***
Как вы видите свою музу? Что это для вас, а может, кто? А вот вопрос, что будет, если мы встретимся с ней? Многие поэты, художники и другие творцы олицетворяют ее с чем-то нежным, волшебным. Любовь. Девушка. Чудо. Мелодия души. Только мы-то знаем, что не у всех так. На самом ли деле муза — та нежная девица в белой сорочке? Нет. Муза, вдохновение, да называйте, как хотите, эту хрень. Но это суровый мужик с прокуренный голосом, постоянно бухающий, который ни черта не смыслит в выглаженной одежде. Костюм? Пхаха, да проще быть в помятой, наполовину расстёгнутой рубашке, так же на половину заправленной в брюки. С бутылочкой шотландского виски, коньяка и много чего ещё. Эта тварь настолько избалована, что плевать хотела на цену алкоголя и табака. Самые дорогие сигары? А может, кубинские? А почему бы и нет? Да и ещё раз да! Этот мужик не будет сидеть и смотреть, как ты, сопливо укутавшись в плед, сидишь и под звуки скрипки ждёшь чуда. Какие нафиг «я жду вдохновения»? Ты думаешь, что он будет сидеть и сюсюкаться с тобой? Принесёт корзинку пряников, сядет рядом и будет шептать на ушко слова, превращая их в книгу? А может, споёт колыбельную и поцелует в лобик? Хахахаха, ты ещё никогда так не ошибался, милый мой. Этот скот нужно сразу брать за шкирку и, прижав к стене, воткнуть нож в стену у его яиц. Да хоть на борьбу запишись, плевать! Бои без правил? Отлично! Давай! Сделай все, чтобы этот мудачина знал, с кем связался! Чтобы ты ставил себя выше него. Ты ждёшь его? Пока придёт твоя «муза» и ты сможешь дописать книгу, что уже год лежит на столе с набросками в три строки? Пхах. Сделай так, чтобы это он ждал тебя. Пока ТЫ допишешь, дорисуешь. Беседуй с ним, а не жди вдохновения. Шизофреник? Отлично! Ты разговариваешь с котом, алло. Так чего бы не поговорить с этим мужиком? Не нужно ждать чуда, бери и чуди сам. Убивай, воскрешай, обрубай, уничтожай и создавай новые миры! Да делай ты уже, что хочешь! Делай! Это же твоя книга, или я ошибаюсь?***
— И? С какого перепугу я должен тут с тобой бухать? — принял он коньяк со льдом. — Давай так. Мне насрать, что с тобой будет дальше, но ты обязан быть тут. Двое сидели в тускло освещенном баре. С воздухом, пропитанным алкоголем и дымом сигар. В их баре. В Баре, который создал автор для встречи со своим музой. Там где-то сидели и играли в карты «желание», «настроение», «тот самый день», «завтра», «то место» и «не то место» и другие. Все эти второстепенные хрени, которые мы ставим выше положенного. И только автор решит, что с ними делать и когда. Не стоит таких ставить выше положенного. Вот и сейчас именно автор повлиял на то, что эти сидят рядом и пьют, играя в азартную игру на раздевание и похабные желания. А не стоят над ним, утверждая, что «время не то», «а может, потом?», «я устал», «ноут сломался и не хочу писать через телефон». Вот что за бред? Особенно последнее. Да хоть на использованной туалетной бумаге! Пиши! И насрать на весь мир. Создай свой. Пусть он и будет написан на говне, зато свой. — Ты же знаешь, что я эгоист и клал свой болт на твою книгу, — усмехнулся мужчина, назовём его Джек. — В прямом смысле клал, вот так, — полез рукой в штаны, — показать? — Если хоть на миллиметр высунешь его, я тут же отрублю, — автор, допустим Габ, протянул руку к кухонному тесаку, что лежал рядом. — Ты не забыл, как эта штука уже была у твоих яиц? — Пхахпх, — разразился Джек и залпом осушил бокал коньяка. — Чудные времена, чудные. Кажется, ты после этого создал этот бар? Да и для меня? Как мило, только я б сюда ещё предпочёл пару стриптизерш, может, тогда бы и задумался остаться на какое-то время. — А может, ты пойдёшь на свой болт со своими желаниями? Я и так держу в своей голове это место вместе с этими придурками, — Габ указал на сидящих сзади. — О да, интересно, и когда же ты так изменился-то? А ведь раньше, когда я приходил, эти «придурки» нависали над тобой, не давая и приблизится к тебе. А тут смотри, уже по струнке бегают, да ещё и бухают не хлеще меня. О! — указал он на «нет времени». — Кажется, кто-то уже полез ему в очко. Кстати, — вернулся он к разговору, — если ты не хочешь девушек сюда, то я могу насладиться твой попкой. Джек начал гладить Габа по заднице. Резкий удар пустой бутылкой по голове заставил убрать руку и схватится за ушибленное место. Габ треснул его опустошённой ими же бутылкой коньяка. — Какое же ты дерьмо пьешь, из дешёвого алкомаркета. Давай я тебе дам что-то стоящее? — Джек поставил на стол виски. — Вот, посмотри, что такое настоящий алкоголь. А не твоё дерьмо. А вот ещё и сигары, о да, детка, ты такое ещё не пробовал, — протянул открытый ящик с сигарами. — Если ты не будешь мне тут втирать хрень, то я стану тем писателем, художником, да кем захочу и на таком уровне, что твои сигары для меня станут дешевым пойлом для неудачником. Так что завязывай, — Габ разлил виски, прикурил сигарету, и, выдохнув