Божок

-...ну, и, естественно, очки, Альфред, ты понимаешь. Доктора - не волшебники, полностью зрение к тебе не снизойдет с их рук. Думаю, оно будет процентов сорок-пятьдесят от нормального. И если еще будут проблемы... - Артур, пожалуйста, - его властно прервали. Он покорно замолчал. - Я все понял. Не надо по третьему разу. По больничному коридору шли двое: светловолосый мужчина в черном котелке и клетчатых штанах, словно среднестатистический клерк из Сити, и мальчик в кое-как заправленной рубашке и черных круглых очках. В руках он сжимал длинную трость, которой с привычным усердием обстукивал пол впереди себя. Оба были чрезвычайно серьезными. Утро еще только наступало. Занималась поздняя осенняя заря, было темно и холодно, вокруг лежал мокрый серый туман, такой, что дальше трех шагов не было видно ничего. Вся трава пожухла, деревья стояли уродливые, голые, тыкая сухими палками в лица прохожим, пугая их сквозь туман. Вокруг больницы вообще было жутко: маленький садик, разбитый здесь, теперь напоминал высокий и темный страшный лес, в котором слишком легко заблудиться, чтобы сходить с сырой асфальтовой тропинки, ведущей от парковки прямо к парадным дверям. Строгий аккуратный мужчина, которого его маленький спутник назвал Артуром, дойдя до какого-то кабинета, взял мальчика за плечо, призывая остановиться и повернуться, а сам постучал в дверь. Прождав для приличия секунд пять, он нажал на ручку и вошел, пустив мальчика вперед себя. Чтобы оставить ребенка здесь. Операция была довольно сложной - по крайней мере, казалась таковой. Врачи затребовали какое-то время для того, чтобы подготовить - значит, все серьезно. Шутка ли - вернуть зрение тому, кто никогда не видел! Правда, Альфред наотрез отказался оставаться в больнице после операции. Доктор, нагло пользуясь недугом ребенка и укоризненно покачав головой покладистости все разрешившего Артура, устало и дежурно сказал, что реабилитационный период очень важен, но, если уж так получилось... Через несколько дней мужчина снова вернулся, взяв свободный вечер на работе, уже ближе к ночи, вновь, теперь уже с помощью медбрата, ведя оттуда Альфреда под руки по длинному больничному коридору. - Может, лучше оставите мальчика? - неуверенно протянул молодой, но уже хмурый медбрат с серыми кругами под глазами. Альфред крепче сжал ладонь Артура и повелительно сжал губы. Тот обреченно вздохнул и в ответ осторожно сомкнул пальцы, будто сообщая, что понял приказ. - Нет, нет, ему лучше будет с нами, - вымученно улыбнулся он. - Если что-то будет его волновать - мы тут же явимся, да, Ал? Губы мальчика тронула едва заметная удовлетворенная улыбка. Он не удостоил опекуна ответом - знал, что тот эту улыбку поймает. Все было темно. Он был уверен, что держит глаза открытыми, он точно ощупывал свои слегка припухшие веки - но все было таким же темным, как раньше. Полным звуков, объемов, материалов, разных на ощупь - но... В мире Альфреда ничто не изменилось. Его все так же окружала тьма, полная шорохов, скрипов, голосов, чьих-то шагов, шепота. Предметов, на которые натыкаешься пальцами, если захочешь протянуть руку - и которых не будет существовать, если ты эту руку не протянешь - если ты этого не захочешь. В его мире все так же не было никого - никого лишнего. Он, как и раньше, сам решал, когда какому человеку можно появиться, когда следует исчезнуть. В тихой, темной и беззвучной палате по его желанию могло быть ничего - а могла бы сидеть мягкая медсестра с бархатистым голосом перед слепыми рыбьими глазами, послушный любому его слову усталый хриплый Артур, степенная в речи и манерах английская королева или, наоборот, резкий, но такой же поддающийся любому его движению американский президент. Маленький, балованный бог своего черного мирка. Доктор сказал - сразу зрение не вернется. Доктор сказал - подождать. Подождать терпеливо - час, два, а то, может быть, и до следующего утра. - Ты взял очки? - спросил мальчик, повернув все еще тяжелую после анестезии голову туда, откуда слышал шаги Артура. В голосе его, как и обычно, проскакивало повеление, приказ. - Взял, - покорно буркнул мужчина, перехватывая покрепче теперь уже, пожалуй, ненужную трость и сжимая локоть Альфреда. - Здесь порожек, осторожно. Медбрат последовал за ними до машины, а там распрощался, напоследок еще раз тревожно спросив, не следует ли еще немного подождать. Встретив привычный отказ, он кивнул и, махнув рукой, побрел обратно в больницу. Артуру даже на мгновение пришла в голову мысль о том, что, возможно, этот юноша - новенький, молодой аспирантик, еще не привыкший к тому, что "если пациент сказал нет, значит - нет, тебе не нужны проблемы!", а старавшийся помочь, от всей души. Можно сказать, пороху не нюхнувший... Но усталый вздох Альфреда отвлек его мысли от больницы. Он быстро завелся и, оглянувшись, удостоверился, что Ал, как послушный ребенок, пристегнул ремень - и только потом осторожно тронулся с места. Они неслись по полутемной туманной трассе, сквозь серое марево. В этом было что-то удивительное, волшебное. Артур порой напоминал самому себе ангела, несущегося сквозь грозовые облака - отголоски боевого прошлого - и лишь сидящий за его спиной юный пассажир останавливал его от того, чтобы, как раньше, взмыть над мокрой скользкой трассой, вжав педаль газа в пол или крепко ухватившись за руль старенького, но все еще боевого байка, который коротал свой век в гараже. Беспечный ангел. - Дай, пожалуйста, очки, - попросил сзади полусонный Альфред. - Зачем тебе? - не отрываясь от дороги, буркнул водитель. - Я их только рядом положу. Когда мне покажется, что я начинаю видеть - тут