романтика высшей коалификации

Утра для него всегда медленные, тягостные, и сегодняшнее — не исключение. Кацуки выпутывается из простыней, плетётся в ванную и захлопывает за собой дверь. У него слипшиеся глаза, ватная голова, и он в последний момент вспоминает запереть замок, прежде чем раздеться. Для Тодороки любая незапертая дверь — это открытое приглашение. Кацуки хочет спокойно принять душ, чтобы этот ублюдок не подкрадывался сзади, не прижимался к его спине влажным телом, а к шее — горячим языком, и не вис на Кацуки так, словно у него ноги подкашиваются. Холодный душ пробуждает мгновенно, и Кацуки торопливо выскакивает из-под струй и одной рукой настраивает температуру. Всего через пару секунд горячая вода стабильно льётся из насадки душа, божественно массируя тело: Кацуки обычный человек с обычными нуждами и желаниями. Проходит пятнадцать минут, а Тодороки, вопреки себе, всё ещё не подёргал ручку ванной. Кацуки списывает это на в кои-то веки сработавшую на нём хорошую карму. И всё же, вытерев волосы полотенцем, отпирает дверь. Просто на всякий случай. Он заканчивает все свои утренние процедуры и уже на середине приготовления завтрака, когда в голову приходит мысль, что Тодороки сегодня непривычно покладистый. Кацуки хватает самоконтроля, чтобы дожарить лосося и приготовить в придачу два любимых гарнира Тодороки, прежде чем пойти его проверять. В этом доме послушные мальчики получают поощрение. Кацуки пинком открывает дверь. — Ублюдок, — орёт он, — еда готова, так что просыпайся, дерьма ты кусок! Под ворохом одеял и простыней что-то движется. Наконец, выпутавшись, на свет появляется серая голова с пучком красно-белого меха на макушке. Голова медленно зевает, чмокает губами и начинает оглядываться. Показавшиеся из-под одеял серые лапки лихорадочно шарят по постельному белью, будто что-то выискивая. — Какого хрена, — глубокомысленно изрекает Кацуки. Животное поворачивается к нему всем телом и таращится. Внезапно оживившись, оно встаёт на задние лапы и ковыляет к нему, но тут же спотыкается об одеяло и приземляется мордой в кровать. «У меня в постели коала», — отстранённо думает Кацуки. Он закрывает дверь. * * * Токоями поднимает трубку на третьем гудке. — Доброе утро, Бакуго-кун, — произносит он. — Я ждал твоего звонка. — Кончай трепаться, — сердито перебивает тот. Он нарезает бешеные круги по гостиной, всё ещё пытаясь осознать случившееся. — Какого чёрта? — Я был с Тодороки-куном, когда мы наконец окружили тайное убежище злодея. Штурм проходил успешно. До тех пор, пока Тодороки-куна не задели Даром. Кацуки уважает Токоями. Для взрослого мужчины, навеки застрявшего в подростковой фазе, он на удивление серьёзен, сконцентрирован и вдумчив. Всегда стремится к самосовершенствованию. Рационален. С ним легко работать. Но, к сожалению, его легко победить. Что поделать, не все настолько безупречны, как Кацуки. — Прошу прощения? — спокойно произносит он. Потому что уважает Токоями. — Ему хотелось к тебе, поэтому я принёс его к вам домой, — торопливо добавляет тот. — У меня есть доказательство. Телефон в руке вибрирует. Кацуки скептично, с долей ужаса открывает вложение. Это фотография чёртовой коалы, сжимающей в лапах маркер и, со сведёнными бровями, сосредоточенно чертящей что-то на листе бумаги. На следующем фото коала стоит на задних лапах, гордо выпрямившись и вздёрнув подбородок. Рядом с ней — листок бумаги с нечитаемыми каракулями, в которых Кацуки подозревает неудавшиеся кандзи. — Что это за херня? — произносит он в трубку. — Погоди, — отвечает Токоями. Ещё одно фото. На этот раз коала сидит рядом с рисунком: острые, обрывистые линии и кружочек, подчёркнутый кривоватой полосой. Кацуки молчит. — Это ты. Полагаю, кандзи должно было изображать твоё имя, но тяжеловато писать, когда у тебя на каждой руке два противопоставленных