Выбор ценою в жизнь

      Холод мерцающих звёзд в бескрайнем космосе сейчас нещадно согревал жаркий бой, проходящий на орбите одной из необитаемых планет. Корабли Республики жёстко бомбили огромный сепаратистский разрушитель под командованием самого генерала Гривуса. Яркие вспышки огней разноцветными бликами отражались на стёклах боевого джедайского крейсера, когда на мостик прибыли Энакин и Асока.       — Рад снова видеть вас, учитель, — как всегда весело улыбнулся Скайуокер, предпочитая всем прочим забавную и задорную манеру речи, — Вот только не говорите, что с такой простой задачей вы не справляетесь сами и потому так экстренно вызвали сюда нас, — всё в том же тоне продолжил отшучиваться он, как-то невольно поведя механической рукой по воздуху, тем самым указывая на своего падавана.       Это действие было простым и естественным, однако, по какой-то неведомой никому, кроме Тано, причине заставило тогруту всю аж вздрогнуть и отшатнуться чуть в сторону, лишь бы только кончики пальцев её учителя так и не коснулись девушки. На секунду той показалось, что Оби-Ван что-то заметил, но Кеноби, совершенно спокойно продолжил разговаривать с Энакином, повествуя ему детали предстоящей миссии, и Асока с облегчением вздохнула. Она не хотела, чтобы кто-то знал, она не желала, чтобы всему миру была известна её тайна, она одновременно жила с ней и стыдилась её, но ничего не могла с этим поделать… Увы, ничего.       Энакин… Дело было именно в нём, и Тано даже не знала, как могла описать то, что она испытывала по отношению к этому человеку. Он вызывал у неё бурю самых разнообразных эмоций, очень сильных, очень ярких, но, увы, совсем не положительных, как это должно было быть между мастером и падаваном. Да, тогрута уважала Скайуокера как учителя, ценила то, что сам избранный принял её в свои ученицы, то чему он её учил, как защищал, но это было далеко не всё, что девушка на самом деле испытывала к этому джедаю… Ведь в реальности, вопреки её огромному и абсолютно оправданному почтению к Энакину, как к наставнику, Асока невольно и необъяснимо для самой себя испытывала к нему огромнейшее отвращение, как к человеку и как к мужчине.       Тано не знала, когда и как это началось, возможно, уже тогда, при их самой первой встрече, но, увидев Скайуокера, она ощутила какую-то подсознательную, резкую неприязнь. Нет, он не был плохим, он не сделал ничего плохого ей, но тем не менее, всё сознание молодой тогруты отрицало и отталкивало этого человека прочь, заставляя её чувствовать к нему отвращение. Причём действительно, не просто чувствовать, а в буквальном смысле физически ощущать, что его присутствие было неприятно ей. Всё существо Энакина в сознании девушки как будто было окружено некой «грязной» аурой от чего он воспринимался Асокой, как объект омерзения, как-то не так, как другие люди. Находиться рядом со Скайуокером, говорить, прикасаться к нему было для Тано невероятной пыткой. Как будто учитель пачкал её каждый раз, когда она сходилась с ним на ментальном и физическом уровне.       Да, Тано могла любить, ценить, уважать его как учителя, как друга, но как человека, как мужчину она никак не могла его принять. В Энакине тогруту отвращало, раздражало, отталкивало буквально всё. Его отвратительная одежда нелюбимого девушке чёрно-коричневого цвета, его загорелая кожа, казавшаяся Асоке почему-то неприятно жёлтой, его длинные грязного оттенка бежевого волосы… Являясь по природе своей абсолютно лысой, Асока и вовсе не любила волосы, но на Энакине, на Энакине они казались ей противнее всего, её отталкивала его роскошная шевелюра на голове, его мерзкие кудрявые пряди и их непонятный цвет, как-то особенно тошнотворно отдававшийся в памяти Тано каждый раз при упоминании о нём.       