Mortals with potential of a supermen

Надежда – вещь хрупкая, балансирующая на грани твоего настроения, твоих отношений и наполненности твоего кошелька. Жизни не обязательно быть невыносимо тяжелой, чтобы надежда растаяла в руках без шанса на восстановление, ей достаточно стабильно протекать сквозь потолок. Подставить под протечку ведро первое время работает. Вот и я упорно сжимала зубы, меняя низкооплачиваемую работу на другую похожую, думая, что рано или поздно капать на макушку перестанет, меня спасет терпение. Наступать своим амбициям на горло я научилась, питаясь надеждой. Однако отсутствие перемен делает невообразимые вещи с человеческим мозгом. За уходом надежды тянется запах скорого прихода смирения, которого я ждала, скидывая в конце дня фартук на кухне ресторана, где работала последние три месяца. Этот глухой удар плотной ткани о железное покрытие всегда казался мне громким, самым громким и многозначительным событием моей жизни. Завтра смена судомойки закончится, настанет пора изящных вальсирований официантки с высокой прической и красивым макияжем. Ура. Спасением сегодняшнего вечера на этом проклятом неспящем острове Манхэттен служил мой поход на концерт филармонического оркестра, в котором участвовала моя бывшая одноклассница, Кара. Первая виолончель, хотя несколько лет назад этот инструмент, требующий стальной выдержки и каменных мозолей на пальцах, ей вовсе не давался, все норовил упасть или сфальшивить, недовольно заскрипеть. Конечно, легко говорить, лежа на диване, ничего не добившись, даже когда представлялась возможность. Раньше на задворках скреблась мысль при взгляде на своих когда-то друзей и их успехи «Я могла быть среди них», «Я могла лучше», но теперь я охотно получаю их приглашения для оценки трудов: выставки, концерты, спектакли. Наверное, это смирение. Гита Кроул, потребитель – вот с какой мыслью я жму людям руки. Точнее, ничьи руки я давно не жала, работа не предусматривала тактильный контакт. Не то что бы я об этом сожалела... Стук обшарпанного жестяного поезда в тоннеле метро задавал ритм зубрежке новых спецпредложений. «Лучший бостонский пирог Нью-Йорка с уникальным легким тестом коржей и давним рецептом низкокалорийного заварного крема»... Отрада для женщин за тридцать, беспокоящихся о своем застарелом целлюлите, кто бы им объяснил, что заварной крем по определению не может быть низкокалорийным. Я по привычке оглянулась на множество пустых мест, темноту по другую сторону стекла, слилась с шумом и тряской, закрыв глаза. Руки сами сминали грязные листы с хлипкой скрепкой, мудреные названия и эпитеты, подобранные блистательными выпускниками литературных университетов, скручивались в трубку. «Неправильный настрой перед такой культурной программой, — подумала я, — какого хрена я вообще стараюсь?... Все равно до завтрашнего вечера не запомню». Небольшая квартира напротив Линкольн-центра давала некоторые преимущества перед сегодняшним мероприятием – можно было дойти пешком даже на самых неудобных каблуках. Наряжаться я не собиралась, да и задерживаться как гость тоже. Слышать заданные из вежливости вопросы и замечать неловкое опускание головы очередного почитателя классической музыки, с немым вопрошением «Что ты здесь забыла?». Посижу пару часов, и на боковую, завтра рано вставать. На крыши высоток и низких бетонных коробок опустились холодные сумерки, покрывая камень и металл тончайшим налетом узорчатого инея, таявшего от долгого прикосновения пальцев. Зимний Манхэттен становился менее приветливым, нежели в другое время года, словно съеживался под покрывалом мороза сам, кутая в него своих жителей – всегда задумчивых, ничего не замечающих. Я всегда знала, что этот мир гораздо сложнее, чем мы привыкли о нем думать с самого детства. Этот город так суетлив и подвижен, что не успеваешь уловить нечто странное, незаурядное, похожее на иллюстрации к книгам с легендами или историями о тех, кто пугает нас. Принято бояться других людей, потому что... куда уж хуже? Кто может быть страшнее человека, которому под силу спрятаться в толпе, наполненного чем угодно, от грубости до садизма? Те, кто не в силах спрятаться. Те, кто не похож. Я захожу в темную квартиру с задернутыми плотными шторами, превращающих этот аквариум в