больших пальца... — Это сраная геометрическая фигура с такой же сраной загогулиной снизу, — повышает тон Кацуки. — В каком месте это я? — Это нолик на земле в окружении взрыва*. Граунд Зеро у нас ты, верно? — заявляет Токоями так, будто всё очевиднее некуда. Если Кацуки закроет глаза и досчитает до десяти, возможно, он не сорвётся на Токоями прямо по телефону. _____________ * в оригинале zero on the ground (лол) — Передай Тодороки-куну, что все его вещи в прихожей, — продолжает тот. — Кроме кольца, разумеется. Кацуки ворчливо бурчит что-то о сраных птицах, что Токоями предпочитает проигнорировать. Выглянув из гостиной, он видит стандартный подарочный пакет, стоящий рядом с полкой для обуви. — Этот мудак его потерял? — Напротив. Он не прекращал завывать, пока не отыскал своё кольцо, а потом сразу же стал агрессивно защищать его. Так что, наверное, он до сих пор сжимает его в кулаке. Кацуки чувствует, как лицо заливает краска, и разрывается между неловкой гримасой и воплем, пытаясь подобрать объяснение постыдному поведению Тодороки. Проявив исключительное упорство, он умудряется сменить тему, не подавившись собственным языком. — Какого чёрта он до сих пор животное? — Если бы Аизава-сенсей деактивировал Дар преступника прямо на месте, разверзся бы пандемониум, — отвечает Токоями и фыркает от смеха. — Хах, пардон за невольную шутку. Кацуки терпеливо ждёт. Токоями прочищает горло. — В общем, у нас есть причины подозревать, что он превратил нескольких человек в животных и запер в разных зоопарках по всей Японии. Кода-кун в данную минуту объезжает страну, чтобы это выяснить. Ты не представляешь, как тяжело бывает их отличить. — Сколько ещё ждать, — говорит Кацуки. — Неделю. Кацуки вешает трубку. * * * Сжав кулаки и склонив голову, он нарезает такие бешеные круги вокруг кофейного столика, что с минуты на минуту прожжёт пятками ковёр. Кацуки воспитывали иначе: он не тот человек, чтобы поддаваться слепой панике при малейшей проблеме. Он предпочитает ходить взад-вперёд и молча рефлексировать до тех пор, пока не захочется либо вопить о своих чувствах на всю округу, либо избить до неузнаваемости парочку злодеев. Из спальни доносится низкий храп, и Кацуки оборачивается на дверь. Его губы медленно кривятся в гримасе необузданной ярости, когда секундой позже он слышит неприлично громкий, недовольный рёв. — Двумордый, я собираюсь открыть грёбаную дверь пинком, — любезно предупреждает Кацуки, топая к спальне, — так что если ты за ней, выбери бога и молись ему, настырное ты сумчатое! Не изменяя своему слову, Кацуки пинком распахивает дверь. Коала невинно глядит на него с постели. Кацуки колеблется между злостью на собственную неудачу и благодарностью за крошечные мозги животного. Кольцо Тодороки лежит на прикроватной тумбе. Как только их глаза встречаются, коала вытягивает передние лапы вверх, встаёт на задние и пытается вразвалку подковылять к Кацуки. Тот безучастно наблюдает. Коала громко чмокает губами и нетерпеливо хлопает лапками. Да, думает Кацуки, закатывая глаза, это, вне всякого сомнения, Тодороки. — Сам выбирайся из постели, засранец. — К раздражению Кацуки — и наверняка нарочно — Тодороки снова начинает реветь. Кацуки ни религиозный, ни богобоязненный человек, однако ему хочется верить, что на его стороне есть хоть одна всевышняя сущность, что может прекратить этот беспредел. — Заткнись нахуй! — орёт Кацуки в ответ. Собственный голос заглушают мерзкие звуки, издаваемые Тодороки. В топку этих коал, мрачно думает Кацуки, с их ебанутой анатомией, позволяющей вопить сколько душе угодно. — Ну ладно, ладно, твоя взяла! Счастлив теперь, мохнатый ублюдок? — Кацуки подходит ближе, хватает Тодороки подмышками и поднимает, держа на вытянутых руках. — Может, наконец заткнёшься? Крики обрываются. Тодороки смотрит на него снизу вверх взглядом