Vow

      tender — vow Когда рядом Дайчи и они остаются наедине, Куроо может позволить себе расслабиться и снять маску вечно уверенного в себе и своих действиях подчиненного местной мафии. Потому что он больше ни в чем не уверен. Савамура в такие моменты молчит и лишь переплетает свои пальцы с чужими, невесомо целуя в плечо. Они справятся, они обязательно справятся.       Романтические отношения под строгим запретом, а отношения внутри группировки — тем более. Потому что любовь — слабость, которая никому не нужна и не принесет ничего хорошего. И Тетсуро убеждается в этом каждый раз, когда пуля или лезвие ножа задевает Дайчи, но ничего не может поделать с собой и своими чувствами — сердце бешено мечется в груди; на пару сантиметров левее, выше, глубже — и все. Но сохраняет холодное и отстраненное выражение лица, поддерживая напарника, пока они идут к медику.       Чтобы провести хоть немного времени вместе и не спалиться, приходится подгадывать идеальные моменты, чтобы сразу обоим залечь на дно хотя бы на сутки и не вызвать подозрений. Крохотные мотели на окраине города идеально подходят на роль того самого дна.       Куроо сильнее сжимает ладонь Дайчи и до боли прикусывает губу. Он действительно устал. На улице, наверное, холодно — порывы ветра так и стараются распахнуть старую и расшатанную, но запертую входную дверь — но в комнате даже жарко; ворот рубашки начинает неприятно давить на горло, и Тетсуро свободной рукой тянется к самой верхней пуговице и расстегивает ее, делая такой глубокий вдох, будто каждой клеточке его тела не хватает кислорода.       Хочется все бросить, собрать все накопленные деньги и уехать прочь; неважно куда, лишь бы подальше от этого прогнившего насквозь городка и точно таких же людей. Хочется ехать ночью по трассе на огромной скорости, чтобы на капоте отражался лунный свет, а тусклые звезды сами собой складывались в несуществующие созвездия. Поцелуи Савамуры — как успокоительное и обезболивающее в одном флаконе, но кровь все равно приливает к лицу Тетсуро и громко бьется в висках. Каждый раз Дайчи целует, как в последний, потому что каждый раз действительно может оказаться последним. И Куроо поддается ему: отчаянно целует в ответ, одной рукой зарываясь в короткие волосы, а другой скользя под чужой рубашкой. У Савамуры — мурашки по коже от ледяных пальцев, мягко касающихся его, а у Тетсуро — пожар внутри, в котором он готов сгореть дотла.       Дайчи готов душу продать, лишь бы застрять в одном из таких моментов навечно — когда Куроо дрожащими пальцами расстегивает его рубашку, стараясь не прерывать поцелуй ни на секунду. Куроо же готов душу продать, лишь бы забыть, что еще он делает этими руками. На них слишком много крови, и собственной, и чьей-то еще; от этого ни за что и никогда не отмыться, кто бы что ему ни говорил, и Тетсуро чувствует себя грязным и не заслуживающим ни единого вдоха, не то что шанса на искупление. Он всегда об этом думает: когда одевается по утрам, когда пытается уснуть очередной бессонной ночью, когда снова наставляет на кого-то курок. Когда находится наедине с самим собой и Дайчи.       Савамура это чувствует; разрывает поцелуй, садясь Тетсуро на бедра, и кладет ладони тому на щеки. Смотрит так, как умеет только он — что внутри все переворачивается и становится на свои места, и Куроо чувствует, как его разум понемногу заволакивает приятная дымка. Это нормально — так себя чувствовать, потому что за то, чем они занимаются, никто не похвалит и не погладит по голове. Это нормально — ненавидеть себя за это, когда никто не видит, и мечтать о нормальной жизни, иметь которую вряд ли когда-либо представится возможность. Тетсуро раскрывает рот и делает еще один глубокий вдох — от теплых ладоней Дайчи на щеках становится жарко, и этот жар распространяется по телу, концентрируясь в низу живота.       Разум Куроо затуманивается полностью, когда Дайчи, снимая рубашку с его плеча, уже не через ткань целует кожу, а после едва ощутимо смыкает на ней зубы. Потолок перед глазами начинает кружиться, и Тетсуро закрывает глаза, крепко сжимая пальцы на бедрах Савамуры. Слышит сдавленный выдох, опаляющий кожу, и расплывается в довольной улыбке.       