же надену, - устало произнес ребенок и требовательно вытянул руку. - Да нечего сейчас смотреть, ночь на дворе, - проворчал мужчина, все же покорно сунув руку во внутренний карман и доставая оттуда аккуратный маленький футляр. - Даже не поймешь, вернулось к тебе зрение, или нет. Но маленький футляр все-таки лег в протянутую ладонь, а затем медленно перекочевал на сидение рядом. Альфред, потеряв к нему всякий интерес, прижался лбом к ледяному стеклу. Мелкий дождь заморосил по крыше и холодному окну. Они ехали быстро - мальчик слышал, как работали дворники и как тихо рычал мотор, как снаружи быстро свистел воздух, разбрасывая этот водяной бисер. Кажется, он даже чувствовал пальцами сквозь ледяное стекло, как мелкие капли, не сливаясь в большие, оставляли за собой лишь косой слабый след. Через минуту-другую несколько наслоившихся друг на друга таких следа сольются в маленькую хрупкую каплю, которая с каждой секундой будет становиться все больше. Когда Альфред был еще совсем ребенком, он никак не мог поймать эту каплю: едва он касался ее, она тут же срывалась и переставала существовать. Как же он тогда злился! Ему понадобилось много времени для того, чтобы понять - чтобы не убить каплю, нужно двигать палец осторожно, вслед ей, не касаясь стекла за ней и лишь трогая эту невесомо-тонкую водяную оболочку. Не торопясь, не забегая вперед и не отставая, иначе след станет мелким. Холодным, неживым. Реальный мир тоже был довольно хрупок. Альфред за много лет научился слушать его, осязать, двигаясь осторожно, по следу, не торопясь и не отставая. А по вечерам, когда Артур спускался в гостинную, распивать чаи с какой-нибудь толстой шуршащей книгой, выключая громкий, беспрестанно говорливый телевизор, мальчик устраивался у себя, в своей темной комнате, где-нибудь в углу, и также - осязал, нюхал, вслушивался в тишину своего мира, своей реальности, в которой жил. Рыбий взгляд его в такие моменты страшно упирался в стену или в пол - никто не посмел бы тревожить его. Внезапно машина начала тормозить. Альфред, кажется, спал. Тот бедняга у дороги уже вымок до нитки и, кажется, отчаялся поймать попутку. Он зябко кутался в сырое пальтишко и отчетливо дрожал. Шарф висел мокрой тряпкой, шапка была надвинута на самые глаза. Мельком глянув на уснувшего мальчика, Артур разблокировал двери. Человек осторожно открыл дверь и заглянул внутрь. Из-под шарфа немного показался красный простуженный нос. Мокрые белые волосы и шапка отчетливо мешали ему смотреть - он постарался их отодвинуть, но получалось не очень. - До МКАДа едете? - простуженно прогнусавил он. Артур, всмотревшись в раскрасневшееся лицо путника, вдруг всплеснул руками. - Ба! Какие люди! Иван, ты ли это? - радостно хмыкнул он. Справившись, наконец, с шапкой, Иван тоже взглянул на него, слегка ошарашенно. Да, одноклассники быстро взрослеют - кажется, он его еще не узнал. - А... я... эм... - Да садись, ты так до завтра стоять будешь, довезем, куда нужно, говори адрес, - Артур приглашающе похлопал по сидению. - Можешь мокрые вещи снимать, здесь тепло. Давно не виделись! Ты постарел. Ваня послушно снял мокрое пальто, попутно все внимательнее вглядываясь в лицо неожиданно остановившегося водителя. Он-то действительно думал, что пойдет пешком или будет ждать до завтра. Но где же он мог его... Точно, черт возьми! Артур Керкланд, английский богатей из параллельного класса! - А ты все такой же бровастик, Арти, я вижу, - улыбнулся он радостно. Хриповатый гнусавый голос его был по-домашнему уютным, словно теплое зимнее одеяло. - Меня только до поворота, к Горкам, мне там недалеко. Ты-то какими судьбами да в нашей глуши? Он уже уселся и с удовольствием вытянул ноги. "А ты все такой же улыбчивый и мягкий, как младенец, мальчишка" - снисходительно подумал Артур, но решил не озвучивать, чтоб ненароком не обидеть старого товарища. - Да ездили, вон, в больницу с дитём, - он кивнул куда-то назад, а потом немного понизил голос. - Только тише говори, ему отдых нужен, поздно уже. Дай-ка я лучше... Он, расстегнувшись, потянулся к заднему сидению и, достав из-за спинки плед, осторожно накрыл спящего, не забывая при этом натужно кряхтеть. Бросив быстрый взгляд назад, Иван поглядел на Артура насмешливо. Глаза его тут же метнулись к пальцам, сжимавшим руль. Да, как и раньше, они были чистенькие, без намека на крепкую и хорошую семейную жизнь. - Дитём? Как-то ты скоропостижно развелся, - тут он хитро подмигнул. - Или нагулял? Артур только махнул рукой с досадой. - А я и не заводился... тьфу ты! Не женился. Это из ночлежки. Удивительный мальчик. Ты не смотри на то, что он сейчас молчит: он заснул, наверное, после операции. - Операции? - Да, вчера сделали операцию. Он до этого слепенький был, а сейчас... Слушай, удивительный мальчик, я серьезно - и ты же знаешь, я мало кем когда восхищаюсь, - тут Артур еще больше понизил голос, почти до шепота. - Меня на него вывел один из карьедовских беспризорников. Ну, ты знаешь, какие у нас отношения с этим Антонио - ни то, ни се. - До сих пор? С самой школы? - хмыкнул Иван, уютно ерзая на сидении. - Даже в одной сфере работаете. - Ну так, дорогой мой, конкуренцию никто не отменял. И, знаешь ли, я очень рад, что смог перехватить этого парнишку. Я не знаю, кто была его мать, но она очень постаралась. Как он держит себя! Настоящий джентльмен, слегка, правда, перегретый на солнышке. - Чего? Немного смутившись, Артур улыбнулся, переключая дворники. Не говорить же сейчас, что он уже несколько лет как привык слушаться любого его слова, любого его движения - так говорил ему Антонио, гаденько посмеиваясь. Сам Артур никогда не