невинного ангела. А потом начинает извиваться. — Я тебя выроню, и глазом не моргнув, — предупреждает Кацуки. Тодороки снова хлопает в ладоши. — Угх. — Кацуки с ворчанием прижимает его к груди. Тодороки так сильно вцепляется в него острыми когтями в поисках опоры, что прочерчивает кровавые дорожки на шее. Кацуки с шипением дёргается, когда задними лапами Тодороки в придачу вспарывает ему футболку. — Бесполезный прилипчивый говнюк. Тодороки вжимается массивным носом Кацуки в подбородок и трётся. * * * Несмотря на заслуженный статус Короля Викторин пяти последних лет, Кацуки знает не всё на свете. Когда он ложится на диван с ноутбуком на коленях и очками на носу, Тодороки пользуется возможностью растянуться у него на животе. — Коалы пиздец отвратительны, — окончательно решает Кацуки полчаса спустя. — Идеальный облик для тебя. Тодороки довольно мычит. Кацуки чувствует прессом вибрации его горла. — Что ж, — заключает он, закрывая ноутбук. Очки клацают о столешницу рядом с доеденным завтраком. С силой, граничащей с нежностью, он берёт Тодороки за шкирку и тянет. — Мне пора на работу. Отпусти. Тот, как типичный ублюдок, вновь принимается орать. — Господи Иисусе. — В ушах у Кацуки звенит, а сердце колотится в инстинктивном «бей или беги». Это же практически прямая лобовая атака. — Ты даже в виде коалы мудак. Сиди дома и наслаждайся неделей отпуска, придурок. Тодороки мотает головой, хлопая Кацуки ушами по грудным мышцам, и зарывается мордой в ложбинку. Его когти, между тем, продирают новые дырки на футболке Кацуки и царапают рёбра. Приподняв голову, Тодороки снова рычит, упираясь носом ему в ключицу. — Я не возьму тебя на работу, — закатывает глаза Кацуки. — Слезай. * * * Изуку Мидория наслаждается своими редкими выходными. Точнее: наслаждается возможностью поддержать своих коллег-героев. В их профессии тяжело поддерживать со всеми постоянный контакт, но Изуку взял за правило усаживаться на диван перед телевизором и пристально следить за новостями. Сегодня он завернулся в три тяжёлых палантина и заварил себе чашечку превосходного зелёного чая. Жизнь прекрасна. На самом деле — куда лучше, чем он когда-либо представлял. — Мы ведём прямой репортаж с героем Граунд Зеро на поле боя, — говорит журналистка, чьи волосы бешено треплет ветер. Изуку вытаскивает телефон. Открывает контакт Каччана. Набирает хвалебное сообщение, дожидаясь, пока на экране покажут, с чем он там разбирается. — В настоящий момент он сражается с тремя злодеями разом...       | вы: каччан!! видел, как ты справился с — ...однако нас, дорогие зрители, куда больше интересует серый зверёк у него на спине! Оператор даёт крупный план, отчаянно пытаясь поспевать за движениями Бакуго. Камере удаётся на пару секунд ухватить его изображение, прежде чем он вновь срывается с места. И действительно: на спине Бакуго висит мохнатое существо с подёргивающимися ушами. — Что бы это могло быть? Эксперты предположили... Серое животное поворачивается и смотрит прямо в камеру. Красно-белая шерсть на голове. Гетерохромия. Необычный шрам. Челюсть Изуку отвисает. Чай стекает изо рта ему на колени. * * *       ПОРТАТИВНЫЙ ЗАРЯДНИК: эй чувак я тебя конечно люблю но шозанах       ПОРТАТИВНЫЙ ЗАРЯДНИК: мы не девочки-волшебницы тебе не нужен зверь-компаньон       ВЫ: заткнись блеать       СОЕВАЯ РОЖА: тяжело сражаться с коалой на спине? даже если это тодороки?       