Черты лица и телосложение мастера так же казались тогруте весьма некрасивыми, он был очень высоким и непростительно для мужчины тощим. «Палка, дохляк, дрыщ…» — так мысленно называла парней с подобным телосложением девушка, даже вопреки своей собственной худобе, но она была женского пола, и ей такое было позволено, но только не ему. Энакин казался Асоке крайне нескладным и абсолютно не пропорциональным, в его внешности ей не нравилось всё, включая его тонкую шею, сильно выступающий кадык и мерзкую ямочку на подбородке.       Но помимо всей прочей природной отвратительности Скайуокера было в нём ещё и то, что добивало остатки выдержки Тано: неровный уродливый шрам на глазу… Тогрута часто слышала пословицу, что шрамы красят мужчину, но вот её учителя он только уродовал, нещадно придавая тому ещё больше неприятности в видении ученицы. И грубый металлический протез, будто стыдясь которого, Энакин постоянно прятал его под грубую кожаную перчатку. Эти две детали вызывали у Тано ещё больше отторжения, как и тот факт, что её учитель, её мастер мог вообще чего-то стесняться и стыдиться.       Уже одна мысль о том, что в жизни Энакина было что-то постыдное, связанное с потерей его руки, заставляла Асоку дрожать от омерзения и представлять себе самые невероятные противные ситуации, невольно думая о Скайуокере плохо, добавляя ещё один минусик к его характеру и всему его омерзительному естеству. Да, как и внешность, Тано не нравился в учителе и характер, его манера поведения, речи, даже тембр его голоса почему-то дико и подсознательно отвращал тогруту. Девушка не могла понять, в чём была причина, но она точно знала, что не смогла бы оказаться с таким человеком в одной постели, поцеловать его, да просто прикоснуться к нему нормально, хотя её сознание, вопреки всей неприязни Асоки иногда играло с ней, издевалось, навевая подобные мысли и образы, от которых Тано тут же становилось тошно, и она всеми силами пыталась гнать их, постыдно ненавидя себя за подобные мыслишки. В общем, Энакин был ей не просто неприятен, он был для тогруты отвратителен, самым мерзким, слизким, противным существом в галактике, хуже даже Джаббы Хатта, и эту страшную тайну девушка всеми силами пыталась скрывать от мира, одновременно живя с ней и борясь каждый день.       — В общем… Мы почти разбомбили корабль Гривуса, но тому, как всегда, удалось сбежать и укрыться на близлежащей планете… Я, к сожалению, не могу покинуть капитанский мостик в разгар боя. Потому миссия выследить сепаратистского генерала и захватить в плен поручается именно вам… — слова Оби-Вана на мгновение вырвали Асоку из её мерзких размышлений об учителе и заставили ту понять, что она отшатнувшись слишком далеко, до сих пор стоит на непростительном расстоянии от мастера и как-то криво морщится, глядя на него.       Поняв всю ошибку своего поведения, Тано тяжело вздохнула и, сквозь огромное усилие сделала шаг, затем полшага её поближе, чтобы скрыть её маленький секрет, но тут же пожалела о своём опрометчивом поступке.       — Отлично! Тогда мы отправляемся прямо сейчас! Пошли, Шпилька… — абсолютно не обращая внимания на странные поступки своей ученицы, восторженно воскликнул Энакин и, развернувшись спиной к Кеноби, быстро направился на посадочную площадку, при том настоящей, ничем не покрытой рукой успев ухватить Тано за её хрупкую кисть, невольно таща следом.       Это действие, это простое и ничего не значащее движение тут же заставило тогруту всю поёжиться и вздрогнуть. В один момент ей стало так противно, что захотелось моментально отмыть «опороченную, испачканную» кисть, «грязь» на которой сейчас горела огнём и ярким проступающим зудом жгла кожу.       