***
Самое нудное в данном вопросе — это слежка. Сидишь в машине и ждёшь, ждёшь, ждёшь, пока Особь начистит перья, отполирует ногти, закончит со стилистом и выпрется из салона. В семь утра она уже сжигает калории на беговой дорожке в World Class. Потом элитный дамский клуб на Кутузовском, чтобы к полудню перекусить панорамным видом в небоскрёбе «Око». А потом мне предстоит писать отчёт с точностью до минуты, где как, с кем, сколько и куда. Самая большая сложность в том, как вычислить. Она или не она? Особь ли? Нет бы сохранить лаконичный стиль жизни типа — подъём в полдень, далее лениво, по привычке, чешет яйца, похмеляется вискарём, одевается во что гардероб послал, едет по делам и, вылезая из машины, неумело передвигается вперевалочку. Нет, блин! Венценосная баба! Полная мимикрия! Я ведь чуть не облажался. Вышел не на ту особу, спутал. Загаси не ту — здесь выговором не отделаешься. Первое предупреждение — упоминание на ТВ. Всякий раз — стоит кому-то обосраться на спецзадании — тебя порят по ТВ. Назидательно. Типа «напортачили — отмазывайтесь сами». Справишься — СМИ замнут. Проколешься — и Кремль удивлённо вскинет брови. Сколько ещё раз ты сменишь личину, прежде чем тебя вычислят? Вот она… выходит из подъезда элитного дома на Остоженке. Её ожидает коричневый «Bentley Bentayga» с кремовым салоном. Грузный шофёр, упакованный в свитер «Tommy Hilfiger» в фирменных узнаваемых цветах, тут же подскакивает, выбегает под морось, распахивая дверь автомобиля. Особь величественно усаживается, подбирает полы длинного белоснежного кардигана с меховой оторочкой. Шофёр аккуратничает с дверцей и трусцой оббегает машину, садясь за руль. «Bentley» трогается с места. Я следую чёткой инструкции, дожидаюсь момента и выруливаю в поток. Недалеко от Храма Христа Спасителя «Bentley» тормозит и шофёр опять выделывает финт с трусцой, чтобы «госпожа» обналичила VISA GOLD в банкомате. Я оцениваю её с почтительного расстояния: тёмный загар, крашеные платиновые волосы, сзади «шикарная пилотка», спереди — «патриотка». Характерно перекачены губы, физиономия обеспокоенная. Что-то улавливается в мимике. В этот раз я не перепутал. Её ложное достоинство — лишь игра на публику. Не оглядывайся, не зыркай по сторонам, Особь, снимай наличку, переводи активы, прячь цацки под плитой на Ваганьковском кладбище. Твоей счастливой богатой жизни скоро придёт конец. Думаешь, я завидую? Не, детка, я лишь выполняю работу, это чисто факинг просчёт с твоей стороны…***
На детской площадке стоял «недетский» гвалт. Славик без дела болтался на районе в компании одноклассников, убивающих лето распитием разбавленной водкой колы. Когда тебе четырнадцать, время принято убивать. Никто не понимает, почему его убийство так необходимо, ведь скука похожа на пресные макароны. В неё всегда хочется добавить кетчупа для остроты или тупо спрятать в холодильнике. Пусть предки сами жрут свою скуку на ужин. Скука под майонезом, разогретая в микроволновке, сдобренная поеботой из ТВ — не рецепт счастья. Именно поэтому Славик не хотел взрослеть. Взрослость приравнивалась к скуке, как ни крути уравнение. Глотнув из бутылки, он уловил лишь вкус колы. Кое-кто из одноклассников наигранно пошатывался, девчонки курили и ржали, спрятавшись от дождя наверху крытой горки. — Славик, давай фиток, а? — подначивали они. — Отвали, Казанцева. — Какой ты рэпер, если тебя упрашивать приходится? — Вот такой хуёвый рэпер! — Завали ебало, Салабон. Целюлит твой виден из тех окон. Хуй маленький, как бананчик вяленый. Вьетнамский. Не по-пацански пиздишь уеблански. Кола твоя не по приколу, как вода без