КИСЛОТНЫЙ ФРИК: *в недоумении* я думала это бакуго у нас прилипчивый       —КАЦУКИ БАКУГО ПОКИНУЛ ЧАТ— * * * Когда он возвращается в офис, то уклоняется от трёх сотрудников, вопрошающих, что им отвечать журналистам про коалу, и демонстрирует средний палец всем, кто пытается выудить у него подробности. Тодороки, в свою очередь, наслаждается вниманием. Он машет лапкой, и со всех сторон сверкают вспышки камер. — Прекрати, — шипит Кацуки. Он уже предвидит вопли интернета по поводу его нового положения. Тодороки пялится на него, медленно моргая. Это неоправданно мило и невыносимо раздражающе. Кстати о раздражающем... — Привет, малыш! — Хацумэ весело подскакивает к ним и садится на корточки, обращаясь к Тодороки, который перекочевал Кацуки на бедро. — Я изобрела новый миленький сплав, способный выдержать как твоё синее пламя, так и сухой лёд! Поможешь мне протестировать его позже, ладно? — Хацумэ. — Кацуки отдалённо встревожен тем, как близко она поднесла лицо к его паху. По счастью, они сейчас в его кабинете, а не на глазах у папарацци. И на том спасибо. — Какого чёрта ты тут делаешь? — Делаю себе рекламу, — расплывается в ухмылке та и похлопывает коробку, стоящую у Кацуки на столе. Да уж, Хацумэ всегда была жадна до известности. Маньячка ненасытная. — И защищаю уши твоего мужа своими новыми детками. Кацуки пытается отодрать от себя Тодороки. — Когда коалы дёргают ушами, это значит, что их нервирует какой-то внешний звук, — со знанием дела заявляет Хацумэ, демонстрируя на телефоне нарезку утренних новостей, отредактированных с фокусом на уши Тодороки. — Поэтому я создала шумоизолирующие наушники в стиле Граунд Зеро, работающие на конкретных частотах твоих взрывов. — Что за нафиг, — скрипит зубами Кацуки и бросает хмурый взгляд на Тодороки, который подчёркнуто на него не смотрит. — Придётся пожертвовать их изначальным супер-милым дизайном, но совокупность вместимости и полезности может принести мне ещё больше публичности и денег. В эту детку встроен микрофон, мгновенно создающий несинфазную волну, но он больше настроен на твои нужды, — продолжает Хацумэ с плотоядной улыбкой, наклоняясь всё ближе и ближе к Тодороки. Кацуки сужает глаза. — Иди ты в жопу. — Он никак не решит, то ли проглотить обиду ради своего дерьмового мужа, то ли защитить его честь, но в итоге, пусть и запоздало, выбирает второе. — Он тебе не подопытный кролик. Хацумэ расплывается в улыбке и предпринимает тактическое отступление. Достав из коробки наушники-капли, она торжественно их демонстрирует. Каждый наушник смоделирован в виде маски Кацуки и спроектирован так, чтобы удобно закрепляться на ухе и оставлять торчащий наружу кусок чёрно-оранжевой ткани, изображающий взрыв. — Мои стильные детки поглощают даже вопли Истого Мика, — заявляет она, нежно поглаживая наушники. — И они могут стать твоими за символичную плату... — Заткнись уже, — рявкает Кацуки, не желая участвовать в этом сраном импровизированном шоу. Хацумэ с беззаботной усмешкой поднимает руки. Тодороки наконец отцепляется от Кацуки, вразвалочку подходит к ней и выжидательно запрокидывает голову. Первый наушник надевается с лёгкостью. Хацумэ внимательно осматривает его ухо, нежно поворачивая его голову в разные стороны. — У вас скоро пятилетняя годовщина, — небрежно комментирует она, надевая второй наушник. — Снова потребуется моя помощь с кольцами? Кацуки нечленораздельно бурчит. Хацумэ улыбается, показывая большой палец. — Что ж, звони. Мои детки установлены, так что я удаляюсь. — Что они делают? — сухо спрашивает Кацуки, глядя на осторожно трогающего свои уши Тодороки. Сев на корточки, Хацумэ стучит по своему девайсу. Перед Тодороки возникает селфи-камера, позволяющая разглядеть себя. Тот довольно пялится. — Они поглощают... — Я серьёзно, — рявкает Кацуки, чьё терпение уже на исходе. — Что они делают. * * * Позднее злодей пытается ударить Кацуки в спину, на которой висит Тодороки, его пушистая ахиллесова пята. С механическим жужжанием чёрная ткань наушников раскрывается и обволакивает тельце коалы защитной сеткой. Со щелчком формируется дуло пистолета. Кацуки вздрагивает, когда сзади раздаётся взрыв, и поворачивается, чтобы обнаружить обугленные останки подбиравшегося к нему со спины преступника. Сетка складывается обратно. Мохнатая