Почему-то в этот миг Асоке вспомнилась Падме, Тано знала их маленький секрет с Энакином, да и как его можно было не знать, Амидала так льнула, так прижималась к Скайуокеру, так страстно целовала того, когда думала, что никто не видит… Но тогрута видела, и её дико тошнило от этого, с каждым разом всё больше, как затошнило от невольного прикосновения к ней учителя и сейчас…       Нет, она и представить себе не могла, как этого человека можно было целовать, как его можно было вообще трогать… Он был таким мерзким, целиком и полностью, даже его грубая кожа подушечек живых пальцев, даже его коротко остриженные ногти, даже его ощущение ментально…       От всех этих мыслей Асока резко и напугано буквально тут же попыталась выдернуть свою руку у учителя и мгновенно вытерла её о юбку своего бардового платья, затем ещё раз и ещё… Пока мягкую оранжевую кожу Тано не запекло от постоянного трения о шершавую ткань. Но тогрута и об этом действии тут же пожалела, поняв, что теперь «грязным» было и её платье… Наверное, от того девушка, уже оказавшись на небольшом кораблике, сразу же после взлёта кинулась в освежитель, чтобы замыть его и начисто отмыть кисть.       Казалось, Асока вымыла обе руки раз пять, но до сих пор она ощущала неприятное, жгучее прикосновение Энакина на себе. Однако продолжать совершать «банные» процедуры она не могла, так как транспорт уже успел приземлиться в джунглях необитаемой планеты.       — Вот он, я его вижу, Гривус здесь, выбирается из разбитой спасательной капсулы… — как будто ничего не замечая, воодушевлённо произнёс Скайуокер.       Казалось бы, присутствие столь сильного и устрашающего врага должно было напугать Асоку, но нет, выйдя из освежителя и услышав данную фразу, она почувствовала сильное облегчение. Они здесь были не одни… Рядом находился Гривус… Мастер даже представить себе не мог, какой пыткой для его падавана являлись их совместные миссии наедине, их бытие в закрытом пространстве только вдвоём... Наверное, потому, даже не дожидаясь прямого приказа, тогрута тут же выхватила свои мечи и отчаянно ринулась наружу. Энакин поспешил за ней.       Они преследовали почти сразу обнаружившего их Гривуса совсем не долго прежде, чем тот спешно нырнул в какую-то пещеру, по всей видимости, имевшую другой выход с противоположной стороны. Делать было нечего, даже подозревая возможную опасность, джедаи мгновенно и не задумываясь, последовали за ним. Увы, их легкомыслие сыграло с ними злую шутку…       Устремляясь за Гривусом со всех ног впереди мастера, словно спасительно пытаясь его догнать, Асока не заметила, как внутри тесной пещерки хитрый вражеский генерал разместил несколько не очень мощных зарядов взрывчатки, вероятнее всего, не способных разнести джедаев в клочья, но вполне себе пребывающих в состоянии устроить грандиозный обвал, под которым преследователи, по злобному плану Гривуса, и должны были быть погребены.       Тано не заметила, но в самый последний момент, когда одно из находящихся само близко устройств стало искриться и дымиться его заметил Энакин. Скайуокер понимал, что ещё чуть-чуть, и его ученицу, оглушённую взрывом, засыплет камнями, отшвырнёт прочь, вонзая в неё острые осколки или и того хуже, размажет её мокрым пятном по полу, под бездушными глыбами.       Джедай злился на своего падавана за её опрометчивость и не осторожность, но тем не менее, отчётливо понимая, что сейчас было для этого не время, резко и отчаянно, как бы интуитивно, рванулся вперёд, на помощь своей глупой легкомысленной ученице, спасая её вопреки собственной безопасности. Энакин не думал, он действовал быстро и рискованно… Лишь бы только она осталась жива. Ведь его долг был защищать её всеми силами, даже когда ученица делала глупые и бездарные ошибки!       