признал бы этого. Не хватало сейчас, чтобы и Иван начал - он ведь может, в школе он тем еще остряком был. Здесь нужно как-нибудь не так самоуничижительно... - Ну, слишком уж он балованный, - пояснил он, а затем перевел тему. - А сам-то как? Чем занимаешься и как тебя от твоих Горок сюда занесло? Иван фыркнул и устало потер глаза. - Да вот, к своим ездил, повидаться. Старые они у меня стали, дед - так вообще едва меня узнал. Ольку - без проблем узнает, а нас с Наташкой - вот так, с натяжечкой. Мы ж у него, считай, новые внуки, - в голос его пробралась какая-то грустная интонация. - Да ладно, кто-то в его возрасте вообще только мультики смотреть может, - со вздохом сказал Артур, выруливая на поворот. - Мы-то с тобой, чай, тоже не молодеем... Да что уж тут, ты же меня даже не узнал! Немного разомлевший от машинного тепла пассажир неловко пожал плечами. - У нас говорят - богатым будешь, - проговорил он, тепло и уютно поеживаясь. Видно было, что ему трудно говорить и что его отчаянно тянет в сон. Ну правильно, сколько он там простоял. - А так, устроился сейчас в библиотеке, в Видном. Работа хорошая, приятная такая, тихонькая. Вон, все в Москву все норовят, бегут на электрички, автобусы, говорят, метро когда до Дагестана протянут - лучше будет. А куда мне-то спешить... Платят мне потихоньку. Детки приходят, книжки читают, разговаривают, красота... Ой, слушай, мне ужасно неловко... Он не успел договорить - сонно зевнул и закрыл глаза, чтобы потом с превеликим трудом их разлепить и виновато поглядеть на Артура через зеркало заднего вида. - Да ладно, что уж тут. Спи давай, я тебя разбужу, как до Горок доедем. Может, все-таки адрес? - Ну что ты, я дойду... - полусонно прошептал Ваня. - Деревня Белоутовка, Родниковая улица, семь, дом А. - А там разве есть дом А? - хмыкнул Артур, забивая адрес в навигаторе, но ответа не получил. Ваня провалился в глубокий мирный сон. Мужчина вздохнул и покачал головой. Сонное царство какое-то. Сейчас главное не предаться всеобщему настроению и тоже не заснуть. Свет, что ли, включить... Снаружи уже отчаянно лило. Скоро обещали похолодание, так что дорога не сегодня-завтра заледенеет до низу точно. А уж в ямах-то как будет горько! Выходить из машины как-то вообще не хотелось. Сквозь туман мелькали огоньки в деревеньках, и поселках, и в новостройках прямо около дороги. Проехали они достаточно. Времени было уже где-то за полночь, но Артур самоотверженно боролся с желанием притормозить и заснуть, прислонив голову к рулю. - У нас в машине кто-то сидит. Сон будто рукой сняло. Слова Альфреда прозвучали совсем внезапно, водитель вздрогнул. Машина едва заметно вильнула вправо - но вмиг выровнялась. - Ты уже видишь, что ли? - спросил он, взглянув на черный устрашающий в темноте комок в зеркало заднего вида. - Это мой одноклассник, мы его подвезем до дома. Комок двинулся. - Он пахнет по-другому. И дышит. - Ч-чего? - нервно усмехнулся Арти. - Б-было бы странно, если бы он не дышал... Видимо, ребенок счел нужным пояснить. По крайней мере, так можно было судить по его разочарованному вздоху - будто ему приходилось объяснять что-то само собой разумеющееся, вроде того, что вода - мокрая, а солнце - желтое. - Я слышу впереди еще одно дыхание, не там, где сидишь ты, да и совсем не похожее на твое. Он спит? - Да, кажется, - мужчина неопределенно потер шею. - Знаешь, иногда ты меня пугаешь. Особенно когда выдаешь такие вещи. Спи давай, нам еще долго. Мальчик угукнул откуда-то сзади. Артур уже и не заметил, как маленькая рука осторожно открыла лежащий рядом на сидении футляр и, осторожно отодвинув лапки, заправила за уши новые очки. Сквозь прозрачные линзы блеснули еще слепые рыбьи глаза. Поворот с Каширки на Горки в темноте был виден просто отвратительно, и так засыпающий Керкланд едва его не прошляпил. Но - не прошляпил. Мягко притормозил перед тем, как повернуть руль, чтобы не потревожить спящих, а затем аккуратно вписался в дорогу. По изменившейся мелодии трения шин об асфальт можно было догадаться, что это уже не шоссе, а так, дорога проселочная, почти щебеночная. В свете фар едва блестели прибитые к заборам покосившиеся номера домов. Вывеска магазина даже испугала его, блеснув в свете фар в пяти сантиметрах от крыши - похоже, он подъехал слишком близко к домам. Мрачные заборы и глухие покосившиеся сарайчики рядом с дорогой внушали какой-то темный суеверный ужас у приезжего. "Уходи, - шептало здесь все сквозь стук капель. - Уезжай, не медли". - Так, первый, третий... пятый-то где... - бормотал себе под нос Артур, высчитывая дома и даже не пытаясь вглядываться в намалеванные на темных досках номера домов. Навигатор упорно твердил, что он уже близок к цели как никогда, но дома семь, тем более А поблизости вообще не наблюдалось. Черт, у местных, что ли, спрашивать... Стоило, наверное, растолкать Ваню, но почему-то Артур подумал над этим уже после того, как включил свет (чтобы Ваня спросонья чего дурного не подумал) и выбрался из машины, направляясь к мрачному магазину. "Хотя, - рассуждал он, стараясь утихомирить досаду в душе, - так даже лучше. Развеюсь немного, подышу воздухом - мне ведь еще до дома вести, мало ли, что там. Вдруг засну?". Оставалось надеяться, что там есть хоть кто-то. Да, он не прогадал. Внутри был охранник - типичный такой бугай под два метра, широкий как шкаф, в рубашке, накинутой на майку-алкоголичку и с банкой пива в руке. В общем, из местных. Сначала бурчал что-то хмуро, хотел даже выгнать взашей, а как услышал, кого там Артур везет и куда, сразу потеплел, постепенно разговорился. Интересный оказался человек, столько знает - да и