голова Тодороки показывается из-за плеча, обозревая ущерб. К раздражению Кацуки, начинает громко проигрываться аудиозапись, рекламирующая компанию Хацумэ. * * * Кацуки не любит совершать звонки и оставаться перед кем-то в долгу, но ему уже трижды отказали в доставке эвкалиптовых листьев на дом, потому что «они же чрезвычайно ядовиты» и «коалы не признают в них еду, если листья сорваны с дерева, сэр, так что, боюсь, доставка невозможна, если только вы не хотите заказать у нас целое дерево?». — Нет. Всего доброго, — вешает трубку Кацуки. Тодороки поглаживает свой живот. Обхватив голову руками, Кацуки раздумывает, как быть. По части связей, он мог бы воспользоваться помощью Коды, но в данный момент тот аж в Нагое и на доставку уйдёт не меньше трёх часов. К этому времени Тодороки будет бодрствовать уже семь-восемь часов кряду — в буквальном смысле превозмогая себя с учётом того, как много сна требуется коалам. Даже если он не отрубится к тому времени, то слишком устанет, чтобы жевать листья, а значит, Кацуки придётся взаимодействовать с ядовитым растением в бесплодной попытке накормить собственного мужа. Вдобавок, коалы печально известны своей привередливостью, и существует вероятность, что Тодороки вообще откажется что-либо есть и уснёт на голодный желудок. С логической точки зрения будет лучше добыть еду сейчас, чтобы Тодороки мог быстрее уснуть. В этом случае повышается шанс, что он проснётся до ухода Кацуки на работу. А когда в доме появится еда, Тодороки нужно будет всего лишь пару часов бодрствовать, чтобы поесть, а потом можно снова отправляться на боковую. Скатившись с дивана, Тодороки шлёпается лицом в пол. Как всегда драматичен, даже в виде коалы. Кацуки вытягивает ногу и пальцем тычет его в бок. — Что ты там делаешь? Тодороки стонет. Кацуки быстро проверяет, всё ли при себе. Кошелёк, ключи, маршрут к ближайшему зоопарку. Он надевает один носок. Тодороки не шевелится. Надевает второй. Кацуки НЕ бросается сломя голову в прихожую и НЕ обувается в спешке. Тодороки торопливо поднимается и пытается побежать следом, но запутывается в собственных лапах и снова шлёпается мордой в деревянные половицы. Он жалобно завывает — безрезультатно. — Оставайся тут, — приказывает Кацуки, закрывая дверь. * * * В новостях передают примерно следующее:        Герой-профи Граунд Зеро замечен в зоопарке раздающим автографы и фотографирующимся с фанатами! Какой необычный самопиар!        Герой-профи Граунд Зеро замечен спорящим со смотрителями зоопарка Мусутафу!        Герой-профи Граунд Зеро выносит из местного зоопарка Мусутафу огромную коробку! Неужели обезвреживание бомбы?!        Пометьте день в календаре! Ровно через две недели герой-профи Шото будет проводить эксклюзивную фотосессию с любым животным на ваш выбор! Все вырученные с этой благотворительной акции средства будут направлены на спонсирование образования малоимущих детей. * * * — Жри, животное, — велит Кацуки. Тодороки неспешно обнюхивает каждый лист, потираясь об них мордой. И откладывает в сторону. В такую же кучу несъеденных листьев. — Ты хоть представляешь, какой хернёй я занимался ради тебя? — негодует Кацуки, нетерпеливо барабаня пальцами по бедру. — Знаешь, сколько коал орали на меня, пока я срывал эти сраные листья? Знаешь, сколько ниточек мне пришлось потянуть, чтобы их добыть? И при этом ты не съешь ни одного грёбаного кусочка? Тодороки послушно кладёт один листочек в рот. Кацуки уже готов возблагодарить небеса, когда Тодороки разрушает иллюзию, мотая головой и убирая лист в общую кучу. Потеряв терпение, Кацуки грубо хватает Тодороки и подносит на уровень глаз. Его так и подмывает как следует его встряхнуть, но Кацуки останавливает себя осознанием, что от жестокого обращения крошечный мозг Тодороки может окончательно отказать, и впоследствии Кацуки придётся иметь дело с