Прогремел взрыв, спровоцировавший мгновенный неконтролируемый обвал, Скайуокера и Тано резко отбросило в сторону, навсегда лишая тех возможности поймать, догнать или даже увидеть Гривуса, одновременно осыпая дождём острых осколков камней, летевших во все стороны. Мастер успел вовремя оттолкнуть падавана из наиболее опасного положения, геройски закрывая собой. Асоку отбросило прочь… Грязь, пыль, камни… Сильный удар головой о твёрдую поверхность земли, а затем Тано отключилась, отключилась совсем не на долго, жгучим зудом, ощущая прикосновение Энакина на всём своём многострадальном теле, отвращение, а не благодарность — было последнее, что испытала тогрута, прежде чем окончательно впасть в небытие.       Пришла в себя девушка не сразу, с трудом откашлявшись, она поднялась с земли и уселась на грязный пол пещеры, только спустя мгновение понимая, что была почти цела и невредима. Лёгкие синяки и царапины были не в счёт, по сравнению с перспективой быть разорванной на миллионы мелких кусочков или заваленной и раздавленной камнями. Сквозь лёгкую дымку в глазах и в пространстве, как-то смутно осознавая эту мысль, Тано попыталась осмотреться вокруг, чтобы прояснить ситуацию. И спустя несколько минут ей это прекрасно удалось.       Кажется, Энакин, вопреки всей опасной ситуации, тоже был жив, по крайней мере, Асока на слух ощутила его тяжёлое дыхание лишь со временем поняв, что оно казалось каким-то неестественно хриплым. В одно мгновение решив, что раз мастер был более-менее в порядке, раз находился рядом и дышал…       В этот самый момент Асока вдруг осознала, что он именно «находился рядом и дышал», то есть, оба они были в невероятно узком, закрытом пространстве, от чего Тано тут же стало не по себе и захотелось выбраться.       Вопреки лёгкому головокружению, всё ещё мучавшему тогруту, та крайне резко и оживлённо вскочила с земли и попыталась тщетно растолкать камни, которые теперь плотной, непробиваемой преградой стояли на пути к бывшему выходу. Поняв, что ничего не удастся, девушка быстро рванулась в противоположную сторону, но и там был завал. Огромные серые глыбы окружали «их» со всех сторон, и выхода не было, абсолютно никакого.       С ужасом понимая, что останется с Энакином, с этим омерзительнейшим человеком наедине на неопределённый срок, очень близко, непозволительно близко, тогрута быстро наклонилась и спешно, нервно дрожащими руками стала шарить по усыпанному песком и пылью полу в поисках своих световых мечей, но их не было.       Нежные оранжевые пальцы Тано быстро скользили по поверхности, пока внезапно не наткнулись на нечто мягкое и не естественно для бесчувственных серых глыб тёплое, и в один момент поняв, что это был её учитель – единственное живое существо здесь кроме неё, тогрута так резко отшатнулась, что даже упала на пятую точку, упираясь настырными ладошками в пол, и как-то недовольно ероша руками песок, как будто пытаясь оттереться.       — Асока… — не естественно слабым и болезненным голосом позвал её в этот момент почему-то Энакин, и сквозь рассеявшуюся дымку последних остатков пыли, Тано, наконец-то отчётливо увидела его всего, увидела, и тут же пожалела о содеянном и подуманном, содрогаясь от ужаса.       Скайуокер, весь покрытый синяками, ссадинами, пылью и грязью беспомощно лежал всего в паре метрах от неё, едва в состоянии шевелиться, да даже просто двигать губами, чтобы говорить, а где-то между его грудью и животом огромным клином торчала острая, неровная глыба, не большая по размеру, но достаточная, чтобы нанести весьма внушительный урон.       Да, Энакин сейчас был ранен, можно сказать, что смертельно ранен, пронзённый кривой каменюкой насквозь, а из его не пропорционального тела, обильными струями лилась кровь.       Тёплая, багряная жидкость, постепенно, но при этом очень быстро, создававшая лужу вокруг её пострадавшего мастера почему-то показалась Тано не пугающей, а, пожалуй, даже ещё более тошнотворной, чем он сам.       Видеть Энакина просто, было мерзко, но когда из того ещё и выливались литры липкой густой крови, было уже совсем за гранью добра и зла.       