синхронно с Джеком, продолжил, — со своей брехней и давай за работу. — Так чего ждёшь? Или ты думаешь, я тут с тобой буду и дальше сидеть? Вечно? Пхах, сопляк. — О да, — Габ достал из-под барной стойки пишущую машинку. — Ты просидишь, и не сомневайся. — Проверим? — встал Джек и накинул свой коричневый плащ, направляясь к выходу. Габ схватил пустую бутылку коньяка и разбил ее об стол, фигуры второстепенного плана затихли в ожидании. — Ты, кажется, плохо меня понял. Это был не вопрос и не предупреждение. А прямая угроза. Габ прижал к стене Джека, схватив за шиворот, и приставил к его горлу разбитую часть бутыля. — Или тебе твои яйца не дороги? Как думаешь, больно оттуда доставать осколки? Джек усмехнулся и громко разразился в смехе. Затем с самодовольным видом посмотрел на Габа. — А ты подрос. Что ж, допустим, мое уважение ты получил. Признание? — он приблизился так близко к Габу, что они столкнулись носами. Габ чувствовал его прокуренное дыхание и аромат кубинской сигары, что остывала на пепельнице на барной стойке. — Признание, милый мой, ты получишь только когда сможешь удивить меня. Да! Верно! Сделай так, чтобы даже я охренел от тебя! Может, тогда я и буду не то, что сидеть рядом, а перееду к тебе и стану личной посудомойкой. — Для этого у меня есть посудомоечная машина. А вот мою задницу лизнуть я тебе разрешу, — отодвинулся Габ и усмехнулся. — Если сейчас этого не желаешь. — Ты всё больше и больше начинаешь мне нравиться, — сказал Джек, и они направились к барной стойке. Джек снял с себя плащ и кинул на стойку. — У меня для тебя есть что-то лучше этой рухляди, — он достал ноутбук с огромной диагональю и подсветкой на клавиатуре и мышке. Постелил большой коврик, указал на печатную машинку. — Эта хрень доисторическая. Да кто вообще сказал, что писатель должен сидеть и попивать чаек за пишущей машинкой? Что за бред? Вот этот стереотип людей про «творческие личности — ранимые люди». Какой мудак так считает? Да если быть серьёзно, то мы, ваши музы, считаем, что из сопляка, жалеющего себя, никогда ничего путного не выйдет. — Ты сегодня многословен, — заметил Габ, открывая папку и создавая исходник для текста. — Ну так праздник, думаю, сегодня будет весёлая ночка, — он посмотрел на сидящих сзади и, пока Габ не видел, выразил мимикой свои мысли: «только попробуйте подойти, и я ваши яйца развешу, как бубенчики на новогодней ёлке». Те сжались в углу с недовольством. А ведь когда-то именно так они поступали с Джеком. Но теперь все совсем по-другому. Джек посмотрел на Габа. «Я рад, что ты наконец-то взял себя в руки». — Может, по бокальчику? — протянул Джек, наполнив до краев бокал с виски Габу. — Не многовато? Я думал, что такие изысканные твари пьют по половине бокала и в конце ставят на стол его с громким стуком, кидая деньги бармену со словами «сдачи не надо», и удаляются прочь. — Пхах, очередной стереотип, — усмехнулся Джек и сел рядом с Габом, снова прикуривая кубинские сигары, одну себе, а другую своему старому знакомому. — Муза, — сказал он, сунув в рот сигару Габу и выпуская после затяжки дым из своего рта, — не тот, кто ходит от автора к автору. Мы те, кто рождаются и умирают с вами. Со своими авторами. Ни одна муза не будет бегать от одного к другому. Это вам решать. Нет. Не так. От ваших действий напрямую зависит, как близки мы будем с вами, — Джек стряхнул пепел с сигары прямо на стол барной стоки, несмотря на то, что рядом пепельница. — Если ты так продолжишь, то однажды мы проснемся в одной постели после бурной ночи, — усмехнулся он и посмотрел на Габа. Габ же в свою очередь сидел и печатал, криво, косо, пропуская буквы, делая ошибки, наплевав на красные строки. Писал так быстро, как мог, пытаясь догнать мысли, нет, кадры, фильмы, которые у него происходил в голове. Когда ты печатаешь и пишешь с вдохновением, становится плевать на ошибки. Твой учитель скинул бы тебя из окна, увидев твой текст. Но плевать. Тут его нет. Тут ты и твои желания. Открою секрет. Всё, что пишет автор, это он переживает сам, в своём мире и не раз, умирая, воскрешаясь, создавая и разрушая вселенные. Все это он, и каждый персонаж это он. Так создаются шедевры. Нельзя написать книгу, нарисовать рисунок, не погрузившись в этот мир. Иначе в конце ты получишь фекалии. Если ты со мной не согласен, то иди посри и поставь рядом со своей работой. Я уверен, что люди не заметят разницы. Габ схватил бокал с виски, опустошил его залпом и втянул сигару настолько, что она прогорела до середины. Если вы не знали, то сигару выкурить с первого раза полностью — это надо быть гурманом или заядлым человеком. Джек посмотрел на него и подлил ещё. «Заранее», — подумал он и тут же впал в ступор, когда Габ, опустошив его, громко поставил на стол бокал, сказав «еще». — А ты мне определенно нравишься, — усмехнулся Джек. — Пхах, а может, и наступит день, когда я лизну тебе задницу.