ещё более бесполезным мужем. — Ублюдок, — шипит он. — Переборчивым вздумал стать? Тодороки смотрит на него, очень медленно моргая. Опустившись на диван, Кацуки аккуратно сажает Тодороки себе на колени. Подняв один лист, от суёт его Тодороки под нос. Тот с отвращением отворачивается. — Либо ты ешь это, либо не ешь ничего, — ворчит Кацуки. — А если помрёшь, я лично захлопну крышку твоего сраного гроба. Тодороки запрокидывает голову и поднимает лапки. — Если откажешься есть, я оставлю тебя здесь в одиночестве. — Кацуки притворно проверяет время. — Мне и так пора возвращаться на работу. С жаром фыркнув, Тодороки вытягивает лапки ещё выше. Кацуки глядит на него, поджав губы. — Приставучий ублюдок, — бурчит он, поднимая Тодороки, прижимая к груди и обнимая. Тот потирается головой об его шею. — Облик коалы идеально тебе подходит. Коротенькая и толстая коалья рука машет в воздухе, прося подать отвергнутый ранее лист эвкалипта. Кацуки со вздохом его протягивает. К счастью, Тодороки покорно начинает есть. С такого близкого расстояния Кацуки чувствует, как работают его челюсти, легонько щекоча кожу его шеи. Поддерживая Тодороки под зад, Кацуки направляется на кухню, чтобы вытащить приготовленный обед из холодильника. * * *        —ЭЙДЖИРО КИРИШИМА ДОБАВИЛ КАЦУКИ БАКУГО В ЧАТ—               СОЕВАЯ РОЖА: а если б меня трансформировали я бы стал ленточным червём?               СОЕВАЯ РОЖА: одна только мысль расстраивает               ДЕРЬМОВОЛОСЫЙ: нет ничего мужественнее волка!!!!               КИСЛОТНЫЙ ФРИК: я бы предпочла стать пандой, прародителем медведей               КИСЛОТНЫЙ ФРИК: коалы с ними не сравняться               ВЫ: коала это сумчатое млекопитающее, идиотка               ВЫ: а ты стала бы ядовитым слизнем, долбанная инопланетянка               КИСЛОТНЫЙ ФРИК: слизни не ядовиты, узкоглазый ты померанский шпиц               ВЫ: ядовиты, если нажрутся крысиного дерьма, овца               КИСЛОТНЫЙ ФРИК: вау ты должно быть так собой гордишься               КИСЛОТНЫЙ ФРИК: привет меня зовут кацуки бакуго, а вы знали что после поедания крысиного помёта слизни становятся ядовитыми               ПОРТАТИВНЫЙ ЗАРЯДНИК: кацуки бакуго, наш местный ветеринар               КИСЛОТНЫЙ ФРИК: у нас на связи граунд зеро со свежими фактами про крысиный помёт               ПОРТАТИВНЫЙ ЗАРЯДНИК: постойте значит место героя №2 освободилось?               ПОРТАТИВНЫЙ ЗАРЯДНИК: разойдитесь сучки, электрозум новый король города               КИСЛОТНЫЙ ФРИК: шото кто? не знаем такого               СОЕВАЯ РОЖА: ребят ну скажите что я не стал бы ленточным червём        * * * — Я дома, — объявляет Кацуки. Не слышно ни ответа, ни стука когтей по деревянному полу, а значит, Тодороки наверняка дрыхнет в спальне. Отлично. Кацуки заходит в гостиную и... Вот он. На ковре. Развалился на кипе полупережёванных эвкалиптовых листьев, как алкаш на куче мусора. Ворча и потирая наморщенный лоб, Кацуки подходит ближе и глядит на неподвижный серый комок. Наклоняется и поглаживает мягкий мех на его животе. Коала сворачивается клубком и трётся носом о его запястье, не выпуская руки. При ближайшем рассмотрении вокруг рта Тодороки видны засохшие слюни. Его грудь ритмично вздымается и опускается. Это вовсе не очаровательно. Кацуки садится рядом на пол. Ни капли не очаровательно. Он поднимает коалу и нежно кладёт себе на колени, не прекращая поглаживать мохнатый живот. — Неделю, говорите, — бормочет он сам себе. В доме царит тишина. Кацуки мог бы встать и пойти готовить ужин. Мог бы принять душ, смыть с рук сажу и копоть. Перебрать бумаги. Прибраться немного. Сходить в магазин за продуктами. Он остаётся сидеть. * * * Тодороки просыпается следующим утром около семи часов. Это значит, что Кацуки приходится безропотно терпеть коальи поползновения под свою майку, пока Тодороки