закрытое посещение. Кучи одежды на кровати и стульях принимали облик горбатых черных существ, безмолвно поджидающих своего хозяина. Шумно выдохнув, я начала стягивать холодные сапоги, намеренно позвякивая ключами, дабы развести густую тишину. Разговоры с самой собой никогда мне с этим не помогали. Я, попутно включив свет в комнате и на кухне, поставила чайник и открыла стиральную машину. В поблёскивающем барабане виднелись спутанные бретельки бюстгальтера и скомканные футболки бывшего парня, с которыми я не смогла когда-то расстаться, чего не скажешь о нем. В двадцать лет не думаешь о том, стоит ли заводить отношения с человеком, которому они в принципе не нужны. Сейчас мне хочется думать, что в этой области я поумнела. Со свистом проходящего сквозь крышку пара из чайника, я закинула близлежащие и предположительно несвежие вещи в машинку и села на нее, закуривая. Через какое-то время она шумно затряслась подо мной, разминая затёкшие после трудного дня филейные части тела. Стряхивая пепел в железную раковину с парой грязных тарелок, я мысленно решила надеть теплое платье-футляр с теми кожаными сапогами, которые купила неделю назад и даже ни разу не распаковала. В предплечьях неприятно засвербело, отчего, поморщившись, я растерла грубую кожу под локтями. Уплотняющиеся ткани на ощупь начали напоминать персик, мягкость человеческой кожи в сравнении с этим казалась наждачкой, вены из сине-зеленого естественного цвета переходили в темный, подрагивали. Пропустила вечерний укол, получай результат. Выкинув недокуренную сигарету, я спешно зашла в ванную, открыла шкафчик с зазвеневшими от количества ампул полками. Бросая пакеты с новыми шприцами на тумбочку, я зубами открыла ампулу с янтарной жидкостью и аккуратно поставила ее на край раковины. Что это за болезнь? Если бы ее можно было так назвать... Я размышляла об этом каждый раз когда вонзала иглу в набитое и исколотое место, предварительно перетянув руку до бледнения и краснения исстрадавшейся кожи. Мои приемные родители в замешательстве отворачивались от меня, испуганной и заплаканной, с отходящими слоями переливающейся кожи, явно отличающейся от любых других оттенков, шепча никому не говорить об этом. Обратиться за помощью было не к кому, отец настойчиво отклонял любые просьбы отвести меня хоть к кому-нибудь показаться, а мама лишь успокаивающе гладила по голове, помогая привести себя в порядок. Дабы вернуть себе человеческую фактуру, меня посадили на тысячи видов препаратов, которые впоследствии подавили все «дефекты». Я не считала серо-перламутровый цвет кожи и некоторую шероховатость дефектом, но понимала, что это лучше скрывать, при этом не испытывая чувства обиды или стыда, по крайней мере спустя время. Вопросов было так много, что я отчаялась когда-либо найти на них ответы, оставалось просто плыть по течению и не мешать таким как моя семья жить в спокойствии за свою репутацию и жизнь. То, что действительно беспокоило меня все эти годы, что они не были шокированы, а приняли все как есть. Современный человек вечно ищет повод для сомнений и верит в подвох в обыкновенной родительской любви. Надо меньше смотреть телевизор. Я, тряхнув рукой, собрала светло-пшеничные волосы к затылку и заколола первой попавшейся заколкой. Отражение презрительно окинуло меня беглым взглядом и за мгновение уставилось в глаза строго напротив своих. Оказывается, мне жутко не идут этот цвет, эти глаза, этот подбородок... У меня было божественное преимущество перед остальным миром – за определенное время я могла полностью изменить собственное тело, просто напросто снимая застарелые слои кожи, не без допинга, – от обезболивающих до кислот –, но так или иначе. Это распространялось даже на плотные кости, которые легко переносили вынужденные переломы. Сегодня я один человек, завтра другой. В юности я многие годы подражала узким глазам и круглым лицам родителей, в университете красивым одногруппницам и знаменитостям, что создавало невообразимую путаницу, и в один прекрасный день я осознала, что не могу вспомнить, когда это началось, поэтому остановилась, изредка меняя цвет волос и прочие мелочи, подвластные другим женщинам. Потери такого «развлечения» я не ощутила, на душе возникла легкость, переросшая в пустоту и равнодушие