про Ваньку тоже нарассказывал всего. Сплетни - это, конечно, святое. Деревня же! Да и тяжело ему, вишь ты, одному сидеть здесь по ночам - никаких тебе развлечений, даже не поспишь нормально, да и днем одни бабки заходят, да пьяницы с долгами, да и те большей частью безобидные. А другой работы не дают. В общем, дом А чуть дальше по дороге и справа, там надо завернуть и немного проехать. Попутно он узнал, что Ваня живет у одной семьи, не один, но комната у него отдельная, с выходом на чердак. Он там книги хранит, которые списаны за плохим состоянием. А еще, еще, еще, в общем, слово за слово - и простоял там Артур минут пятнадцать, не меньше. Насилу убег. Когда он возвращался к машине, издалека увидел нечто странное. Казалось, что Ваня, до его ухода мирно спавший, теперь в ужасе замер, напряженно вцепившись в сидение и с застывшей испуганной улыбкой глядя в зеркало заднего вида. Еще не до конца разобравшись, в чем дело, Артур прибавил шагу. Он заблокировал двери? Никто же не мог туда пробраться? Черт, ничего нельзя исключать в подобных ситуациях. Какая-то деревенская тварь? Могла она скользнуть внутрь, когда он выходил? Может, там была змея? Тогда Альфред... Черт! Альфред! Артур переполошился. Едва щелкнул замок, он тут же распахнул дверь и с волнением оглянулся на ребенка. Тот сидел неподвижно. В маленьких руках его лежал скомканный плед, пальцы напряженно сжимались и разжимались, так, что если бы в них оказалось что-то хрупкое, то осколки его уже впились бы в его кожу. На лице его замерло какое-то поистине чудовищное выражение, которое тяжело описать: оно было удивленное, вожделеющее, радостное, пугающее, с ярко выраженным желанием обладать, держать в своем мирке - зверское. Рыбьи глаза его были отчетливо направлены на зеркало заднего вида - на замершего Ивана. Они словно прожигали дыры в нем, в его напуганном лице. Они даже не дернулись, когда Артур открыл дверь. Зато дернулся Иван. Он подскочил как-то странно и резко выдохнул, как будто до этого вовсе не дышал. Нервно улыбаясь, он зачем-то дернул ремень безопасности, будто пытаясь освободиться. - З-здесь уже н-недалеко! - пролепетал он, нервно сжимая ручку двери. - Я д-д-дойду! Спасибо! - Мы довезем, - тихо приказал Альфред, не отрывая взгляда. После этих его слов Иван медленно обернулся обратно, к зеркалу заднего вида. Казалось, будто Альфред - это медуза-горгона, василиск, который убьет, стоит лишь взглянуть в его огромные рыбьи глаза цвета морской бездны. Дыхание его стало тяжелым, это было слышно. Артур сглотнул. Да, он услышал. - Ал, ты пугаешь, - прохрипел он. Держать Ивана в машине насильно было плохой идеей. Это возымело свое действие. Мальчик моргнул - кажется, в первый раз с того момента, как начал видеть свет и опустил голову. Руки его перестали терзать несчастный плед и опустились на колени. Сейчас он как никогда раньше напоминал маленького провинившегося ребенка - а когда он заговорил, голос его изменился до неузнаваемости - стал ласковый, словно щебечущий, солнечный. - Пожалуйста! Здесь же недалеко? Ты же не против? Артур никогда такого не слышал. - Ты же не против? Крепче сжав сиденье кресла, Иван кивнул. Артур просто молча сел за руль и выключил свет. Как там было? Чуть дальше по дороге и повернуть направо? Из темноты холодно сверкали огромные рыбьи глаза. Когда они доехали, Ваня в спешке поблагодарил его со странной напуганной улыбкой и, пообещав встретиться когда-нибудь, выскочил из машины, прихватив с собой мокрое пальто и шапку - он даже не пытался их надеть. В последний раз с ужасом взглянув сквозь лобовое стекло в глубокие рыбьи глаза, он растворился в тумане. Моргнув на прощание фарами, Артур устало вздохнул и, улегшись на спинку, прикрыл глаза руками. - Уже поздно, да еще и туман, - разочарованно протянул он. - Смотреть вообще не на что. Но гляди, завтра... Хотя да, на что здесь смотреть, осень. А вот весной!.. - Артур, - со странной улыбкой осадил его мальчик. - Какой у него адрес? - Что? Зачем те... - Адрес, Артур, - голос мальчика стал ласковый, просящий - совсем ребяческий. Да. Он услышал. Тогда он еще не представлял, во что выльется этот невинный разговор. Аристотель сказал однажды: "Человек вне общества - либо бог, либо зверь" - и это означало, что живущему по своим желаниям, своим инстинктам человека в определенный момент становится невозможно больше приучить к "нормальному" обществу, тому, что считается "обычным". Либо совершенная потеря разума, либо "просветление". Ничто из этого не "нормально". Но как же быть ребенку, который совсем недавно еще был богом своего странного мира, где каждый предмет подчинялся ходу его плавной мысли - которого, словно котенка, вышвырнули в другой мир, совершенно реальный, где у него совсем не было ни сил, ни малейшего влияния? Теперь даже стулья в его собственной комнате не подчинялись ему. Но есть тот, чьего подчинения он особенно жаждал все эти годы - и для этого он был готов работать. Как птенец, увидев первое живое существо, принимает его за маму, так и он, увидев первое в своей жизни человеческое лицо, считает его самым красивым. И, возможно, желает подчинить. Желает иметь в своем мирке, что трещит по швам. Но Артур еще даже не подозревал об этом. В следующий раз они встретились только через несколько лет. Бар, в который они пришли тогда вечером - обсудить некоторые вопросы, напиться, подраться, помириться: короче, все по плану - был очень опрятным и маленьким. Артур не особенно любил шум, тем более после работы. Ему детей и в приютах хватает, а общение с компаниями пьяных подростков в клубах под шумную музыку в редкие минуты отдыха просто