на протяжении пяти минут щиплет и колет когтями его тело, постоянно меняя положение: то кладёт свою голову Кацуки на ключицу, то, растягивая ткань, ложится под бочок, то распластывается у него на животе и начинает лизать мышцы пресса. Тут уж Кацуки не выдерживает и сердито снимает с себя коалу. Тодороки хватает совести выглядеть пристыженным. — Раз не можешь хорошо себя вести, — шипит Кацуки, — то отправляешься на диван. * * * Тодороки выдерживает ровно три минуты своей диванной ссылки. Он царапает запертую дверь спальни до тех пор, пока Кацуки твёрдо не заявляет, что оплачивать ремонт двери Тодороки будет из своего кармана, и вообще, открывать он не намерен. Тодороки уныло плетётся на диван. Кацуки кладёт его на подушку и с победной улыбкой удаляется в свободную от коал спальню. * * * Двумя днями позже в гости заглядывают Киришима и Ашидо: первый напросился, а вторая просто заявилась на порог без предупреждения. Не вытерпев и двадцати секунд её хлещущего через край энтузиазма, Кацуки молча указывает на диван со спящим Тодороки. — О-о, он такой миленький, — выразительно заявляет Ашидо, скидывая обувь и бросаясь к дивану, чтобы уставиться на коалу во все глаза. — Тяжело тебе приходится? — спрашивает Киришима, открыто пялясь на украшающие шею Кацуки царапины. — Нет, — отвечает тот с наигранной небрежностью и пожимает плечами. — Он по-прежнему туп как пробка. Всё тот же самый Тодороки. Киришима смотрит на него. Его губы медленно растягиваются в улыбке. Глаза его мерцают настораживающим Кацуки недобрым блеском. — Очень чутко с твоей стороны о нём заботиться, — говорит он. — В болезни и в здравии, да? Здорово, наверное, заиметь его обратно после месяца отсутствия. Кацуки мрачно скрещивает на груди руки. «Ты что, слепой? Он грёбаная коала, идиот!» — хочется заорать ему, но он вспоминает слова Хацумэ о громких звуках, а Тодороки спит без наушников. Да уж, действительно, в болезни и в здравии, блин. Кацуки сглатывает и делает шаг назад, пропуская Киришиму в дом. И — потому что Киришима снимает обувь, как порядочный человек, а Кацуки хороший хозяин, — он подаёт ему домашние тапочки. — Хватило же ему наглости заявиться в виде коалы. Вконец оборзел. Киришима пожимает плечами. — Никто не совершенен. Миссии, длящиеся целый месяц — тяжёлое испытание. Аннигилировать подпольную сеть по торговле людьми ещё тяжелее. Я знаю, что ты с нетерпением ждал его возвращения... — Кацуки открывает рот, чтобы возразить, и Киришима виновато вскидывает руки, — ...ладно, ладно, молчу. Просто, если тебя это бесит, в следующий раз отправляйся вместе с ним, чувак. — Может, так и сделаю, чувак, — огрызается Кацуки. — Этот ублюдок явно не способен позаботиться о себе. — Кто бы говорил, — хмыкает Киришима, демонстративно постукивая себя по шее в тех местах, где расположены царапины у Кацуки. — Кошмарное зрелище, дружище. — Он жуть какой приставучий, — фыркает Кацуки, смущённо прикрывая шею ладонью. — Знаешь, я читал, что... — Киришима осекается, внезапно принимая такой вид, словно его замутило. — Что? Выкладывай. — Ну, дело в том... — морщится Киришима. — Я на днях читал про коал... изучал тему, сам понимаешь. — Хм, — мычит Кацуки. Он понимает. — И, в смысле, я прочитал об этом в интернете, так что не знаю, правда это или выдумка, но там писали, что... — Киришима проводит рукой под носом и пятится вглубь дома, словно надеясь избежать гнева Кацуки, — твой запах... возможно, его успокаивает? — Хорош заливать. — Кацуки бьёт его кулаком в плечо. — Чувак, я серьёзно! — возражает Киришима, потирая руку. — В смысле, ты же не единственный скучал... — Скучал?! — Кацуки вовсе не визжит, просто его психику подрывает каждое слово этого так называемого друга. Ему нужно срочно доказать, что его выводы абсолютно неправильные. — Я ни капли не скучал, ты... — Боже, — окликает