к себе. Этот дар, как бы многие назвали это, несмотря на высокую цену в качестве здоровья, мог бы изменить чью угодно жизнь в один миг, но в конечном итоге она бы пришла к пожинающему мной результату – бессмысленности. Оттянув кожу в районе скул, я взяла звякнувшее лезвие с пластиковой ручкой и сделала надрез на прозрачной ткани. Узорчатый слой снимался как клей с подушечек пальцев, главное, вовремя остановиться, иначе можно дойти до тонкого места, и пойдет кровь. Я смазала оголенные участки кожи жгучим кремом и сразу же запудрила их, уже печально осматривая себя. Кто ты? Не знаю, никто не знает. Возможно, это идеальный вариант для такого большого города. Быстро переодеваясь, я свободной рукой открывала коробку с напиханной бумагой и сложенными сапогами и чистила платье от заметных ворсинок. Надеюсь, поход того стоит. Перед самым уходом я вновь вслушалась в тишину, провожающую и встречающую меня день ото дня. Мне не было одиноко настолько, чтобы начинать поиски любовника, однако завести кота я бы не отказалась. Собака слишком преданна и требует внимания, это разбило бы мне сердце. И снова холод, оживленные улицы и духота фойе, где мнутся мне подобные; разве что, бесспорно, умнее. Я несильно сминала входной билет, удрученно рассматривая людей, группировавшихся от двух и больше, решая, не жалею ли я. Не самое веселое мероприятие, таким же образом я могла провести время на шумной выставке или презентации в клубе, жизнь потребителя открывает перед ее обладателем все двери. Бархатное простое кресло дало мне понять, что устроить свою тушу как следует на ближайшие три-четыре часа мне не удастся, придется ерзать. Рассеянный желто-белый свет заставлял часто моргать, силиться не заснуть, даже с таким бодрым музыкальным началом как это. Я встрепенулась с вполне искренним желанием втянуться в происходящее – я следила за ловкими пальцами Кары в третьем ряду виолончелей, сидящей чуть впереди остальных, за нервными и экспрессивными подрагиваниями дирижера, и нещадно тягучее время в какой-то момент натянулось как струна на любой из присутствующих скрипок и замерло. Стены и многоэтажные уровни зрительского зала словно пошатнулись, что не могло не сбить оркестр и заставить всех недоуменно переглянуться. Тишина, перекочевав из моей квартиры, настигла меня и здесь, в следующую секунду рассыпавшись на миллиарды огненных осколков, ослепляющих глаза и ранящих кожу. Никто не успел сообразить, что произошло, просто нечто с пронзительным криком прошлось по нашим головам, придавливая к земле, погружая все в бело-красное пламя. Несмотря на всепоглощающую боль я попыталась подняться и хотя бы оглянуться в поисках выхода, но дым и огненные языки жалили кожу, отдаваясь болевым шоком. Не знаю, как долго продержалась бы, если горящее перекрытие не ударило по голове, отключая сознание, вероятно, навсегда. *** — Милашка, как же тебя так угораздило?... — с сожалением возмущалась сидящая на огромной кровати Тина, обрабатывая рану на плече шикнувшей брюнетки. Лиз спокойно переносила боль, но когда к саднящему жжению прибавлялся спирт или перекись, становилось неприятно. — Я же сказал тебе уходить! Почему-то из нас двоих указания даешь только ты, а меня можно игнорировать! — снова включая циркулярную пилу упрекающе крикнул Хеллбой; электрический рев заглушил вещающие колонны десятков телевизоров, в стороны забрызгали искры. — Интересно, почему, — ехидно заметила темнокожая, шутливо хлопнув Шерман тяжелой кистью, отчего та тоже усмехнулась, хоть и понимала, что в этот раз женская гордость и желание погеройствовать явно не сыграли ей на руку. Благо, порезы были не очень глубокими, та канализационная рептилия не успела ее толком задеть, зато Лиз смогла уничтожить все их будущее потомство, которое могло превратиться в таких же смертоносных тварей, с какими им пришлось столкнуться несколько часов назад. — Жить буду, — вздохнула пирокинетик, оглядывая наложенный бинт. — Спасибо, — она посмотрела на, вероятно, единственную женщину в этом заведении, которую она могла назвать подругой. Тина Рассел казалась последней, кого можно было представить важнейшим сотрудником БПИО – пышнотелая взрывная дама с ненормальной любовью к едким цветам и музыке r&b, напоминающая скорее смущающую