Летально

От Оли веет смертью. Эта смерть никого не ищет — она уже давно нашла своих — и теперь слоняется по земле, влача вместе с жалким существованием тёмный балахон. Диме нравится Оля. У Оли большие глаза, хотя, может, всё дело в стрелках. Прозрачная кожа, которая перестаёт казаться мертвецки бледной только ближе к груди, на которую не хватает тоналки. А ещё у Оли умер брат. Дима по-мужски понимает: он тоже мёртв внутри. Вместе с Олей в его спальню крадётся кладбищенское спокойствие. Дима рушится на кровать, к хлёстким пружинам и пыльному покрывалу, пока Оля возится с застёжками и крючками. Подходит к нему, кладя ладонь на плечо. А затем — потолок. Белый, с редкими вкраплениями небрежно размазанных насекомых, пока над Димой не нависнет её улыбающееся лицо. Диме нравится смерть. Её волосы смешно щекочут шею, когда она наклоняется, чтобы оставить на нём клеймо своих мёртвых губ. Становится жарко, хоть окно нараспашку. Врата ада открылись, что ли. Или в общаге наконец-таки включили отопление. Дима лежит, раскинув руки, и смотрит на Олю, погребённый под её одеждой. И ему кажется, что он бы так и умер от счастья, если б, конечно, мог. И он не выдерживает — умирает. Сворачивается клубком, устроив голову на её острых коленях, и закрывает глаза, не намереваясь открывать никогда. Пусть вместо цветов на могилу Оля носит свою одежду. Или ложится рядом и остаётся с ним навсегда. Дима хотел бы, чтоб они умерли в один день, но до него ещё жить да жить. Оля касается холодными пальцами уха и убирает волосы с лица. Он выглядит живей всех живых: раскрасневшийся, тёплый и такой простой. Смерть сложная: в ней прячутся хитросплетения чувств и осколочные скопления затаившихся воспоминаний. В Диме не прячется ничего. Он, в общем-то, этого не скрывает, но больше всего на свете ему хочется спрятаться в этих холодных руках, чтоб его никогда-никогда не нашли.