Ашидо из гостиной. — Бакуго, мы поняли, ты сильный, независимый мужчина, который не нуждается в мужчине. Может, теперь повосхищаемся тем, насколько милый твой муж в облике коалы, и пообедаем наконец? — Никакой он не милый, — грубо бурчит Кацуки. И громко добавляет: — Ашидо, не смей фотографировать. * * * Ему тяжело дышать. Воздух густой и с каждый вдохом забивает ноздри. Кацуки ощущает себя так, будто дышит через соломинку, и воздуха не хватает, чтобы наполнить лёгкие. В отчаянии, он размыкает губы и делает вдох, мгновенно закашливаясь от чего-то постороннего во рту. Невольно дёрнув головой, он чувствует пушистую мягкость... Кацуки резко просыпается, распахнув глаза и глотая ртом воздух. На его лице лежит нечто плотное и тяжёлое, и Кацуки хватает это руками. Мягкое. Знакомое. Раздражающее. Кацуки насильно отрывает от себя Тодороки и шипит, когда запутавшиеся в его волосах когти царапают ему скальп и лицо. Отплёвываясь пересохшим ртом, он понимает, что наглотался долбанного меха. История человечества ещё не знает случаев, когда мужчина убил бы своего мужа после превращения последнего в коалу. Сегодня Кацуки Бакуго едва не обеспечил такой прецедент. * * * Он снова переносит Тодороки на диван. И медлит, прежде чем вернуться в спальню. Под влиянием момента, Кацуки бросается к корзине с грязным бельём и достаёт оттуда две свои старые футболки, чувствуя себя при этом полным идиотом. Проклиная Киришиму, он запихивает их Тодороки под голову вместо подушки. Не прекращавший дремать Тодороки поворачивается и зарывается в ткань лицом. Кацуки всего раз гладит его по голове за ушами и идёт спать. Осталось два дня до его обратного превращения. По крайней мере, так обещали. Если Тодороки не вернётся в назначенный срок, Кацуки за себя не отвечает. Он возьмёт дело в свои руки, и зрелище будет не из приятных. * * * Ещё сонный Тодороки сидит у него под боком, когда Кацуки снимает рубашку. Он кладёт антибактериальную мазь на кофейный столик, зачерпывает густую жидкость и наносит на царапины, чтобы ускорить заживление. Когда его рука в третий раз тянется за мазью, Тодороки легонько трогает его когтями. — Двумордый, я пытаюсь избавиться от царапин, а не заработать новые, — говорит Кацуки, не двигаясь, однако, с места. Нахмурив лоб, Тодороки, с решимостью в маленьких глазах-пуговках, шлёпает лапкой по скользким пальцам Кацуки и торопливо размазывает гель по царапине, которую тот пропустил. Ругань на кончике языка Кацуки умирает. Он кладёт баночку мази себе на ладонь и позволяет Тодороки неуклюже обрабатывать свои раны. Наклоняется вперёд, чтобы тому было удобнее достать до спины, и послушно поворачивается в стороны, чтобы Тодороки дотянулся до его лба и скальпа. Тодороки даёт понять, что закончил, глухо зарычав и дважды хлопнув его лапой. Времени ушло куда больше, чем если бы Кацуки сделал всё сам, но дело-то не во времени, на самом деле. Дело совсем в другом — и Кацуки чувствует жжение в уголках глаз, которого не объяснить пощипывающей царапины мазью. Тодороки заползает к нему на колени, смотрит в лицо, опускает взгляд на свои лапы, снова поднимает к его лицу. — Всего неделя, — шепчет Кацуки. — Осталось ещё два дня. Тодороки прижимается к нему, пачкая мазью свою шерсть. Кацуки придётся потом его почистить. * * * Двумя днями позже Кацуки чувствует, как из него выбивает дух нечто очень тяжёлое, приземлившееся сверху. Абсолютно голый Тодороки обнимает его за шею, зарываясь лицом в изгиб плеча. Он лежит на Кацуки ничком, всем телом — уснул у него на груди, будучи коалой. — Ублюдок, — ворчит Кацуки, отвешивая ему шлепок. В горле у него стоит ком, и голос чуточку слезливый. Схватив подушку, Кацуки дубасит ею Тодороки. — Проснись, чтоб тебя. Тот медленно пробуждается, но, проморгавшись, распахивает глаза. — Кацуки, — говорит он с ленивой улыбкой. — Я дома.