вымораживает. Антонио безбожно надрался. Кажется, у него была действительно тяжелая неделя - так что, пожалуй, ему простительно. Да и Артур сам был уже "слегка подшофе", так что не ему винить бедного коллегу. По этому поводу они уже собирались расходиться, когда в бар, пошатываясь и хватаясь за стены, вошел он. О, нет, он не был пьян. Он не был наркоманом или бродягой - наоборот, вся его одежда была вычищена до блеска, выглажена, ухожена, ни одна пылинка не приставала к ткани. Манжеты надежно прикрывали кисти, даже, кажется, были длиннее, чем необходимо, до самой ладони - словно бы под ними старались скрыть какие-то неуловимые, но неприятные недостатки кожи. Сами ладони тоже не было видно, он скрывал. Ногти были подрезаны под корень, даже, кажется, болезненно. Едва он вошел, вокруг распространился приятный запах идеально подобранного дорогого одеколона. Его кожа сияла так, будто за ней ухаживали уже многие и многие годы, не позволяя старости брать свое - на лице не было ни единой морщины, хотя горящие глаза его выдавали ворох лет, которыми уже давно покрылась его бедная дрожащая душа. Нет, он не был пьян. Он не был попрошайкой или зависимым. Но каждое его движение, каждый его шаг источали нервное напряжение, непрерывный, угнетающий сознание ужас, которым была объята вся его жизнь. Словно в нем уже не осталось ни времени, ни пространства - один необъятный черный ужас, превращающий человека в животное, забившееся в пещеру и скулящее оттуда. Да, именно так - эти руки дрожали от страха, эти ноги подкашивались от отчаяния. Он уже больше не походил на человека - лишь на тень человека. Запуганную, униженную. Едва не оступившись, он в нервном волнении обернулся к двери - будто бы кто-то за ним наблюдал. К нему уже подбирался какой-то официант. И еще неизвестно, предложил бы он ему столик или попросил оттуда, если бы Артур не вмешался и на этот раз. - Ваня? Нервный человек дернулся, как от укола, и резко обернулся. Глаза его заметались по залу в поисках говорившего. Когда он увидел своего старого знакомого, на его лице промелькнуло сразу несколько эмоций. Удивление сменилось радостью, почти ликованием, затем неуверенностью и страхом. Ужас преследовал его, наступал на горло, заставляя задыхаться, давил на грудь. Губы его искривились. - Артур? Какими судьбами? - прохрипел он, а затем снова нервно обернулся на дверь. - Да работали здесь недалеко, пришли с товарищем, - удивленно протянул в ответ Артур, кивнув на спящего Антонио, - напиваться потихоньку. А ты? Иван постарался улыбнуться вежливо, как раньше - но вышел какой-то затравленный оскал. Он непроизвольно всхлипнул и снова обернулся, втягивая голову в плечи, как будто ожидал удара откуда-то. Да, тяжелый случай. Кажется, такими темпами разговор не завяжется. Артур осторожно взял Ивана под локоть - тот снова дернулся, но руки не убрал - и повел к столу. Карьедо спал как убитый, так что участия в их странном разговоре, вестимо, не принимал. - Ты чего такой нервный-то? - спросил Артур, пододвигая к нему свой виски. - Подался в преступники и теперь скрываешься от полиции? - Если бы, Артур, если бы, - выдохнул Иван и благодарно кивнул, дрожащими руками перехватывая стакан. - Я не знаю, поверишь ли ты, если я расскажу... Теперь его действительно можно было осмотреть. Да, кожа его была ухожена и приятна на ощупь - но, вглядевшись, Артур обнаружил у виска небольшую красноту и едва заметные белые волдыри. Сразу не заметишь из-за красиво зачесанных мокрых и горячих волос. Новоприбывший выдохнул и выпил. Виски здесь достаточно крепкий для таких щедрых глотков, но Иван даже не закашлялся. - Рассказывай, что уж тут, - протянул Артур со вздохом и подозвал официанта. Похоже, разговор будет из долгих. Вообще-то подобных историй много - меня бросила жена, обокрали коллекторы, наркоманы преследуют меня - но выслушать человека надо, хотя бы из вежливости. Или из жалости. Когда он поднял глаза, невольно содрогнулся. Из-под упавших на лицо мокрых волос Иван посмотрел на него долгим и тяжелым взглядом. Что-то явно мешало ему говорить. Наверное, то же самое, что заставило его обернутся снова и, прищуриваясь поврежденным веком, вглядываться в лица каждого из официантов, гостей, прохожих. Наконец, он развернулся к нему. - Нет, Артур, - он покачал головой с дрожащей печальной улыбкой. - Я боюсь, что после того, что я тебе расскажу, тебя тоже настигнет какая-то странная участь, о которой я даже, может быть, не узнаю. Это, - он сглотнул и заговорил дрожащим хриплым голосом через силу, - это страшно гнетет меня. Оно, понимаешь... Я очень боюсь... - "Тоже"? - недоверчиво хмыкнул Артур. - Ну и что там случилось с другими? Давай, мне даже интересно. Именно здесь, именно здесь ему стоило остановиться, согласиться, попрощаться и уйти, не оборачиваясь - но он почему-то не поверил, не хотел верить словам старого товарища. Возможно, алкоголь? Но как может этот милый улыбчивый человек нести опасность? Ведь, насколько долго Артур знал Ивана, он пока никому не причинил особого вреда. Что изменилось-то? Продержав длинную тяжелую паузу, Брагинский, наконец, тяжело вздохнул и, сделав еще один большой глоток, начал. - Как знаешь, я предупредил, - он наклонил голову. - Это началось где-то пару лет назад. Или уже десяток прошел? Совсем, считай, недавно - но мне теперь все это время кажется такой чертовой вечностью, что я уже теряюсь во времени. Тогда что-то странное начало происходить с моими сожителями. Со мной семья жила, знаешь? Они начали меня сторониться, глядели косо - а потом ни с того ни с сего уехали, - он запнулся и тут же поправил себя. - Нет, нет. Не