газа. Ты её слил с унитаза? — Ахахахахха! — дикий хохот разлетелся среди серых бетонных многоэтажек, которые, казалось, спали, нахохлившись нагромождением застеклённых балконов и антенн. — Братюнь, дай пятюнь! Вот ты поддел его. — Салабон целлюлитный! — хохотали девчонки. — Ой, мамочки, я ща обоссусь, кажется. — Держи всё в себе, Казанцева, — усмехнулся Салабон, — и отдай мне колу, если она тебе не такая. Проголодавшись, Славик вернулся домой. Едва он открыл входную дверь, мать набросилась на него с упрёками. — Почему собаку не выгулял? Ты всё равно целыми днями шляешься. Неужели так сложно взять и выгулять пса? — Ты чего дома? — Чего я дома? — мать яростно уставилась на сына, бросив половую тряпку на линолеум. — В смысле чего так рано? — промямлил Славик. — Рано, значит. Скотина такая. Рано. Тебе бы так лучше я вообще не возвращалась! Лишь бы в холодильнике пожрать было. — Чо ты завелась-то? — Я здесь только работаю, дома пашу, жрать готовлю и дерьмо за вами убираю! Хорошо устроились! — Ма-а-ам… — недовольно затянул Славик, обходя мать и направляясь в свою комнату с целью закрыться там и врубить музыку. Что-то изменилось. Славик не сразу понял что, но когда голубые обои с корабликами бросились ему в глаза, он просёк, что не досчитался нескольких любимых плакатов, которые услужливо прикрывали «детский срамной интерьер». — Ну, какого хрена, ма? Где плакаты? — возмутился он, выглядывая из-за дверного косяка. — В помойке. — Ты издеваешься?! — закричал он. — Это ты так прикалываешься? Да? Куда ты их убрала? — В мусоропровод убрала, — съязвила мать, не отрываясь от протирания пола. — И не надо тут трагедию разводить. Мне надоели эти наркоманские морды на стенах. У тебя поганые кумиры. Я не собираюсь дожидаться, когда ты покатишься по наклонной в подражании им. Сначала песни про сук, бухло, потом татуировки на лице, наркотики, а заканчивается всё гомосексуализмом. Славик разинул рот, подбирая слова. — То есть ты своего сына уже в педики записала? Спасибо, мама. Он демонстративно прошёл по коридору, наскоро обулся, запутавшись в шнурках, споткнулся о порог. — Куда? Ты ж даже не поел! — невозмутимая женщина лишь откинула прядь с потного лица. — Пошли вы все… — буркнул он и хлопнул дверью. Обида переполняла его. От быстрой ходьбы она взбалтывалась и давила на стенки черепа, пенилась кока-колой и пощипывала нос. Не лучшее время для ухода из дома. Дождь усилился. Славик добрёл до метро. Если уж не удалось пожрать, а погода ссытся, как Казанцева, то какой-нибудь крупный ТЦ точно спасёт. Почти всё лето они с пацанами зависали либо на районе, либо в крупных ТЦ типа Афимолла или Крокуса. Афимолл лично ему, Славику, нравился больше, слишком много с ним было связано — бессмысленные тусовки зимой внутри Багратиона, где всегда тепло и слегка напоминает Шанхай, его первые по-настоящему крутые кроссы, засос на шее Казанцевой в один из тёплых майских дней и пара удачно спизженных мелочей в Pull’n’Bear.***
Брякнуло сообщение в Telegram. Я чётко разграничиваю: работа — Whatsapp, личная жизнь — Telegram. Домашний наркоман проснулся. Прислал стикер из своего любимого набора Street cat, где «уличный кот» ловит кулак в ебало. Выруливаю на парковку к Афимоллу и отправляю ему в ответ PUSHEEN, где жирокот пишет на доске «ТЫ ПИДОР». Он кидает белого котика с подписью «Нам нужно поговорить». Я отправляю стикер с Усмановым «Сделай первый шаг». Он находчив. Ответка — Усманов с фразой «Ты морочишь мозги». Говнюк. Получи Усманова обратно: «Какие у тебя основания это говорить?». Усмановы засоряют мой Telegram, размножаясь в геометрической