Char

Джен
G
Завершён
364
Пэйринг и персонажи:
Размер:
4 страницы, 1 часть
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Разрешено только в виде ссылки
Награды от читателей:
364 Нравится 5 Отзывы 87 В сборник Скачать

Часть 1

Настройки текста
Иногда Тое кажется, что Шото послан ему самими небесами. В награду ли, в помощь ли — он не знает. Говорят, четыре — число несчастливое, а Шото в семье четвёртый, но Тою это не волнует. Он обожает младшенького с того момента, как мама вернулась из роддома и показала столпившимся вокруг неё старшим свёрток одеял. Шото смешной, он похож на двухцветного котёнка. У Фуюми и Нацу волосы тоже пёстрые, но иначе, как бы красные пёрышки вплетены, а Шото будто разделён на две равные половины. Как инь и ян. Фуюми говорит, что Шото похож на этот символ, но Тое такое сравнение не нравится. В Шото нет ничего плохого. Даже если когда-нибудь и появится — сейчас он настолько чист, насколько могут быть только маленькие дети, ещё не успевшие никому навредить. Тоя всегда тушуется, когда просит подержать младшенького на руках — как будто это что-то неприличное или постыдное. Мама никогда не отказывает, наоборот, в такие моменты она выглядит не только привычно усталой, но и почти непривычно счастливой, и Тоя даже ненадолго забывает, что у него самого совсем немного поводов для радости. Один из них смешно лепечет и пытается обслюнявить бинты на его руке. У Тои совсем немного свободного времени, но он старается проводить его с мамой и новым младшим братиком. Особенно когда у папы начинается «высокий сезон» и его постоянно нет дома. Это совсем не отменяет необходимости самостоятельных тренировок, но дышать всё равно становится легче. Когда папы нет дома — можно представить, что у них совсем обычная, нормальная семья. Даже почти счастливая.