родственницу какого-нибудь агента, нежели ученого с двумя докторскими и эксперта по физиологии паранормальных существ. — Да, какие проблемы, — фыркнула девушка, поправляя осветленные завитки, собранные у лба. — В следующий раз дай большому парню разобраться со всеми монстрами, — прищелкнув, она развернулась к демону, стоящему возле зеркала в другом конце комнаты, — Э-э, дорогуша, это никуда не годится! — Тина подошла к нему и указала на спилы рогов, — ты перестарался, а как же пропорции? — Что? — непонимающе нахмурился Красный. — К твоему типу лица это совсем не подходит. Посмотри, какая у тебя башка, почти тыква! — Рассел развернулся его ладонями к зеркалу; Лиз, вытянувшаяся на кровати рядом с пригревшейся кошкой, с улыбкой наблюдала за ними. — Думаешь, мы, женщины, зря об этом паримся? Ошибаешься! Тебя это тоже касается, длина рогов кардинально все меняет!... — к счастью или нет, но Хеллбой мало что понял из всего произнесенного и беспомощно обернулся на смеющуюся брюнетку. — Ты тоже так считаешь? — Хоть под корень пили, ты мне не разонравишься, — ласково отметила она, чем вызвала у него мечтательную улыбку. Несмотря на солидный возраст, он, как все вокруг убедились, в определенных вещах никогда не повзрослеет. Комната озарилась красным свечением и противным тревожным сигналом, что заставило Шерман подняться. — Нет, ты никуда не идешь, — каменная рука остановила девушку на пол пути, отчего та недовольно взглянула на мужчину. — Мы только что вернулись, на тебе лица нет. — Неправда, я отлично себя чувствую, — отмахнулась Лиз, сдув черную челку со лба. Она плохо спала последние два дня, тело ломило от усталости, в чем она не признавалась даже себе, однако темные глаза всегда ее выдавали. — Как часто я прошу тебя остаться? — желтые глаза внимательно уставились на нее, на что она лишь поджала губы, признавая его правоту. — Так же часто, как тебя ранят. Расслабься на один вечерок, позалипай в телевизор и ложись спать, не жди меня. — Не оставляй меня с Тиной, я не готова смотреть «Секс в большом городе» в очередной раз, — решив напроситься процедила Шерман, взявшись за его другую руку. — Я вообще-то слышу, — досадливо пропела устроившаяся на кровати у телевизора Рассел, пересадив к себе на колени двух молодых кошек, еще пару недель бывших котятами. — Когда будет совсем невыносимо, можешь устроить пожар, — пожав плечами, Красный поцеловал девушку в висок и вышел за дверь, напоминающую огромную створку сейфа. — Будь осторожен, — запоздало произнесла Лиз, приподнимаясь и опускаясь на носочках, смотря на уже закрытую дверь. Все коридоры Бюро ожили буквально в одно мгновение – отдел экипировки собирал выбранных для миссии агентов, фуры, некогда использовавшиеся как мусоровозы, загружались спецоборудованием. Для рядовой миссии (а такие редко выдавались) подготовка была чересчур большой, значит, либо придется далеко ехать, либо Нью-Йорк и Джерси потерпели колоссальный урон. — Угоните пожарные машины, там уже все потушили! — громко распоряжался Мэннинг, снова «великодушно» принявший пост руководителя операцией. Как минимум каждый второй сотрудник при виде его думал, чего же ему не сидится во главе Бюро, и почему бы не назначать вице-руководителей, но всегда молчал. Разумеется, кроме Хеллбоя. — Эй, Красный! — обратился к демону агент; тот рассчитывал остаться незамеченным и выругался. — Опаздываешь! Надеюсь, ты помнишь условия! — Ты про этичность с начальством или скрытность? — насмешливо уточнил мужчина и поднялся в отведенный для них грузовик, где его уже ждал разбирающий свое снаряжение человек-амфибия. — И то, и другое, — Мэннинг оставил свои попытки быть грозным и скомандовал закрыть за Хеллбоем железную панель. — Эйб, — натягивая на плечи бежевую крылатку поздоровался Красный, бросив беглый взгляд на друга. — Не суждено нам сегодня выдохнуть, а? — Не говори. Я уже линзы снял, как... — как-то обреченно хмыкнул Сапиен, сделав плавный жест, намекая на вызов. — Впрочем, неудивительно. — Я видел пожарных. Неужели я дождался дракона? — усмехнувшись, Хеллбой опустился напротив затонированного стекла и откинул обойму большого черного пистолета. — Пока не знаю, но сожжено два здания Линкольн-центра и ближайшие жилые дома в радиусе трех кварталов. Определенно, это