прогрессии. «Это многоступенчатая сага?» «Мне скрывать нечего». «И это тоже враньё» «Тьфу на тебя!» — пытаюсь свести всё в шутку. «Опять не так» «Нет там ничего такого» Особь вылезает из «Bentley», а в моём Айфоне беседуют два Усманова: в серой и зелёной рубахе. Комнатный наркоман сдаётся первым — печатает сообщение. «Блять, всё серьёзней, чем ты думаешь. Ты где?» Нет, меня, конечно, умиляет его беспокойство и упрёки в несерьёзности. Отправляю ему Собянина на фоне Москвы с тэгом #Moscow. «Павел Дуров не выдаст наш секрет. Мне пиздец, как надо, сука. Ты хоть намекни, уёбок!» «Я-то? В Федерации, конечно» Он присылает рыбину, корпеющую над книгой. «Не врубаюсь» «У меня планируется шопинг» Зачем я это сделал? Ясность сознания рядом с уютным наркоманом всегда даёт сбои. Так клёво страдать с ним фигнёй. Буду считать всё вышеотправленное контролируемой глупостью. Он слишком ленив, чтобы решать мой незатейливый ребус. Следую за Особью. Утыкаюсь носом в телефон и лыблю — специально. Улыбки разряжают атмосферу. Всё ясно, попёрлась по магазинам. Не зря ведь прихватила с собой большую кожаную сумку. Провожу Особь незаметно и буду ждать, ошиваться на этаже столько, сколько нужно.***
Федерация. Шопинг. Я задумчиво выдохнул сигаретный дым в августовскую морось и закрыл окно. Снова решил пролистать переписку. Собянин в каске как будто намекал, что Федерация не распространялась за пределы Москвы. В голове зажглась лампочка. Уже не первая светлая мысль за сегодня. — Ты, сука, в СИТИ что ли? — спросил я вслух, словно ожидая ответа. Большой палец снова лёг на круглую кнопку, отпечатки моих пальцев телефон распознавать отказывался, возможно, из-за неприветливой холодности рук. Я быстро вбил цифры, вбил неверно, снова вбил и открыл приложение, ткнул точку на карте и заполнил пустующую графу «Куда?» — Афимолл. Белая машинка начала рывками перемещаться по цифровой карте, а я вдруг сообразил, что всё ещё без порток. Шесть минут на сборы. Пошарил по карманам джинсовки — ничего ли не забыл? Лужи у подъезда, как разлитое масло. Город в них — перевёрнутый мир, устремившийся в туманную бездну. На чёрном лакированном асфальте притормозило неприлично яркое жёлтое такси. Окинув взглядом водителя, решил ехать сзади. Пригнувшись, просочился вместе с туманом и сыростью в чёрный салон. Красные подтёки краски на моей джинсовке сигнализировали об ядовитости особи, носящей оною. Заднее сиденье — в самый раз, чтобы не провоцировать водил на задушевные беседы и разглядывание татух на руках. — Музыкант что ли? — сходу поинтересовался водила. — Нее, — протянул я, — парень президента, — и поставил железобетонный, окрашенный красным стоп-цветом перевёрнутый крест на дальнейших расспросах. Минут пятнадцать езды при условии, что третье транспортное не стоит, а оно сегодня не стояло, у него нынче настроение на полшестого, соответствовало «клауд»-настроению в моём плэйлисте. На что я рассчитывал? Понятия не имею. Решил довериться везению. Если уж и ехать впустую, то хотя бы сожрать бургер в Макдачнике. Москва-река извивалась змеем где-то далеко под бетонными сваями Автозаводского моста. Первый виток. Кажется, самый широкий. Второй виток змея — сразу за площадью отечественного героя Марвел — Гагарина, третий изгиб — прямо за Новодевичьим. Впереди уже маячили острые зубы Сити. Четвёртый изгиб реки преодолён. Блестящее змеиное тело с сизым отливом осталось сбоку, шелестя ветром сквозь щель оконного стекла. Острые клыки Сити тонули в тумане, серо-синие, гладко-стеклянные билдинги, пропадающие в вейп-парах накуренного создателя, напоминали мне… что-то сизо-неопределённое и оттого манящее. Я вылез из моего искромётно-желтого супермобиля, выпрямился, расправив плечи, алые подтёки краски на спине куртки, очевидно, придавали мне внушительный вид, создавали иллюзию супергеройского плаща. Я шёл спасать «синигами-неудачника», и никакая пластиковая алчно-алая буква М не могла соблазнить меня дешёвой говяжьей котлетой под сочным тёмно-красным кетчупом с долькой плавящегося жёлтого чиза.***