***

Шото четыре года, и Тоя убеждён, что этот ребёнок соткан из чистых доброты и сострадания. Нет, Фуюми и Нацу тоже очень хорошие, и они намного лучше понимают, что происходит в их семье, но Шото… Хоть он и не понимает, но он всё видит, делает свои по-детски наивные, но не такие уж неправильное выводы. И старается помочь, насколько может, чем может. Шото повезло, у него ледяная причуда, поэтому отец его не трогает. И хорошо. Льду не место рядом с огнём — в этом горькая ирония их семьи. Пусть и у него будет только лёд. Тоя рад. Пусть у младших будет нормальное детство, нормальная жизнь. Особенно у Шото. Тоя правда рад, и даже не завидует — пусть лучше будет так. Пусть огонь будет только у него самого, он старший, он справится. Наверное. После отцовской муштры Тое всегда плохо, и он уходит как можно глубже в окружающий дом сад, чтобы младшие не видели и не слышали. Старший брат ведь должен быть сильным. У него с этим с рождения не задалось, единственное, что в нём есть сильного — это причуда, и тело не справляется. Он просто родился слишком слабым для собственных сил. Поэтому после тренировок он прячется от всего мира. Стыдно, ему уже почти тринадцать, а он сидит, скрючившись, за мамиными рододендронами и старается плакать хотя бы не слишком громко. Чтобы младшие не нашли. Но Шото всегда его находит. Подходит так тихо, что Тоя даже не слышит звука его шагов, возникает перед самым лицом. — Тоя? Шото никогда не называет его «братиком», как Фуюми и Нацу. И не делает испуганное лицо, когда видит свежие ожоги, которые Тоя ещё не успел скрыть под повязками. Хмурится только. Слишком серьёзное выражение для почти кукольного детского лица. — Тебе больно? — спрашивает Шото. У него разноцветные глаза, серый и голубой, и поэтому Тое кажется, что на него смотрят сразу два человека. С двойным беспокойством. Тоя пытается ответить, помотать головой, хоть как-то отреагировать, но тянущая боль ожогов перетянула и горло, поэтому получается только невнятно всхлипнуть. Позорище… какой пример он подаёт младшим?.. — Н-нет, — собственный голос звучит сдавленно и жалко. — Ты обманываешь, — брови у Шото тоже разноцветные, недовольно сведённые на переносице. — Так нельзя! Тое много чего нельзя. Быть слабым, например. И плакать перед младшими. Он правда очень старается, но сегодня у него ожоги даже на лице — слабые, как он сам, если правильно обрабатывать — даже следов не останется, — но оттого не менее болезненные, и глаза слезятся против воли. — Мама будет плакать, — хмуро говорит Шото, отводя взгляд. — Мама всегда плачет, когда тебе больно. Тоя знает. Он хотел бы хоть что-то с этим поделать, но не может. Он ничего не может, даже просто перестать рыдать. Несколько долгих секунд Шото выглядит растерянным, а затем упрямо поджимает губы. — Сейчас… мне мама показывала, вот… У меня уже получалось, правда! Тоя не сразу понимает, что Шото пытается сделать, почему, насупившись, сверлит взглядом свою руку. Поэтому титаническим усилием воли всё же заставляет себя успокоиться и собраться. — Ты поранился? Дай посмотрю… — Вот, получается же, смотри, смотри! Толком посмотреть Тое не удаётся — Шото подносит ладонь к самому его лицу, и обожжённую кожу обдаёт прохладой. Там, где Шото почти касается его щеки, боль утихает, её стирает без следов и разводов, как мел со школьной доски. С другой стороны лицо продолжает полыхать — до тех пор, пока Шото не перемещает ладонь. Семейный врач говорит, что у Шото очень редкий случай химеризма, поэтому у него два комплекта элементов Плюс Альфа, и может быть задержка или рассинхронизация в проявлении причуды. Так и получается, Шото пока может пользоваться только правой стороной. — Так не болит? — спрашивает Шото, ощупывая взглядом покрасневшие теперь уже от холода щёки Тои. Тоя даже не знает, что облегчает боль сильнее — холод или искренняя забота. Не знает, чем он эту заботу заслужил. — Не болит, — улыбаться тяжело, обожжённая кожа кажется натянутой, как слишком сильно надутый мяч, но не улыбаться невозможно. — Спасибо, малыш Шото. Тое очень хочется его обнять, но руки обожжены до самых плеч, лучше даже не пытаться. Со стороны похоже, будто он просто сильно обгорел на солнце. На солнце. В середине октября. — Дай руку, — просит Шото, и он до того насупленный и сосредоточенный, что это одновременно смешно и трогательно. Тоя шумно вздыхает, когда холод, почти видимой белёсой дымкой окутывающий ладонь Шото, расплывается и впитывается в его кожу, остужая и унимая тягучую боль. Это длится довольно долго. Наверное. Или всего несколько минут. Или целый час. Тоя совсем теряет счёт времени, смотрит, как заворожённый, на Шото, который предельно сконцентрирован, чтобы не подморозить его руки — для ребёнка это вообще нормально? Тоя почти уверен, что Нацу в этом возрасте и трёх минут спокойно просидеть не мог. Но, с другой стороны, это же Шото, он не «нормальный», он самый лучший. — Вот так должно быть лучше, — всё с той же почти смешной серьёзностью говорит Шото. Ладонь у него совсем красная от холода, и Шото пытается спрятать её за спину. Не успевает: Тоя ловит его руку, осторожно сжимает пальцы — холодные и мокрые, кое-где на коже ещё даже не успел растаять лёд. — Просто холодно, — бормочет Шото, опустив взгляд. — Так бывает, если долго… всё в порядке, правда! У Шото нет никаких причин травмироваться причудой. Ему не должно быть больно — для этого есть Тоя, он старший, он как-нибудь справится. А пока он осторожно растирает ладонь Шото — какой же он маленький, весь он, и ладонь совсем крохотная, — пока кожа не становится тёплой наощупь. Тое не привыкать — когда Фуюми и Нацу учились использовать причуды, они тоже постоянно перемерзали. Но не из-за него. Тоя правда очень рад, что у Шото нормальное детство. Жалеет только, что у него самого слишком мало свободного времени, чтобы проводить его с младшеньким. Кроме как в такие моменты — безгранично редкие и ценные. — Тоя, тебе же будет больно! — протестует Шото, когда Тоя его обнимает. Но протестует не слишком активно, не пытается ни оттолкнуть, ни отстраниться. — Всё хорошо, — Тоя не врёт, ему правда намного лучше. Конечно, перед сном он всё равно примет лошадиную дозу обезболивающего, и противоожоговой мази уйдёт по меньшей мере полтюбика, но сейчас ему настолько хорошо, насколько это вообще возможно в его состоянии. Шото смотрит на него с подозрением, почти обиженно надув губы. — Точно-точно? — Точно-точно, — Тоя отстраняется совсем чуть-чуть, чтобы Шото видел его лицо, видел, что он точно-точно не обманывает и даже не шутит. — Ты меня спас, настоящий герой! И Шото, наконец, улыбается и выглядит ребёнком, совсем обычным, а не взрослым не по годам, и обнимает его за шею — осторожно, бережно, чтобы не задеть ожоги. И Тое кажется, что какими бы суровыми ни были его тренировки, их вполне можно будет пережить, только бы младшенький продолжал вот так улыбаться. А затем у Шото появляется вторая причуда, и вся его жизнь летит прямиком в ад.
Отношение автора к критике
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.