что-то большое, — на вдохе шевельнул жабрами он, надевая воротник-трубку с булькающей водой внутри. Иногда Аврааму удавалось обходиться и без этого, проводя много часов на человеческой дыхательной системе, но на иссушенной огнем местности ему была необходима вода. Красный оценивающе присвистнул, неуверенно глядя на пистолет в руках и прикидывая, что существо таких размеров оценит эти пули как щекотку, и что понадобится что-то посущественнее. — Кстати, — перевел тему Эйб, — где наш очаровательный эксперт по огню? — в любой другой день он бы сказал «Лиз», но неготовность и утомленность взывают к более подначивающему и даже слегка раздраженному тону. Если вечно невозмутимый и нейтральный Сапиен дает себе слабину, то что же с остальными? — Я здесь, — развел руками демон, но увидев выжидающее выражение скупого на эмоции лица амфибии, закатил глаза. — ... Она устала, я попросил ее остаться. Лиз теряет бдительность когда находится в таком состоянии, а потом начинает беситься. — Она хочет помочь, это способ самореализации, а если она почувствует чрезмерную опеку, жди чего доброго, — рассудительно ответил Синий и надел водяные очки. — Да я только «за»! Я без ума когда мы на миссии вместе, от того, как она работает, — воодушевился мужчина. «Без ума ты бываешь на любой миссии», — снисходительно отметил Эйб про себя. — Но иногда ее заносит... И нельзя предсказать, как она отреагирует. — Она давно не выбиралась на задания, мы оба знаем, почему, — намекая на ее долгое пребывание в изоляции клиники сказал Эйб, — может, дело в другом, не берусь судить. Вам виднее. Тем временем голодные до первенства журналисты толпились вокруг огороженных тлеющих руин, освещенные камерами зачитывали сообщения примерно одного содержания – огромный и молниеносный пожар, десятки жертв, здания сожжены до основания, выживших можно пересчитать по пальцам, Бог сохранил тех, кого не было дома или в этом районе. Все пожарные службы города Нью-Йорк и пригорода беспрерывно работали, а их начальство, стиснув зубы, отсчитывало им премиальные за сверхурочные. Мертвых вывозили медленно, но равнодушно, как манекенов или фигуры из сгоревшего музея мадам Тюссо – жалости к каждому не напасешься. В этой суматохе под тихим и неспешным снегопадом агентам БПИО удалось занять свободный переулок между уцелевшими высотками, покрытыми копотью. Все прибывшие разделились на группы, прочесывающие сгоревшие участки с приборами распознавания паранормальной активности. Самая действенная из них – непосредственно, агент Сапиен, – отправилась, как им показалось, в начальную точку, Линкольн-центр. — Судя по вскрытому асфальту, — Авраам осторожно ступал на крупные куски камня, — оно двигалось по земле как раз оттуда, — он указал в сторону от дымящихся прожженных балок некогда зрительных залов. — Так или иначе, как оно попало в центр города? — Вариантов немного: из-под земли или с воздуха, — освещая фонариком дорогу сказал давнишний агент Картер, всегда прикрывающих «уникальных» членов команды. — Меня больше волнует, куда оно делось, — настороженно произнес Хеллбой, бестолково осматриваясь – он не знал, что именно они ищут, в его личные задачи входила поимка монстра, который прятался, вероятно, далеко отсюда. За годы работы члены Бюро ко многому привыкли, однако обход множества трупов всегда давалось с тяжестью в ребрах и под ногами, голову одолевала ноющая боль, и вместо сожаления приходила растерянность. Их не вернуть, всегда нужно об этом помнить, иначе недолго спятить. Синий стянул перчатки, на манер лживого экстрасенса с телевидения проведя руками в воздухе, и прислушался к собственным мыслям. Рядом с ним возник молодой агент с деревянным ящиком, в котором хранились старые книги с, возможно, нужной информацией. — Определился с нашим пациентом? — раздался по передатчику голос Хеллбоя. — Есть одна идея... — амфибия зашелестел страницами. — Если я прав, то советую собраться: их называют глоу, вымирающий вид. Изначально размером с собаку, но подпитываемые энергией звезд становятся больше, сильнее, неуловимее. Живут... — он замолчал, перебитый возмущенно-испуганным «Черт!». Если бы Эйб мог нахмуриться, он сделал это, тем не менее, ограничившись немой озадаченностью, он проследовал за ушедшим вперед