просто уехали. Ночью, как будто их кто-то согнал: они собирались в спешке, взяли только самое ценное. Единственное, что они оставили - кривую записку с просьбой не искать. Дом они оставляли мне и, знаешь, единственное, по чему я понимаю, что они все еще живы - это потому что мне ни разу не приходилось оплачивать счета. - Ну, не понимаю, что тебе не нравится, - хмыкнул Артур, принимая у официанта бутылку и второй стакан. Хотя... история действительно казалась ему немного странной. - Люди по доброте душевной... - Не понимаешь! - всхлипнул Иван, стукнув стаканом по столешнице. Но потом, сделав над собой серьезное усилие, он постарался успокоиться. - Извини. Это тогда мне казалось немного унизительно, знаешь. Я ведь мог о себе позаботиться. Я же мог! Мог... Кто же знал, что настоящие унижения будут дальше... Он сник. Артур подлил ему еще и приготовился слушать дальше. Начало было многообещающим. - Естественно, я стал их искать. Я знал, что малой в социальных сетях постит каждый свой шаг, я собирался найти, и тут - отрубило интернет. Причем сколько бы ни приходили мастера, он больше не включился. Ни разу! Ни в библиотеке, ни у кого еще, как бы я ни просил, как бы ни искал! Уже тогда я заподозрил неладное. А потом было уже негде. Потом я не смог выйти из дома. Отпив еще глоток, он нервно содрогнулся. Стакан в его руках дрожал, и Артур мягко отобрал его - трясущиеся пальцы с жестко подрезанными ногтями грозились с минуты на минуту разбить вдребезги все. Иван, не обратив на это внимание, закрыл руками глаза. - Именно тогда... именно тогда по ночам начало стучать - появилось оно, - продолжил он дрожащим голосом. - Хлопали двери, включался свет. Оно... каждую ночь как будто кто-то смотрел на меня. Когда я вставал - звуки прекращались. Я заклеивал все, что только можно - но наутро... И с каждым днем становилось все хуже. Как будто ремни стягивают кожу. Я уже не могу двигаться. Он цыкнул и опустил трясущуюся голову к столу. - Может быть, это была паранойя? Ты обращался к психологу? Иван хмыкнул с горечью. - И что я ему сказал бы? "Мне кажется, что оно наблюдает за мной"? Да и потом, знаешь ли, это не самое страшное, что со мной происходило... Происходит. - И что же самое страшное? - вздохнул Артур, с каждой новой секундой все больше уверенный в том, что нервы его собеседника теперь и так оставляли желать лучшего, а с новым возрастным витком появились еще и галлюцинации. "Оно"? Это что-то из Кинга? Он всегда был начитанным мальчиком. И почему "не смог выйти из дома"? Дрожащими пальцами отодвинув от себя стакан, Иван посмотрел на него долгим взглядом, будто прикидывая, стоит ли говорить. А затем - рассмеялся. Истерически. - Ты ведь считаешь меня чокнутым, не так ли? - на глазах его показались слезы. - Я тоже, дружище, я тоже! Самое страшное? Самое страшное - моя теперешняя жизнь, черт побери! Я как чертова букашка, чертова бабочка под колпаком, которой вот-вот проткнут глаза булавкой! И я не знаю... я не знаю, откуда оно смотрит на меня. Откуда оно решает, что со мной сегодня будет? Смогу ли я отрыть окно? Дверь? Глаза? Как будто оно везде... Да, да, кажется, я совсем чокнулся! Насколько меня хватит? Знаешь, чего мне стоило выйти из дома сегодня? Выйти из этого проклятого дома! Просто выйти! С самого утра я ничего не ел, совсем ничего! Я не знаю, что оно сыпет мне в еду, но стоит мне выйти на улицу и пройти куда-то - в следующий момент я снова лежу в своей комнате с заколоченными окнами и дверьми, а там... А там... Артур напрягся. Его рука уже по старой приютской привычке потянулась к карману, где лежал платок - Иван уже безнадежно рыдал, закрывая руками лицо. Кто же довел его до такого состояния? Не мог же он сам?.. А с другой стороны - дед же у него тоже... Хотя сколько лет его деду, и сколько - Брагинскому! - Извини, извини, пожалуйста - всхлипнул Иван и, схватив стакан, залпом отчаянно осушил его. - Лук. Лук - самое страшное. Боже. Когда он сказал это, голос его дрогнул, а глаза на одно мгновение загорелись, словно кто-то прямо перед зрачком чиркнул зажигалкой, опаляя слепые глаза. Он инстинктивно шмыгнул носом. - Видишь ли... Я со студенческой поры не очень хорошо отношусь к луку. Аллергия, что ли. Мы тогда азартные были. Ну, знаешь все эти игры - кто больше выпьет, кто дальше плюнет. Кто съест больше лука. А что, дешево же! И сердито! Нас всех потом с ожогами слизистой в больницу отправили - с тех пор я его не выношу. В салате его не терплю, в суп не режу, целым кладу, а после - вытаскиваю. Раньше малой за меня все вот это вот доедал, понимаешь. А теперь... Из раза в раз я находил лук в салатах, которые готовил, в супах, в картошке, в мясе. Из раза в раз я вытаскивал, откладывал, выбрасывал. И - доигрался. Я говорил, что оно периодически заколачивает мою комнату? Занавешивает окна, закрывает двери, оставляет голые стены. В такие минуты я чувствую, будто мои глаза давно выкололи, что я - вечнослепой кутенок, неспособный к жизнедеятельности совсем. Это длится часами, днями - неделями. Я говорил, что я потерял счет времени?.. Он сбился. Впутав в волосы руки он изо всех сил взъерошил свою красивую, практически идеальную прическу, обнажая красный ожог. Собравшись с мыслями, продолжил. - В комнате есть коробок спичек и лук. И больше ничего. В животе режет от голода. На третьи сутки по ощущениям просто невыносимо. И ты сидишь и давишься этим луком. И задыхаешься. Пока не доешь все, что оно кладет туда, чего бы оно тебе не стоило. Будешь блевать - через пару дней будешь... - он скривился. К горлу подкатило отвращение, но Артур через силу сглотнул, ничем не выдавая своего