Асока попыталась отшатнуться, отодвинуться, ползком попятиться назад ровно до тех пор, пока её оголённые спина и плечи не упёрлись в холодную плотную стену пещеры. Тано испугалась, хотя она точно не знала, чего больше испугалась, того, как сильно ей сейчас учитель был противен, или того, что он мог умереть вот так, истекая кровью на её глазах.       Только теперь тогрута поняла, до неё, вдруг, дошло, что здесь, в пещере, они были совсем одни, и помочь Скайуокеру кроме Тано больше никто не мог. Раньше, когда падаван с мастером находились на миссиях и того ранили, тогрута всегда ссылалась на кого угодно, на кого-то другого, кто мог бы ему оказать первую помощь, подлечить… Но сейчас, ни такого шанса, ни такой возможности у девушки не было. Она отчётливо понимала, что именно она должна была позаботиться об учителе, если не хотела, чтобы он умер. Вытащить из него огромную каменную глыбу, другие осколки, остановить кровь, перевязать… Нооо…       Вместе с тем Асока и знала, что для этого она должна была его раздеть, прикоснуться нему, нет, не просто прикоснуться, а неистово трогать, прижимать, ковырять сочащуюся алой жидкостью рану, вся по локоть и монтралы измазываясь его «мерзкой» кровью.       И Тано стало страшно, ещё более страшно от неоднозначности ситуации, в которую она сейчас попала. С одной стороны, было всё то отвращение, которое она всегда испытывала к Энакину, омерзение, его «грязь», с другой же стороны была его жизнь… Жизнь близкого друга, жизнь безгранично уважаемого ей учителя, почти одного из самых дорогих людей. И выбор, который тогрута должна была совершить, был ценою в жизнь!       В один момент подавив рвотный позыв от осознания того, что она должна была дотронуться до Энакина, Асока глубоко вздохнула и попыталась придвинуться чуть поближе, внимательно рассматривая раненного мастера. От этого он не казался ей сейчас менее противным и отвратительным, как раз наоборот, его «грязная аура» как будто пуще усилилась вокруг, и Тано стало невыносимо мерзко. Одновременно и от него, и от себя самой. Тогрута не могла заставить себя сдвинуться с места, пошевелиться, не могла перебороть своё отвращение и одновременно не могла понять и принять тот факт, что Скайуокер умирал, умирал сейчас на её глазах и собственно, по её вине.       В один момент девушка вспомнила, сколько раз он был с ней добр, дружелюбен, по-братски ласков, сколько раз учил её, помогал ей, защищал её и спасал её жизнь… Сколько раз прощал её глупые и опрометчивые поступки. Даже сейчас, сегодня, здесь, Энакин не задумываясь рискнул собой, кинулся в самый эпицентр взрыва лишь бы защитить Асоку, а она… Могла ли сделать то же самое для него она?       Но нет, вместо того, чтобы быстро скооперироваться и начать помогать явно слабнущему с каждой секундой теряющему остатки своей жизни мастеру, она лишь сидела и думала о том, как он был ей неприятен. Да, он был неприятен, он был просто отвратителен и омерзителен, особенно сейчас, заляпанный собственной кровью чуть ли не с ног до головы. И это было её оправдание, Асока просто не хотела, не могла, не была в состоянии сдвинуться с места и прикоснуться к этому гадкому человеку. И любой другой, оказавшийся на её месте, смог бы её понять. А почему нет? Отвращение было сильнее необходимости. Оно было сильнее её самой.       Кровь всё обильнее вытекала из Скайуокера, а жизнь всё стремительнее покидала его. В какой-то момент учитель из последних сил очень слабо дёрнулся, пронзительным и молящим о помощи, но одновременно понимающим, что её не будет, взглядом посмотрел на Асоку, одновременно так жалобно и гордо…       Его ослабшая, едва шевелящаяся, мерзкая механическая рука чуть сильнее потянулась в сторону Тано, пальцы едва заметно и ощутимо дрогнули… Скайуокер в последний раз, будто прощаясь со своим падаваном, одними окровавленными губами прошептал её имя, а затем полностью ослабши погрузился во тьму небытия, холодную темноту иной реальности.       