напарником. — Что произошло? — Продолжай, мне просто показалось, что кто-то дотронулся до меня, — с нехорошей усмешкой Красный посмотрел под ноги и тут же посерьёзнел – ему почти удалось отвлечься от мертвецов. — В общем, тебе предстоит сразиться с существом, тысячелетиями копившее звездный огонь. Глоу обитают в облачном слое и оседают на земле когда слабы или же наоборот, при переизбытке энергии им нужно, скажем так, разрядиться, — Эйб вновь остановился, опустил голову, чем насторожил друга. — Ну-у, и как всегда нигде не сказано, как его прикончить, — разочарованно продолжил за него Красный, — прекрасно. — Отойди, — Сапиен присел на корточки подле обуглившийся фигуры с согнутыми ногами и повернутой головой. — Убить его можно только после того как он растратит свои энергетические запасы, наберемся терпения, что для тебя, я знаю, непросто. — Ха, — надменно фыркнул демон, вскинув голову. — Погоди, что ты делаешь? — как очнувшись, спросил он, наблюдая за Авраамом. — Все сгорели практически дотла, — посмотрел на него Синий; костюм шумно циркулировал воду. — Видимо, тебе не показалось, ибо угли не истекают кровью. Пульса нет, или очень слабый, — амфибия выпрямился. — Судя по строению, это женщина. Находясь здесь, она не смогла бы выжить, это невозможно. — Хочешь, я ее оживлю, допросим как свидетеля? — звеня амулетами на поясе предложил Хеллбой. — Не уверен, что это уместно. Я почти не слышу ее... Мне нужен мешок, — раньше ему не приходилось собирать такие образцы, поэтому ничего другого не придумалось. — Ты никогда прежде не звучал так цинично, Синий, — подзывая другого агента, подначивающе хмыкнул демон. Амфибия мысленно стушевался и извинился перед безымянным и аморфным телом, старательнее вслушиваясь в его неопределенный голос. Выполняя роль «мозга» в команде год за годом, волей-неволей научишься применять логику. Самый внятный вариант – выжить при таких обстоятельствах могла помочь только регенерация, на кою это вовсе не походило, тела как такового почти не было. В этот момент находятся предлоги и оправдания, мол, надо хотя бы изучить, показать Тине, в конце концов, никто ничего не теряет, только приобретает. Добрые намерения всегда теснились с научным интересом, по крайней мере, у него. «Засек движение, повторяю, засек движение на Дейтон-роуд! Красный, оно спускается под землю, здесь все пылает!» — спешно проговорил агент по ту сторону канала. — Черт, опять канализация! — сорвался с места демон, оставляя других помогать напарнику. *** Неторопливо тянулась предотчетная неделя – все высланные за пределы страны агенты должны были вернуться и отчитаться за месяц работы, Бюро приводило себя в порядок перед штатной проверкой, что больше всех беспокоило, конечно же, директора Мэннинга. Его смущало новое исследование в лаборатории; после пожара и поимки его виновника команда привезла некогда бывшее человеком тело, по показаниям агента Сапиена, почти живое. Тина освободила реабилитационную палату, хотя смутно понимала, что с «ней» делать – обуглившаяся плоть почти не держалась на костях, однако приборы показывали, что где-то в грудной клетке теплится жизнь и есть некое подобие сердцебиения. «Похоже, ее защищают ткани. Они достаточно плотные, чтобы уберечь пусть и от такого мощного взрыва, тем не менее, они разрушены, и раны не заживут, пока...» — женщина поморщилась, стаскивая с предплечья девушки черную корочку, обнажая мышцы. «Остается только надеяться, что кожа регенерирует. Неизвестно, останется ли она в живых, не говоря о том, очнется ли вообще», — вздохнул главный ученый и эксперт по подготовке биологов Ричард Гарнс, отвечающий за весь отдел всего Бюро. Именно он когда-то привел Тину сюда, предварительно зарекомендовав как лучшего специалиста в своей области. «Освежевав» девушку, за ней решили просто наблюдать, поддерживать в исходном состоянии, что дало свои плоды уже через четыре дня – ожоги становились глянцевыми и бледными, на выпирающих зонах костей, таких как колени, локти, ключицы и позвоночник, кожа уплотнялась, как у крокодила или анаконды, особенно глубокие раны не затягивались, и время от времени новенькому лаборанту дозволялось их обрабатывать. На какое-то время о ней удалось даже забыть, вернувшись к повседневной работе, если