Черный юмор бессмертных

Ричи очнулся от бьющего в глаза солнца, слепящего даже сквозь сомкнутые веки. Рефлекторно попытался спрятаться от него за рукой и тут же понял, что не может ею пошевелить. Обеими. И вообще они связаны и болят. Это открытие резко добавило в кровь адреналина и ускорило пробуждение. За ближайшие пять минут Ричи выяснил, что связанным и полуобнаженным висит на какой-то невысокой скале, вокруг — пустой лес, ни души, и лишь вдалеке за верхушками деревьев в утренней дымке едва различимы очертания какого-то города, который с такого расстояния и под таким нетипичным ракурсом напрочь отказывался узнаваться. Шершавый камень неприятно холодил затекшую спину. Ричи мрачно размышлял, как он дошел до жизни такой, что висит тут посреди леса в одних джинсах и с адски раскалывающейся, как с тяжелого похмелья, головой. Впрочем, с «как» можно будет разобраться и потом, сейчас главное — побыстрее выбраться отсюда. А то, хотя никаких бессмертных поблизости и не ощущалось, сама ситуация Ричи настойчиво не нравилась. Он попытался подтянуть ноги и тут же понял, что они не только стянуты веревкой, но и к чему-то привязаны. Ричи извернулся и разглядел, что в скалу вбито два крюка — через один перекинута веревка, которой связаны руки, ко второму уходит веревка от ног. Он еще подергался, но безрезультатно — привязали на совесть. Зато память наконец-то перестала играть в молчанку, и он вспомнил, как вчера приехал к Маку, которого не оказалось дома, потом пошел в бар к Джо, где обнаружился Митос. Дальнейшее Ричи помнил очень смутно, но, кажется, он яростно доказывал Митосу, как хорошо и прекрасно жилось бессмертным в древние века и какие сплошные проблемы и неприятности окружают их в современной жизни. Да, у Ричи выдалась очень тяжелая последняя неделя, пожалуй, даже месяц, и Мака еще не застал, и вообще Ричи был зол и расстроен, но это все же не повод так откровенно нарываться и задирать древнейшего. Сейчас, утром, Ричи это понимал. Но вчера ночью ему было как-то по барабану. Просто хотелось выплеснуть накопившееся раздражение. И тут подвернулся Митос. Неудачное сочетание. Еще Ричи припомнил, что уже под самое утро какими-то неведомыми путями они свернули на обсуждение древних мифов, по которым он тоже весьма язвительно прошелся. Ричи прикрыл глаза, едва слышно застонав: вот надо же было так вляпаться?! И хотя не похоже, что те высмеянные им мифы были дороги Митосу лично, но вдруг в каких-то из них он действительно участвовал? С другой стороны, если все это — мстительная подстава от Митоса за вчерашнее, то не так все плохо. Наверное. На ближайшее дерево спикировала крупная хищная птица и очень заинтересованно посмотрела на человека. Орел? Ястреб? Орлан? Ричи с уверенностью мог сказать, что это — не гриф, на чем его познания в орнитологии заканчивались. Птица немного потопталась по ветке, разглядывая человека, потом спланировала ближе и нагло клюнула его в бок. Ричи возмутился до глубины души. — Кыш! Брысь! Пошел прочь! — крикнул он, пытаясь прогнать крылатого хищника, но тот упорхнул всего лишь на ближайший валун. Только теперь Ричи заметил, что его бок вымазан какой-то уже подсохшей на солнце темной дрянью, которая явно привлекала хищника. — Митос, это уже не смешно! — возмутился Ричи, но лес безмолвствовал. Птица убедилась, что человек не в силах ей помешать, и приступила к завтраку. Она уцепилась когтями за ремень джинсов и принялась клевать и рвать его плоть. Клюв и оперение головы быстро окрашивались красным, Ричи остервенело дергался и орал, не переставая, птица его игнорировала, лишь изредка взмахивая крыльями, чтобы удержать равновесие на очередном особо сильном рывке. Уже через несколько ударов она разорвала кожу с мышцами и добралась до внутренностей. И найденное ей явно понравилось. Клевки хищника стали реже, но более прицельными. Каждый раз птица отрывала темные студенистые кровоточащие куски, а потом жадно их заглатывала. Сквозь туман боли Ричи осознал, что птица клюет его печень, и одновременно понял, привет какому мифу он тут из себя изображает. И да, по поводу легенды о Прометее он тоже, кажется, вчера прошелся на пьяную голову, но это же не повод принимать все так близко к сердцу! *** Второй раз Ричи очнулся ближе к вечеру. Залитые кровью джинсы еще не высохли и противно липли к ногам. Он огляделся, насколько позволяли привязанные руки и ноги, и обнаружил на коже над свежевыросшей печенью ту самую темно-коричневую противно пахнущую гадость, которая так привлекала хищных птиц. — Да вы издеваетесь?! — возопил он. Новая птица, чуть меньше и с более пестрым оперением, не заставила себя долго ждать. Но она оказалась более робкой, и, отчаянно дергаясь и громко ругаясь, Ричи удалось ее прогнать. Не успел он вздохнуть с облегчением, как сразу после заката за его несчастной печенью прилетел какой-то ночной хищник. Его Ричи толком не рассмотрел, да и внешность птицы волновала его меньше всего. Ему и в первый раз категорически не понравилось умирать от выклеванной печени — не то чтобы у Ричи был такой уж разнообразный опыт смертей, но эта била все рекорды по болезненности. И только теперь у него закрались дурные подозрения, что это может повториться не один раз и не два. Но ведь не оставит он его здесь так надолго? Это же Митос… Всадник Апокалипсиса. Смерть. Ричи нервно сглотнул. К терзающей тело боли накатила дурманящая темная волна страха. А если он тут так провисит неделю? Или месяц?! Но может, Митосу надоест? Точно! Митос ведь должен быть где-то рядом, чтобы каждый раз приходить и мазать его этой приманкой для птиц. Превозмогая подступающую дурноту, Ричи прокричал в темноту окружающего леса спутанные, но искренние извинения — что больше не будет критиковать древние мифы. И завидовать легкости бытия в древние времена — тоже нет. *** На следующее утро он наконец-то очнулся не у осточертевшей скалы, а на небольшой поляне, укрытый одеялом, с сидящим рядом на поваленном бревне и задумчиво грызущим травинку Митосом. — И как тебе понравилось жить по нравам древних эпох? — язвительно поинтересовался тот. Ричи промычал что-то неразборчивое. Цензурного ответа на этот вопрос у него не было, а произнести вслух готовое сорваться с языка было крайне неразумно и противоречило инстинкту самосохранения. — Оценил прелесть и гуманизм современной эпохи? — продолжил допытываться Митос. — Да, — мрачно кивнул Ричи и не удержался от вопроса: — Так Прометеем тоже был ты? — С чего ты взял? Так, один давний знакомый как-то рассказывал про свои злоключения в этой роли, — с непроницаемым лицом ответил Митос. Ричи не поверил.