состояния. - Я не знаю, как я до сих пор остался жив... Лук - самое страшное. Если я туда сегодня вернусь, оно снова... Рука потянулась к шее. Артур предупредительно с предельной осторожностью развязал шарф, расстегнул ему верхнюю пуговицу - Иван отчетливо задыхался. Руки его слишком дрожали для такой маленькой пуговки, единственное, что он мог бы сделать в таком состоянии - к черту вырвать ее с корнем. Под воротником на шее виднелись какие-то странные царапины, как если бы Ваня раздирал себе шею. Показалась широкая синяя полоса, прямо под подбородком. И - точки. Как будто слабая аллергия или... Или от уколов. Ваня благодарно кивнул. Это, кажется, было даже машинально - сам он не особо понимал, что происходит вокруг, погруженный глубоко в свой вечный ужас. - Не обращай внимания, - выдохнул он, касаясь кровавых расчесов. - Давно пора было к психологу - теперь уже к психиатру... - Нет, обращу внимание! - Артур с беспокойством пододвинулся ближе. - Откуда это? Пальцы с обрезанными ногтями, которые за секунду до этого нервно терли кровавые полосы, вдруг замерли. А затем потянулись к манжетам, с волнением натягивая их еще дальше - о, нет, от Артура, привыкшего к различным детским пакостям и разного уровня умениям скрывать их, не укрылось это быстрое неловкое движение. Он в одно мгновение поймал руку Ивана и, не особо церемонясь, сдвинул рукав. Да, здесь тоже были кровавые расчесы. Ровно вдоль. Ваня сидел, опустив голову, и тихо шмыгал носом. Он старался смотреть куда угодно - но не на Артура. - Я жду объяснений, - холодно припечатал Артур, словно разговаривал сейчас с проблемным подростком. По-другому вряд ли Ваня стал бы говорить - учитывая то, с какой неохотой он вообще начал. Под его жестким воспитательским взглядом он втянул голову в плечи. Рука его потянулась к бутылке - его никто не остановил. Его молча ждали, ждали его "объяснений", провожая каждое его движение жестким менторским взглядом. Выдохнув, Иван сделал несколько больших глотков. Так, для храбрости. Нет-нет, Артур был не таким опасным - или он хотя бы точно знал, откуда идет опасность. Когда он заговорил, голос его был едва слышен. - Это все - мои неудачные попытки самоубийства, - он дернул рукой и снова натянул рукава как можно дальше. На некоторое время воцарилось холодное молчание. Иван ежился под взглядом Артура - у того, кажется, весь алкоголь из крови выветрился практически мгновенно. Да, здесь не к психологу - здесь к психиатру! Все вокруг плыло в странной полутьме. Пораженный и даже напуганный Артур, все еще стараясь сохранить лицо, теперь отчасти понимал, что сейчас ощущал Ваня - что он ощущал каждое мгновение своей теперешней жизни. Кажется, во всем заведении никто не разговаривал. Все вслушивались. Но особенно вслушивалось "оно". "Оно" глядело через окна, "оно" пробиралось с ветром сквозь щели. "Оно" всматривалось чудовищными глазами через прутья клетки. "Оно" слушало. Не выдержав, Иван позвал официанта одним резким движением руки и, тряхнув головой, что-то проговорил ему вполголоса - Артур не услышал. Когда официант, поглядывая на них с подозрением, отошел, Иван продолжил. - Каждый раз, когда я думал, что это уже долгожданный конец, что моя душа уже уходит в небытие - оно вытаскивает меня обратно. И я снова просыпаюсь в этой комнате. И я снова вижу этот потолок. И я снова под колпаком. И с каждым разом у меня все меньше и меньше возможностей, понимаешь? Он вытянул свои дрожащие руки с коротко обрезанными ногтями и небольшими покраснениями по ладоням. Теперь-то понятно, после чего ножницы так жестко и болезненно прошлись по ним. Каково это, когда теперь ты не обладаешь властью даже оборвать свою жизнь? Когда даже твое тело не может тебе подчиниться? Когда затравленное сознание умирает, запертое в клетке дрожащего полуживотного существа, скованного вечным ужасом? Артур невольно содрогнулся. Ваня тем временем снова сделал большой глоток. Движения его уже были замедленными, немного дерганными, словно в заедающем видео. Он был пьян. - Теперь я сплю без покрывала, а из комнаты исчезла люстра, - прошептал он, нервно улыбаясь в пьяной дымке и потирая синий след на шее. - На кухне есть только какая-то замороченная овощерезка, там до лезвий не достать. Окна на второй этаж не открываются, - он сделал глубокий вдох и замер на мгновение. - Единственное, что мне остается - спалить дом. Руки сами потянулись к этой склоненной голове, вплетаясь в волосы. Иван только пьяно помотал головой. Стеклянный взгляд его остановился где-то у края стола, между стаканом и бутылкой, язык с каждым новым словом заплетался все сильнее. - Может, вызвать полицию? - Артур обеспокоенно хлопнул его по плечу. - Вань? Ты слышишь меня? Не отключайся, Вань. Тот не обратил внимания. - Думаешь, я не... я не пытался? Каждый раз, выходя на улицу, я... я пытаюсь...я прошу помощи. Прошу прохожих, подхожу к рабочим - все отказывают. Я ведь... я ведь никогда не дойду до полицейского участка. Я проверял. Хватает только до магазина. Помутняется сознание - и я снова... Каждый раз снова очухиваюсь в комнате. Я больше не могу. Я больше так не могу, я больше... Я больше не могу... - он внезапно вскинулся и рвано расхохотался. - Ха-ха! А знаешь, это ведь первый раз, первый выход за эти три месяца! За чертовы три месяца! А я - напиваюсь, как драный черт! На его пьяный смех обернулись какие-то люди - почему-то показалось, что лица их расплывались и "слезали" - но ему было все равно. К ним подошел официант и, укоризненно, с толикой жалости взглянув на Артура, поставил перед Иваном большой бокал. Сам Артур не сразу понял, что это было. А когда понял - было уже поздно. - Прости меня, - шепнул Иван и взял в руки бокал. - Такие игры не для нашего возраста, да? Артур запоздало выхватил его из ваниных пальцев - когда оставалось уже совсем мало, было видно дно. Пиво после виски. Безумец отчетливо играет на понижение! Пожалуй, в сознании он будет оставаться еще где-то меньше минуты. Словно отчетливо осознавая это, он трясущейся рукой вытянул откуда-то из внутреннего кармана пальто кошелек - и даже не открыв его, вдруг испуганно прильнул к груди Артура, будто маленький ребенок. Нервный пьяный всхлип вырвался у него. - По... пообещай мне, - шептал он сиплым срывающимся голосом, делая длинные пьяные паузы, - пообещай мне, что... что я проснусь и... и там будет не потолок, и я ув.... увижу тебя... пообещай ч...