это слово уместно. Гита не рассчитывала прийти в сознание когда-либо, поэтому она больше испугалась, чем обрадовалась, открыв глаза. Ослепляющий белый свет ударил по освоившимся в темноте глазам, к мозгу и сердцу понеслись стрелы тупой боли, подведя девушку к итогу, что она жива. Обезболивающе поступали в ее организм дозированно, на случай «чуда», так или иначе, тело казалось свинцовым от долгого лежания в одной позе и перенесенных ожогов. Размеренный писк над ухом, капельницы и яркие лампы – похоже на больницу, подумала она. Кроул с трудом оторвала голову, осматривая нагое неподвижное тело. Серо-черные переливы прерывались кипящими ожогами на боку и ногах, подобным ощущеним обдавало щеку и левое ухо. Сухие и искривленные ранами губы задрожали, толстые темные ногти вонзились в только-только затянувшиеся ладони, что вызвало хриплый и глухой возглас. Поморгав, Гита откинула голову и зажмурилась, обессилено простонав. Не то что бы она была не рада вернуться из мертвых, шок и абсолютное неверие в происходящее перебивали любую мысль, появившуюся в ее голове. До девушки внезапно дошел холод металлического стола, развевающий все догадки о больнице – на таком столе может оказаться только труп или готовый для вскрытия. Ужаснувшись, девушка качнулась, поднимаясь и свешивая ноги к ледяному керамическому полу. Охлаждение снимало подступающую боль, и, дабы окончательно встать, Гита вынула все иглы из рук и отцепила датчики; прибор протяжно запищал, как если бы не было пульса. Медленными шагами она направилась к выходу, машинально ощупывая макушку. Волосы отросли до степени мальчишеской стрижки под ежа, что когда-то ей позволяло отращивать волосы за рекордные сроки. Кожа предательски ныла и зудела от любого шевеления, словно прося содрать ее опять. Как в таком виде выбраться отсюда? Кроул вышла в коридор со снующими туда-судя незнакомцами, повсюду стояли витрины, как в музее, с разнообразными артефактами, в основном золотыми, остальным – серыми стенами и простирающимися вдоль лампами, железными дверьми – обстановка напоминала военную базу. Девушка свернула налево, следуя за потоком озиравшихся людей в халатах и костюмах. Странным было то, что на нее не глазели как на нечто поражающее, будто каждый день мимо них проходят зомби. Тупя взгляд себе под ноги, Гита уверенно шла в неизвестном направлении, искоса осматриваясь и подавляя ужас, замечая пугающих существ в раскрытых комнатах, которых сдерживали сотрудники как диких животных. Что это за место, вертелось у нее в голове, пока она не вышла в холл, где остановилась как вкопанная. Рядом с обыкновенной на вид девушкой стоял самый натуральный черт – красный массивный мужчина в плаще и спиленными рогами удерживал огромной каменной рукой маленькую в сравнении с ним белую кошку. — У нас и так много, какая эта по счету? — сетовала на демона брюнетка, скрестив руки. — Ей было холодно, на минуточку, на дворе не месяц май! Повезло, что она не померла от голода, да, моя хорошая? Тебе будет здесь тепло и сытно, — низким басом приговаривал он, свободной рукой почёсывая кошке грудку. Гита сделала шаг назад, полностью ошеломлённая, что сразу заметил красный человек. Столкнувшись с взглядом желтых глаз, девушка попятилась назад, силясь не убежать в такую же неизвестность, в которою она шла. Дьявол не напугал ее (особенно бережно держа дрожащего котенка), однако весь его вид просто не мог не натолкнуть на отход. — Эй, дамочка! — Кроул, развернувшись, почти убегая, направилась обратно по коридору, где уже готовые ее остановить агенты выудили пистолеты и навели на нее, вежливо произнося «Мэм, остановитесь». — Кто вы все такие? — в отчаянии сказала она так тихо, что, сжалившись, Лиз подошла к ней, разгоняя всполошившуюся толпу. — Все в порядке, не бойтесь, — пирокинетик побоялась коснуться незнакомки, поэтому просто встала напротив. Даже видавшую виды Шерман заставило вздрогнуть это зрелище – вот что делают с людьми ее способности. Обгоревшая и будто разлагающаяся девушка пошатнулась, согнув ноги, Лиз механически подставила ей руку для того, что бы та не упала. — Ну, и дела, — протянул подошедший Хеллбой. — Добро пожаловать обратно на грешную землю! — Не думала, что именно Вы мне это скажете, — скривила губы в странной