Таких женщин принято называть «роскошной». Всё, что они делают, к чему притрагиваются, называется двумя словами: «Дорого. Богато». Что она забыла в магазине молодёжной одежды? Перепутала с Zara Home? Или захотела порадовать какого-нибудь подростка новой шмоткой? Выбрала что-то, отправившись с вешалками в примерочную. Грациозно и с достоинством скрылась за одной из шторок. Славик создавал видимость, что пришёл отовариваться. Зорко поглядывал по сторонам и незаметно пихнул в карман «выбранной куртки» шапку и ремень. Он уже не раз проделывал подобное — прятал какую-то мелочь в более крупную, шёл в примерочную, отрывал магнитный прибамбас, одевал приглянувшуюся вещь на себя, сдавал, как положено, крупную вещь, потом ещё долго «приценивался» и, вздыхая, но всё-таки решительно уходил прочь. Главное — подавить страх, проходя мимо охранника. В этот момент он представлял себя начинающим, но уже знаменитым рэпером и весёлой, уверенной походкой двигался на выход. Чувство адреналина и приятная халява — сама суть шоплифтинга. Сегодня он собирался померить для прикрытия куртку и джинсы. Направился к примерочным, коротко процедил продавцу-консультанту: «Две». Получил табличку с цифрой «2». Из-за дальней шторки как раз показался коренастый молодой мужчина с большой кожаной сумкой. Затравленно поглядывая по сторонам, он постарался быстро ретироваться. — Прикол, — подумал Славик, — тоже шоплифтингом что ли решил побаловаться? Сразу видно — НОВИЧОК! — усмехнулся он и, бодро пританцовывая, вошёл в ту самую освободившуюся кабинку. Резко задёрнул шторку. Приладил вешалку к крючку и только потом заметил, что вдоль стенки висит что-то как будто синтетическое… кристально-прозрачный и одновременно плотный комбинезон, похожий на змеиную кожу, переливающуюся перламутром. «ОХУЕТЬ!!!» застряло у Славика поперёк горла. Суперкостюм, не иначе! Как в марвеловских фильмах! Славик боязливо дотронулся до призрачного костюма и увидел жаккардовую этикетку на вороте. «YSL» Три характерно пересекающиеся буквы Ив Сен-Лорана. — Чума ваще… дико, например… — прошептал Славик одними губами. Он решил проверить — нет ли внутри костюма спрятанных магнитов и прочей наклеенной требухи в потайных швах, но тонкая гладкая ткань дала понять, что чиста и… невинна. На секунду мелькнула мысль: «А что если костюмчик этот тот мужик забыл и вернётся?..» «Похер, — решил Славик, — что упало, то пропало. Уплыл костюмчик твой, лошара. Стоит, небось, бешено! — смекнул он. — Сам таскать такую глэмерско-гомосячную шмотку точно не буду, а вот загнать на Авито… Вполне!» Славик оперативно расчехлился, оставшись лишь в трусах-боксерах и носках. Тревожными пальцами коснулся «баснословного костюма» и неловко стал втискиваться в него, боясь повредить. Казалось, костюм всё-таки большеват, но когда Славик застегнул потайную молнию, тянущуюся от причинного места до яремной впадины, подметил, что «костюмчик-то… сидит!». Оценив своё отражение, он повернулся к зеркалу тылом, роняя шмотки, натянул поверх свои джоггеры, футболку, накинул толстовку и обулся. Странное возбуждение охватило его — что-то кроме адреналина, кроме страха быть застуканным или же волнения, свойственного