На мгновение Асоке показалось, что он умер, умер окончательно и даже в какую-то секунду она ощутила крохотное облегчение от того, что ей не придётся больше касаться этого отвратительного человека… Но вместе с ним…       В месте с ним пришло и невероятное ощущение вины и стыда, страха и ужаса. Только сейчас Тано поняла, как сильно она уважала, любила, ценила как друга учителя, и как непомерно боялась его потерять. Да он был ей противен омерзителен, до тошноты отвратителен, но вместе с тем и очень близок, очень дорог, очень ценен. Ценен настолько, что кажется, ей было уже плевать на всё, она готова была переступить через страх, через омерзение, через рвотные позывы. Или не готова?       Ещё какое-то мгновение тогрута колебалась, не зная, как ей стоило поступить, с одной стороны была жизнь её дорогого учителя, с другой — её физическая и психологическая чистота. Всё тело дрожало, из глаз, видящих, как по вине Асоки умирает мастер, лились слёзы, в горле застрял огромный ком, не давая возможности, ни глотать, ни говорить, ни дышать. Тано не знала, что делать, она не могла решиться, но решаться надо было, иначе было бы слишком поздно.       На мгновение она подумала, а что сделал бы учитель для неё? Ответ был очевиден, сегодня, сейчас, здесь, он не задумываясь бросился в самый эпицентр взрыва, чтобы спасти, защитить, уберечь ученицу. И именно поэтому сейчас прибывал в таком состоянии. А она просто сидела, думая о каких-то глупостях и позволяла ему заживо истекать кровью, умирать…       «Умирать…» — мысленно ещё раз отдалось это слово в мозгу тогруты.       — Если я ничего не сделаю, Энакин умрёт… Ну же, давай, дрянь, тварь, мразь, двигайся, двигайся, твою мать… — всеми последними словами ругая себя, девушка попыталась подвинуться поближе, но от этого стало лишь омерзительней и противней, от ощущения объекта своего отвращения вблизи, и Асока чисто интуитивно едва было не отшатнулась назад.       — Нет! — громко выкрикнула она, ты не остановишься, ты сможешь, ты сделаешь, мерзкая тварь, или я никогда тебе этого не прощу! Себе этого не прощу! — уже во всю рыдая и нехотя, через сильную ломку двигаясь вперёд, продолжала и продолжала орать Тано.       В какой-то момент расстояние между ней и Энакином совсем сократилось, так сильно, что Асока смогла услышать, уловить своими монтралами его слабое прерывистое дыхание… К горлу подступил ещё один ком, и тогруту чуть было не стошнило… Закашлявшись она отвернулась в сторону, ей казалось, что сейчас её вырвет, но нет, единственная мысль, которая в данный миг пребывала у девушки в голове была: «Он дышит, он жив, он не умер, у меня ещё есть шанс его спасти…».       Эта незримая и невольная радость, эта последняя надежда окончательно сломала остатки «барьера» Асоки, который та так интенсивно выстраивала между ней и до глубины души омерзительным ей человеком, и Тано сорвалась.       Она уже не соображала, что делает, лишь чувствовала, как марается духовно и физически, всё было как в тумане, но тогрута точно была уверенна, что поступает правильно.       Дрожащими, неуверенными руками она быстро ухватила край глыбы, торчавшей сейчас из Энакина и со всей скоростью и силой, которая у неё только была, выдернула её из Скайуокера. Резко и спешно отшвырнув острый неровный кусок камня прочь, чувствуя, как её ломает, выкручивает, корёжит от каждого прикосновения к столь противному учителю, ученица резко и смело разорвала на нём потрёпанную рубашку и, тяжело вздохнув, чтобы набраться сил, запустила все свои оранжевые мягкие пальчики в его рану, с особым омерзением и быстротой вытаскивая оттуда каменные осколки.       