усмешке, выдающей страх, Гита, на что Красный, с секунду подумав, усмехнулся. — Что здесь происходит? — бесшумно подошел к ним человек-амфибия, Кроул неприлично приоткрыла рот. Определенно, количество увиденных странностей несоотносимо со временем. Светло-бирюзовая полосатая кожа блестела от влажности, темно-зеленые непроглядные глаза без век уставились на девушку с неопределенным выражением. — Боже, вы очнулись. Как себя чувствуете? Кроул оторопела, выбирая, на что реагировать, и лишь бездумно отвела глаза. Пришло бы ей вчера в голову стоять не живой, не мертвой в окружении еще более причудливых созданий, чем она... Вчера? Вряд ли. — Думаю, вам лучше уйти, вы ее пугаете, — подала голос Лиз, смотря на Хеллбоя и Сапиена. — Получается, я выжила тогда, но... Где я? — приближаясь на шаг, приподняла голову Гита. — Ты удивлена этим не меньше нашего, похоже, — мотнул головой демон. — Это Бюро Паранормальных Исследований и Обороны, — ответила Шерман. — Секретная организация, изучающая необычные явления и защищающая людей от всего сверхъестественного. Мы сами входим в этот список, как видишь, — брюнетка доброжелательно улыбнулась. — И... Вы будете меня изучать? — осторожно спросила Гита, практически не шевелясь. — О, мы уже изучили! — приподнято и нарочито вежливо сказал Эйб и вытянул изящную ладонь, на которой девушка заметила полупрозрачные перепонки. Не инопланетянин, а похож. — Вы обладаете поразительной фактурой кожных тканей и обменом веществ! Удивительно, как Вам удавалось жить среди обычных людей незамеченной, и ваши родители ничего... — Авраама перебили: — Что Вы знаете о моей жизни? — уже подозревающим тоном спросила девушка, пристально глядя на амфибию. — О, Эйб у нас что-то вроде телепата, — с какой-то братской гордостью заявил Красный. — Гита Кроул, двадцать семь лет, как Вам кажется, работаете официанткой на севере Манхэттена, проживали в семье китайского дипломата и японского культуроведа, учились в частном заведении, где Вам не подошла ни одна специальность. Есть сводные брат и сестра, которых Вы любите, чего не скажешь о деспоте-отце, загнавшего вас в национальные рамки и изнасиловавшего Вас в возрасте... — галантно рассказывал Синий, перебирая пальцами, совершенно не думая о самой информации, просто озвучивая ее, на последней фразе за что получил звонкую пощёчину. Кроул поморщилась в приступе боли и, схватившись за запястье, внезапно сказала: — Простите. — Эйб, — возмущенно шикнула Лиз, злобно смотря на шокированного Сапиена, коснувшегося скулы и тонких жабр. На его блестящей памяти ему никогда не давали пощечин; женщин, способных на это и обладавших поводом, в его жизни было немного. — Синий, ты осторожнее, не первый раз ведь, — осудил друга Хеллбой, — прости его, Гита. Он иногда забывается. — Я приношу искренние извинения, мисс Кроул. Больше никогда я не потревожу Ваши воспоминания, — Эйб стыдливо склонил голову, боясь лишний раз посмотреть на девушку. — Матерь божья! — пронеслось по коридору воодушевленным и громким голосом. Тина, облаченная в розовый спортивный костюм, раскинув руки, подошла к собравшейся компании. — Я же говорила тебе, Ихти, что эта красотка будет жить! — она хлопнула Авраама по скользкому плечу. — Ну, что столпились? Ей нужен покой! Пойдем-ка обратно к капельнице, а то твой триумф продлится недолго! — женщина бодро зашагала вперед. — И Бога ради, накиньте на нее что-нибудь, она же совсем голая. Привилегией ходить в неглиже обладает только Эйб. Амфибия по определению не мог залиться румянцем и даже смущенно улыбнуться, поэтому он лишь дернул головой, следуя за коллегой. Красный на ходу отдал проходящему агенту свою драгоценную ношу и, по немому указанию Лиз, стащил плащ. — Держи, куколка, — мужчина накрыл съежившуюся Гиту огромной тяжелой тканью, полы которой буквально волочились за ней. — Спасибо, — благодарно кивнула Кроул. — Думаю, в том пожаре канул мой ридикюль, так что не сочтите за наглость – не будет ли ни у кого сигаретки? Ощущение, что не курила лет сто. — Красный, угости сигарой, — взяла демона под руку Шерман. — Смотрите, что бы это не убило нашу гостью, — бросил через плечо Сапиен. Гита мысленно усмехнулась, чувствуя, как удивление при взгляде на сине-розоватые спинные плавники отпускает ее.