Они ввязались в то, что априори неправильно, пусть у них и не было другого выбора; но зато они на сто процентов уверены, что их отношения — это правильно, несмотря ни на что.       «Встретимся в баре» — чтобы даже со стороны все выглядело, как встреча старых друзей, а потом — пара десятков километров на север под тихое мурлыканье песен на радио и взгляды украдкой с улыбкой на лице. Дайчи легко — всегда закатывает рукава рубашки, и снимать ее потом легко, а Куроо застегивает все пуговицы до единой, и сейчас они вынуждены мучиться, второпях расстегивая манжеты. Из раза в раз одно и то же, но Савамура только с большим удовольствием возвращается к губам Тетсуро и сразу же прикусывает нижнюю, зная, как это на него действует. Дайчи коленом упирается в пах Куроо, провоцируя того прижиматься ближе, и ликующе улыбается, когда Тетсуро подается ему навстречу. Все это напоминает игру, в которой они оба победители, и, думая об этом, Куроо все сильнее хочет ощутить сильные руки Дайчи у себя на бедрах, а не где-то возле.       Все, что сейчас нужно Савамуре, прямо перед ним — немного раскрасневшийся и нетерпеливый Куроо, смотрящий на него горящими от желания глазами и очерчивающий каждый шрам на коже. Дайчи нравится то, что он видит, но они решили, что сегодня все будет так, как хочет Тетсуро, потому Дайчи не затягивает с прелюдиями, как он обычно любит. Правда, все равно не упускает возможности оставить еще несколько укусов на коже Куроо — там, где никто не увидит.       На следующий день — очередной рэкет, который невесть чем закончится, а в багажнике машины Дайчи — куча оружия, почти пустой комплект для оказания первой медицинской помощи и старая недопитая бутылка водки вместо антисептика. Все повторяется изо дня в день, неделями, месяцами, и он чувствует, будто даже времена года перестали существовать и все слилось во что-то серое и непрекращающееся никогда. И только Куроо помогает ему оставаться на плаву, не позволяя захлебнуться в действительности, которой лучше бы вообще не существовало.       Дайчи буквально вдыхает тихий сдавленный стон Тетсуро, крепко переплетаясь с ним пальцами, и думает о том, что им обоим нужно как-нибудь устроить себе обычный пятничный вечер. Ведь по пятницам обычно простые не замешанные в дела мафии люди собираются вместе, чтобы немного выпить и поговорить по душам?       Куроо понимает, что Дайчи, наверное, никогда бы так не сделал, но у него самого внутри, кажется, скоро все взорвется, если он не скажет это прямо сейчас. И он говорит, что любит, прямо сейчас, едва слышно, между стонами и резкими выдохами, пока Савамура медленно двигается в нем. Он понимает, что этого стоило ожидать, но это так больно и неправильно. Потому что никто из них не знает даже то, что случится завтра или через три часа, а такие громкие слова будто к чему-то обязывают, хоть Дайчи и понимает, что это далеко не так. И он говорит в ответ, что тоже любит, хотя его душит осознание, что у них не будет никакого «долго и счастливо».       Куроо словно читает мысли и сильно сжимает губы. Его тоже душит.       Тетсуро ошибался — в комнате, все же, тоже холодно; влажной от пота кожей он ощущает, как из открытого окна дует ветер. А еще он чувствует, как в нем смешивается то, чему лучше вместе не существовать — любовь, боль и ненависть к себе.       Стоны Дайчи — низкие, иногда походящие на тихое рычание, и у Куроо от них мурашки по коже и внутри все замирает. Замирает почти так же, как когда он видит Савамуру, возвращающегося после рэкета целым и невредимым. И Тетсуро все же выбирает забыться, полностью отдается тому, что происходит конкретно здесь и сейчас — движениям и прикосновениям Дайчи, ему самому. Потому что он еще успеет наволноваться и снова возненавидеть себя и весь мир вокруг на сто лет вперед, а сейчас — сейчас важно вовсе не это.       Сейчас важно, что от удовольствия перед глазами звездочки поярче тех, которые разбросаны по всей Вселенной, тело пробивает дрожь, а внутри будто взрывается очередная сверхновая. Глаза слипаются, и сил не остается вообще, но Куроо поворачивается лицом к Дайчи и поглаживает его скулу большим пальцем.       — Скажи, что все будет в порядке.       — Все будет в порядке.