***
Нью-Йорк радовал шумом, нескончаемым потоком дорогих и не очень машин, идеальным кофе на углу улицы, где жил Курт со своими соседями. Омрачало все то, что помимо хорошего, были еще и раздражающие моменты: Рейчел, от которой доставались не только объятия, а еще и непрошенные советы о том, как разобраться в отношениях; Курт, которого теперь приходилось делить не со школой и отцом, а со всем чертовым огромным городом, где места самому Блейну пока не было; Эллиот, новый знакомый, про которого Курт говорил чаще, чем про музыку. Блейн был угнетен, раздавлен, совершенно разбит. Чувство вины за то, что хочет ограничить Курта и забрать себе насовсем, не давало покоя. Собственная неполноценность била по самолюбию. А Курт все рассказывал про их недавно организованную группу, про то, как идеально сочетаются их с Эллиотом голоса, про караоке-бары, про предложенную стажировку, про пятничные киносеансы в их небольшой квартире-студии. Блейн слушал и понимал: к черту все. Сейчас они с Куртом как никогда далеко друг от друга, и не только физически, пока еще не поздно, нужно отпустить это. Курту — долгая дорога к славе, роли в мюзиклах и концерты по выходным. Блейну — успешно закончить учебу, накопить на новую гитару, а то у старой совсем поизносились струны, наладить пошатанные невзаимной влюбленностью отношения с Тиной. И просто начать жить, отпустив старые обиды. Блейн спокойно кивает Курту, прерывая поток речи, и говорит, что пойдет на воздух. В глазах слезы, хотя Блейн и старается сдерживаться, но к Курту уже подсаживаются Рейчел с наметками новой песни и Эллиот, вытягивая длинные ноги. Не хватает только… Сантана обнаруживается на балконе, ссутулившаяся, уставшая, но, как и всегда, красивая, даже на вкус Блейна. Цепляется руками за перила — ногти длинные, но неухоженные, лак давно слез, — и зябко дергает плечами. Блейн накрывает ее плечи своей кофтой, сам оставаясь в тонкой футболке. Сантана смотрит презрительно-благодарно, как умеет только она, и Блейн буквально на секунду ощущает себя в одном из лучших пережитых им моментов в прошлом — они всей компанией выходят с репетиции хорового клуба, на лице прохладный осенний месяц, Курту год до выпуска, ему два; Рейчел смеется, обнимая Финна за талию, Мерседес накидывает на голову капюшон, Курт натягивает перчатки, до сих пор красный от внезапного поцелуя, Бриттани счастливо смеется, подпрыгивая при каждом шаге, а он сам укутывает Сантану в свою куртку, не обращая внимания на ее угрозы, и взгляд у нее был тогда точно такой же, бровь приподнята, губы изогнуты, но невысказанное "спасибо" греет душу. — Как она? — Сантана выдергивает Блейна из воспоминаний, постукивая ногтем по его плечу. — Хорошо, с ней все хорошо, Сантана. Она поет, танцует, упрямствует и жутко тормозит в математике. Мастерит одежду, наряжает кота и присылает нам фотки. Радуется. Блейн нисколько не врет. Бриттани действительно никогда не умела унывать, несмотря на грусть. — Раньше и мне присылала. Больше они не говорят ни слова. Раньше это раньше, все было совсем по-другому, раньше школа-репетиции-дом и посиделки в кафе два раза в неделю. Раньше не было билетов в Нью-Йорк и нежелания петь, раньше они все о чем-то мечтали, а теперь у кого-то мечты начали исполняться, вот только взамен пришлось отдать слишком многое. Сантана опускает голову. Выводит указательным пальцем на перилах "НЕУДАЧНИКИ", усмехается. Блейн улыбается. Ну, это Сантана. Терпеть ее подколы осталось всего лишь два дня, до тех пор, пока не придет время покидать Нью-Йорк.***
Блейн отодвинул от себя тарелку с сырными шариками и отпил из чашки. Кофе теплым потоком согрело горло, взбодрило мысли. Десять утра, кафе, суббота, и они все вместе, как в старые-добрые, наконец-то нашли время друг для друга в безумном ритме большого города. Рейчел разговаривает по видеосвязи с Мерседес, которая не сумела приехать из-за гастролей и очень скучает, Курт спорит с Арти, держа под столиком ладонь Блейна в своей руке, доказывая свою точку зрения, Тина опрокидывает свой сок, чудом не разбив при этом бокал, Сэм начинает ворчать. Хочется куда-нибудь забиться, спрятать уши от этой какофонии гудящих звуков, Блейну и смешно, и по-странному уютно: весь этот ужасный детский сад — его друзья, его семья, и он любит их безмерно. Не хватало только одного. — Гном. Достаточно только вспомнить. — Подвинь задницу, я тут сижу. Сантана смотрит в упор, одной рукой опираясь о столик, другой держа смеющуюся Бриттани под локоть. Блейн улыбается, отпуская руку Курта, и покорно уступает, попутно подзывая официанта с кофейником. Какие бы события не происходили в жизни Блейна, что-то остается неизменным. Сантана это Сантана, и Блейн надеется, что ему придется терпеть ее всю оставшуюся жизнь.