любому клептоману. Лёгкое покалывание прошло по всему телу. «Грёбаная синтетика…» — подумал он. Дышать стало как будто тяжелее, тело распирало… Но недомогание начало утихать, и Славик списал его на эмоциональный дисбаланс. Хотел, было, выйти, но вспомнил, что вешалку с магазинными шмотками забыл, развернулся и увидел своё отражение в зеркале, с поверхности которого на него смотрела четырнадцатилетняя девушка. Вешалку он тут же выронил и отпрянул, врезавшись в стенку спиной. Грудь колыхнулась, и Славик, наконец, заметил, что сиськи у него не маленькие, а… в штанах непривычное свободное пространство. — Мамочка, — пропищал он сломавшимся голосом, — это же… — он сделал долгую грустную паузу и вдруг широко улыбнулся, — просто офигеть! Офигеть, как смотрится! Он постарался успокоиться, но лицо его не покидала дурацкая улыбка. Он тихонечко вышел из примерочной и, потупив взор, проследовал к консультантам, чтобы сдать вещи и табличку. — Что-нибудь подошло? — спросил услужливый молодой человек, заглядывая Славику в глаза. — Нет. Ничего, — он сконфуженно улыбнулся, заметив, что консультант сменился и явно заценивает его как девушку. «Ну, офигеть же просто!» В голове Славика крутились всевозможные перспективы, как эту суперспособность можно использовать, да и можно ли? Только ничего лучше, чем приколоться над Салабоном, он ещё не придумал. Летящей походкой он вырулил из магазина, не представляя, как осваиваться в этом теле. Но в том, что костюм настоящий и «волшебный» — сомневаться не приходилось.***
Коренастый мужчина, с которым Славик столкнулся в примерочной, спешно направлялся к Макдональдсу. Но вместо того, чтобы, раздумывая, тыкать в экран в разделе бургеров, он двинулся прямиком к огромной мусорке. Выудил пакет из кожаной сумки и суетливо пропихнул его в щель, видя, как мелькнул на прощанье белый кардиган с меховой оторочкой. Мужчина огляделся по сторонам, накинул капюшон и, смешавшись с толпой в зоне фудкорта, спустился вниз по эскалатору.***
Поверить не могу, она там зависла? Что забыла в молодёжном магазине уличной одежды? Эту мысль я трижды немо прокатал на языке, прежде чем понял. Да — НИЧЕГО! Ничего она там не забыла! Особь врубилась, что за ней слежка. Мудила. Поздно хвататься за голову, и я понёсся в магазин, подозрительно посматривая на покупателей. Взволновал охранника, пришлось проконтактировать и сказать, что ищу свою знакомую. Он имбицильно промямлил, мол, никого такого выходящим не помнит, а вот девчонка-подросток проходила. Может, я типа её ищу. Несмотря на выдержку, терпение моё трескалось по швам, я ощутил, как готов тут стену их картонную кулаком проломить. ПРОВАЛ! Но сдаваться ещё рано. Теперь я в курсе, что искать надо ЕГО. Только как искать? Где? В чём одет? Как сейчас выглядит? Никто ж не знает, что с ним сделал костюм. Как быстрей? Бегом по эскалаторам или всё-таки лифтом? Бросился к лифту. Лифтом всё-таки, потому как он вроде бы подъезжает, двери его открываются, все выходят, а заходит лишь девчонка-пацанка да я. Жму на первый этаж и сразу на кнопку закрытия дверей, замечая отсутствующе-блаженный взгляд школьницы, как вдруг кто-то врывается в лифт в последний момент, чуть ли не порвав на себе куртку. — Твою-то мать!***