Кровь продолжала течь, она буквально «хлыстала фонтаном» заляпывая руки Асоки по самый локоть, платье Тано по самую кожу, лицо тогруты, судя по её омерзительным ощущениям «до мяса», но девушка продолжала и продолжала предпринимать спасительные действия, уже не чувствуя и не соображая ничего. Она была полностью испачканной, абсолютно грязной и морально, и физически, сейчас Асока ощущала будто прыгнула в мерзкую огромную лужу и заляпалась ей вся, но не останавливалась и продолжала, и продолжала действовать, вопреки своему отвращению, вопреки, рвотным позывам, вопреки страху, вопреки всему до тех пор, пока Скайуокер не был раздет по пояс и перевязан грубо оторванной от подола её юбки тканью. Сейчас Асоке было всё равно, всё всё равно, лишь бы только не совершить непростительную ошибку, лишь бы только он выжил, лишь бы только спасти его! Лишь здесь, сегодня, сейчас, Тано впервые отчётливо поняла, как сильно на самом деле она любила этого человека, любила как учителя и как друга, настолько сильно, что готова была даже сломать себя, унизить, растоптать, лишь бы только он жил!       Закончив спасительные и перевязочные действия, тогрута отчаянно уселась на коленях и положила на них голову Энакина. Она мельком взглянула на него, и девушке вдруг показалось, что своими ослабшими окровавленными губами он улыбался ей, улыбался как обычно, как она ненавидела, но в этот раз Асоке уже почему-то не было противно, ведь вместе с ним ей улыбалась сама Сила, которая явно одобряла такой смелый поступок, поступок достойный подлинного падавана и подлинного друга!       Прошло ещё какое-то время, прежде их обоих нашли и спасли из-под завалов в пещере, час, два, а может, несколько часов. Пожалуй, впервые в жизни Тано не считала секунды, пребывая наедине с мастером, она просто со слезами держала его за голову, за то самое «уродливое» лицо, за те самые «отвратительные грязного цвета» волосы, горько рыдала и отчаянно молила Силу о том, чтобы её учитель выжил, чтобы он смог продержаться до тех пор, пока прибудет подмога, ведь теперь она знала, что в жизни Тано не было ни одного человека, дороже чем он. Да, пусть он по-прежнему был ей противен, но одновременно он был ей и безгранично ценен, и ни одно отвращение не могло заставить тогруту позволить ему умереть!       Спустя несколько долгих недель восстановления Энакин пришёл в себя и был полностью здоров. Прямо из мед-отсека, откуда его только-только выписал дроид, Скайуокера, вместе с падаваном опять вызвал к себе Оби-Ван. Кеноби вновь долго и нудно рассказывал учителю и ученице о деталях предстоящей им миссии, но Тано, казалось его не слушала, так же как в прошлый раз, но теперь уже по иной причине. Тогрута абсолютно спокойно стояла подле мастера и разглядывала его, от чего-то уже не так сильно замечая его недостатки и не чувствуя того отвращения, что было раньше. Все изъяны, все омерзительные и гадкие детали в Энакине как-то сами-собой начинали терять свою значимость и уже не казались такими отвратительными, постепенно даря Тано облегчение и освобождение от былой психологической проблемы.       Оби-Ван договорил о миссии до конца, и Асока резко дёрнулась…       — Отлично, пошли, Скайрокер! — на этот раз громко и с воодушевлением воскликнула она, сама по себе быстро ухватив Энакина за руку.       Да она взяла его за руку впервые, впервые держала его кисть в её маленькой хрупкой ладони по собственной воле, и впервые в жизни она не чувствовала отвращения, того отвращения, что было раньше, только нежность, доброту и тепло, тепло настоящей искренней и подлинной дружбы! Наконец-то учитель стал для неё настоящим учителем и в полной мере, наконец-то он поистине стал для неё первым и самым настоящим в мире другом, помог преодолеть себя! И Асока понимала, что она уже никогда больше не будет испытывать к нему ту неприязнь, то отвращение и омерзение, она переборет его постепенно и начнёт прямо сегодня, нет, уже начала, в той пещере, совершая правильный выбор, выбор ценою в бесценную жизнь!