что будешь со мной... хоть кто-то, не оно... Он отключился. Дрожащее тело его заснуло беспокойным сном - только теперь Артур по-настоящему осознал, насколько сильно оно тряслось и дергалось. Сведенные ужасом брови его немного расслабились, между ними показалась глубокая морщинка. И все же, даже позабывшись в тяжелом алкогольном сне, Иван был напуган и слаб, он все еще, в страхе прижав руки к груди, ждал булавки, которая качалась прямо у его глаз, словно маятник. С каждым мгновением все ниже. Тик-так, тик-так... Артур резко одернул себя. К чему эти страшные истории! Необходимо вернуться к реальным проблемам. Теперь все же, раз он здесь один в сознании, придется развозить этих непутевых по домам. По домам? Ну, по крайней мере, он хотя бы осмотрит то место, где сейчас живет Иван - в полиции им наверняка дадут от ворот поворот - все трое в явном подпитии, мало ли что там им белочка нашептала. В их с Антонио комнату он его точно не повезет: во-первых, мелковато будет для трех мужчин, а во-вторых, тащить их обоих наверх... ну уж нет. И все-таки, когда они доезжали до этой несчастной Белоутовки, когда сворачивали к дому семь А, его начали постепенно обуревать дурные предчувствия - но он гнал их прочь. Не может быть какого-то эфемерного "оно". Ваня описывал "его" так, будто это было нечто неземное. Бог. Дьявол. А Артур был прагматиком. Возможно, что с возрастом его старый товарищ стал немного впечатлительнее, возможно, у него что-то произошло на работе и нервы его были достаточно расшатаны для того, чтобы видеть галлюцинации, чтобы навязать себе какие-то больные мысли про потолок и довести себя до самоубийства. Может, он что-то употреблял? Но, черт побери, реалистичность его рассказов угнетала. Нынешней ночью луна так и не вышла из-за туч. Мрачные покосившиеся дома провожали их слепыми окнами - и словно повинуясь больному разыгравшемуся воображению своего старого знакомого, Артур разглядел среди разбитых стекол и развалившихся стен испуганные призраки прошлых лет. Он словно наяву видел, как менялся этот человек: радостный и теплый, ничего не подозревающий, немного ошеломленный, напуганный, борющийся, изможденный и - мертвый. Кажется, сюда не пробирался ни единый лучик света. Все было погружено в отчаянную темноту. - Приехали, - протянул таксист, останавливая машину. - Не думал, что здесь есть дом А. И действительно. Дом выглядел гораздо мрачнее, чем в прошлый раз, несколько лет назад. Он был совершенно темен, кажется, даже фары такси не отражались на окнах и не освещали черные стены. Он постарел. Окна на второй этаж действительно были заколочены - на первом же под ними разросся борщевик. Теперь-то понятно, откуда на ладонях и пальцах такая тонкая покрасневшая кожа... Расплатиться с таксистом и вытащить Ваню из машины заняло у него минут десять. Таксист, скрупулезно отсчитав каждую купюру, потянулся за сдачей, а когда поднял глаза - удивленно фыркнул. - Надо же, вас здесь ждут! - произнес он, качая головой. - А я-то думал, что здесь все заброшено... Артур вздрогнул и медленно обернулся. Действительно, над дверью зажегся свет - но здесь не было никого. Никого не может быть в пустом доме Ивана! Ох, черт... Может быть, это массовая галлюцинация? Наскоро поблагодарив таксиста, он перехватил Ваню и поплелся к дому на дрожащих от страха ногах. Все это время в голове бешено бился один-единственный вопрос. Кто? Кто? Кто это, черт побери, был? Кто зажег чертов свет? С каждым шагом становилось все страшнее. Дрожь уже невозможно было скрыть. Гробовая тишина в этой черной безлунной ночи только сильнее давила и угнетала - и даже один-единственная старая лампа представлялась сейчас... На двери висела записка. Горячечный взгляд никогда не остановился бы на ней - если бы не его имя, написанное крупными печатными буквами черной ручкой. "Артур". "Оставь его на пороге и уходи, Артур". Черт побери... Он едва не задохнулся. Черт побери, нет! Там не может быть никого! Никого не может быть в пустом доме Ивана! Это какая-то шутка. Дрожащей рукой он толкнул скрипучую дверь - та поддалась. Впереди его встретил темный пустой коридор. Единственное, что останавливало его от того, чтобы выбежать отсюда и бежать, не оглядываясь из этого темного жуткого места - Иван, который, едва заслышав скрип, прижался к нему и задрожал. Он выдохнул. И сделал шаг. Ничего не изменилось. Еще шаг. Пьяный Ваня только тяжело дышал, будто чувствуя, что они вернулись в место его кошмаров. Еще. Здесь заканчивалось пятно блеклого света от лампочки. Нет, ничего страшного не случилось. Нет, это просто пьяные сказки. Внезапно сзади что-то отчетливо щелкнуло. Непроглядная тьма окутала их, с силой сдавливая грудь. Вырвался его последний вздох. И голос. Знакомый. - Я давал тебе шанс, Артур. Гробовую тишину пронзил громкий отчаянный крик. Блеснула окровавленная булавка.