— Успел! — смеюсь, — Я разгадал твой долборебус. Это судьба, сука, не находишь? Замечаю, что край моей «супергеройской» куртки зажало дверями лифта. Дёргаю. Вызволяю из железной хватки. — Ну, чо? Едем? — сыплю вопросами, пока найденный «синигами» сверлит меня тревожным взглядом холодных глаз. В знак протеста лифт вдруг замирает, дёргается и застревает. Я окидываю открывшиеся через стекло виды на большой холл Афимолла. — Заебок, значит, самое время поговорить. Замечаю школьницу у стекла. Она пялится на меня, как на звезду Ютуба. Я подмигиваю ей и обращаюсь к нему: — Нахуя на ебале тату? — удивляюсь тому, что сказал этот бред вслух. Совсем не то собирался вообще-то. — На себя посмотри, — отвечает он, дёргая желваками. — Мне можно. Я комнатный наркоман, а ты у нас кто? Синигами? Наёмник? Киллер под прикрытием? Злой ты! Зачем тёток замочил? — Ты ни черта не понимаешь! — он бросается к панели лифта и начинает жать на кнопку первого этажа. Ничего не срабатывает. Мы висим в стеклянной колбе с напуганной школьницей, широко распахнувшей глаза и приоткрывшей рот то ли от испуга, то ли от моего очарования, то ли от пугающих слов про убитых тёток. — Ты, наверняка, ща офигеваешь, да? — ухмыляюсь я, обращаясь к ней. — Типа кто из них опасней? Этот очаровательный, обдолбанный малька чувак или этот хмурной, который тёток замочил? Типа… как в фильме, да? Кто из них первый слетит с катушек и замочит девочку? — приближаюсь к ней вплотную и заглядываю в наивные глаза. — Я те не трону, зуб даю, — скалю пасть и показываю, что слово я своё, сука, всегда держу. Вот одного зуба и нет. — А ваще я тут спасать кой-кого пришёл. «Синигами» вдруг вспоминает, кто он такой. Свирепеет, отталкивает меня от девчонки, орёт, брызжа слюной мне в лицо: — Что ж тебе, блядь, дома-то не сиделось?! — Ребус мэй би… Бьёт кулаком в многострадальную панель с кнопками. — Слуш, мне насрать, что ты тех тёток мочканул, я к тебе от этого иначе относиться не стану. — Да не мочил я никаких тёток! — По ТВ сегодня бухтели всё утро. Мне пофиг. Говорю ж. Просто теперь валить надо как-то. Тебя какая-то бабца видела. — Не убивал я никого! — орёт он, даже шея покраснела. — А что тогда? Он бессильно прислоняется спиной к стеклу. — Нет никаких убитых рублёвских тёток. Есть только одна. И не тётка даже. И не убитая. Пока. Слушаю внимательно. Жду продолжения. — Мужик, который тёлкой стал. Он окручивает всяких чинуш и олигархов. А я его выслеживаю уже хренову тучу времени. — Ты этот… ФСО’шник что ли? — морщу нос, не веря ушам. — Ну… типа того… — А нафига вам транс-то сдался? Кто-то очень влиятельный обижен до глубины яиц? — Костюм спиздил. РОСНАНО разработали уникальный костюм, который полностью интегрируется с телом носителя, трансформирует ткани и меняет не только внешность, но и пол. Я заржал. Не сдержался. — Кто из нас вчера больше колёс хватанул? РОСНАНО? Чувак? РОСНАНО?! Ты про ту контору ща говоришь, про которую я думаю? Это типа тот РОСНАНО, который разработал картонный телефон, пластиковый планшет и человека в костюме робота? Ты прикалываешься? — Я не прикалываюсь, — лицо его серьёзней, чем обычно, — один из наноразработчиков этот костюм и спиздил из лаборатории. И применил. Успешно раскрутился с его помощью, поднялся. Моя задача была на чувака выйти, вычислить его в толпе успешных шмар и костюм вернуть. Костюм в приоритете. А я Особь с чьей-то элитной экскортной потаскухой перепутал. Себя пропалил. И сегодня она… он… Особь, короче, меня наебала. И это ПРОВАЛ. — Блин, слуш… ну, хочешь, мы каминг-аут сделаем? Типа как Петров и Боширов? Я ж легко. Мне ж не слабо. Дадим интервью Маргарите Симоньян и скажем, что мы ни в чём не повинные геи, я твоё алиби подтвержу, что ты никаких тёток не убивал. Смеётся, опустив голову. — Чё ты ржёшь? — бью его в плечо. — Ты не смотри, что я новичок, у меня язык нормуль подвешен, только закинусь таблосом накануне и ваще нормас, — лезу к нему с языком к уху. Он смеётся и обнимает меня за