сами! Стах невольно перевел взгляд на мальчишку — того уже привязали к столбу, а он все бился, надеясь вырваться из обвивших его прочных кожаных ремней. На правой руке, синей и припухшей повыше запястья, и впрямь виднелся широкий обруч серебристого цвета. – Это не повод, - упрямо сказал Стах. – И уж тем более не доказательство, - добавил Казик. - Как вы испытывали его? –Вот что, господа хорошие, - крикнул Бауэр, - вас это дело не касается. Шли бы вы подобру-поздорову куда шли! Толпа загудела одобрительно: – Магистрат решил, что он колдун! Какие вам еще доказательства? – Вы гляньте на него — он же еще и рыжий! – Да! А это верный знак! – Палач, делай свое дело! Жги колдуна! – В огонь рыжего! Стах сжал поводья: – Вот только детей еще на моих глазах не жарили! За то, что рыжие! – Осторожнее! - прошептал Казик. - Не надо горячиться! А вдруг он и правда колдун? – Тогда, - Стах скрипнул зубами, - я сам его прикончу. Только пусть уж поколдует мне для начала. К-колдун... Хлопцы, заходим слева! Вы двое вперед, Ясь за мной. – Не надо горячиться, - кивнув товарищам, повторил Казик. И тронул коня, двинувшись на толпу боком. – Не будем, - согласился Лесь. – Стражники мои, - и поехал следом, оттеснив Стаха. Раздвигая людское море, добрались они до столба, где делавший свое дело палач уже подносил горящий факел к вязанке хвороста. Пламя занялось как раз в тот момент, когда Стах поравнялся с костром. Долой с коня. Кинжал из ножен — пленник шарахнулся в сторону, насколько смог. Сыромятная кожа не успела задубеть. Режется легко. Сначала освободить ноги. Теперь ремень на груди. Руки потом. Парень свалился на подставленное плечо. Оттертые в толпу стражники и пикнуть не успели. – Ясю, принимай! Тот не заставил себя ждать. Колдун мешком повис поперек Ясева седла, и Стах, взлетев на коня, крикнул: – Збышек, не мешкать! – Щас буду! - пробасил вслед Збышек из Гвязд и сожалением взвесил на руке полупустой бочонок. - Прав, как всегда прав. Дрянь городишко. Но пиво варить умеют! Иэх! Толпа ахнула. Со свистом пролетел бочонок по воздуху, сшиб с ног разом всех четверых стражников и разбился вдребезги, забрызгав пивом горожан, добрых и не очень. Збышек огляделся. Эхо конских копыт стихло в лабиринте улиц к востоку от Рыночной площади. Палач так и стоял у опустевшего кострища с горящим факелом в руке, и хворост, разметанный Стахом, продолжал тлеть, кое-где вспыхивая ярким пламенем. – А ну, брысь! - цыкнул Збышек. Палач зайцем улепетнул в толпу, содрав на бегу красный капюшон. Брошенный факел шлепнулся на ближайшую вязанку хвороста. Пламя вскинулось длинными языками, сухие сучья радостно затрещали. Ну уж нет! Городишко, конечно, дрянь, но пожар ему все-таки не нужен. Збышек из Гвязд думал недолго. Все же полбочонка пива... Распустил порты, примерился — только зашипело! Ну вот. Как говорится, на дорожку. Теперь и ехать можно. Оцепеневшая толпа не шелохнулась. Збышек тронул коня. Вороной, соскучившись, заржал звонко — и в ответ ему откуда-то из-за домов тоже донеслось приглушенное конское ржание. И пяти минут не прошло, а они уже управились. Еще до заката. Всего и делов-то!