шею. — Чёрт. Где этот сраный костюм искать теперь? — талдычет он про своё. — Где костюм, а? — смотрит с надеждой на и без того напуганную школьницу, ставшую свидетельницей «афимолловской исповеди». — Где этот чёртов костюм?! — Здесь, — вдруг роняет школьница-пацанка. Мы молча смотрим на неё, как два барана. Я смекаю, что девчонка умом поехала от происходящего. — Здесь он. На мне, — повторяет она, — я вообще-то Славик. Я нашёл ваш костюм. — Ты гонишь! — ухмыляюсь я, но «синигами» шикает на меня. — Он сейчас на тебе? — вкрадчиво спрашивает он полушёпотом. Пацанка кивает. — Снимай, — требует он. — Но… — девчонка оглядывается на людный холл за стеклом. Там внизу, кажется, заметили, что лифт застрял. Некоторые с интересом вскинули головы, изучая колбу с тремя людьми, а кто-то явно позвал охранника. — Никаких НО, снимай. Прям сейчас. Я замечаю, что он уже готов насильно стащить с девчонки всю одежду, и вмешиваюсь. — Давай. Я тебя прикрою. Мы, — я делаю акцент на слове «МЫ», — мы тебя прикроем. Заслоним. Скидываю куртку, встаю к стеклу и расправляю её, как знамя, как флаг… Как супергеройский плащ! «Синигами» тоже сбрасывает свою кожанку и даже деликатно отворачивается, когда девчонка стаскивает с себя футболку. А меня отворачиваться никто не просил. Наблюдаю, как она находит в ярёмной впадинке потайную застёжку и медленно тянет пулер вниз. Минуты замирают, кожа её искрится, словно рыбья чешуя на ярком летнем солнце. Девчонка, будто русалка, выброшенная на сушу, задыхается. Вот-вот хлопнется без чувств, закатив глаза. Обмякает, я подхватываю её под локоть, пока «синигами» с остервенением стягивает с неё вторую кожу, возится с её неподатливыми кроссовками. Кожа школьницы переливается перламутром, потом начинает ходить острыми мурашками, которые усиливаются, увеличивают амплитуду колебания, и русалка покрывается пляшущими иголочками, как линия на кардиограмме. Да, такого прихода у меня ещё не было! Наконец, амплитуда сокращается, превращая поры кожи в обычные мурашки, и я подмечаю, что придерживаю под спину пацана лет пятнадцати. Он оседает на пол, а я всё ещё пытаюсь заслонить его от любопытной горстки людей внизу. Блестящий комбинезон тут же пропадает в недрах рюкзака. Парнишка-школьник одевается. Финально застёгивает толстовку. — А я только-то и хочу — стать рэпером, — вдруг признаётся он, — но мать считает, что я сторчусь и стану педиком. Ой, — осекается он, глядя то на меня, то на «синигами», который явно погрузился в себя и мысли его вьются, словно мухи, над содержимым рюкзака, над «волшебной» рыбьей чешуёй. — Хотите фиток? — Дерзай, чувак, пока нас отсюда не вытащили. — «Да я тут значит давай лихачить, снова начал игры патчить, долбить прокачку никак иначе, как Кланк и Рачет, лойсы клянчить, ходил в Макдачник ждал раздачу, слегка свинячил на сдачу — жвачек — пара подачек твоей мучаче. Пиздатой клячи сигналил датчик — не сверхзадача, ведь даст за хавчик! Тебя дурачит, со мной горяча. Твой милый мальчик хаер лачит, никак не мачо, никак не кончит, кидая панчи до мегасрача. Такая калча — мандите молча, ловите тачку, играйте в Манчкин, забыв о ланче, вот как те старче в понтовом мерче с ебливым коучем бухтеть о прочем и, между прочим, мы вместе дрочим, ропчим и топчем, страдаем в общем, мечтаем в топчик, как Спиди-гонщик, он мой помощник. приложим к мощам прям еженощно всех неимущих, кто ждёт жилплощадь, готов к дебошу — слова ебошим, А е», — закончил пацан, махнув рукой. Лифт дёрнулся и поехал. Стерильная колба откровенности наконец открыла двери, выпуская нас в лживый мир. Странно, но никто даже не зааплодировал.