Сны

Мы все обмануты. Дуку вздрогнул и открыл глаза. Он и не заметил, как задремал в неудобной позе за рабочим столом в убогом помещении, услужливо выделенном ему джеонозийцами. В какой-то момент мигрень навалилась так, что он просто откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. Настоящий лидер, стратег и тот, кто успешно ведет дела, спит в трое меньше своих подчиненных — это правило, которое любил повторять когда-то его отец, Дуку запомнил на всю жизнь. Он и правда в последние годы спал мало — на подобную роскошь у него не было времени, да и тот самый покой, дарующий долгий безмятежный сон, старый граф уже давно утратил. Слишком высока оказалась плата за то, что он прикоснулся к темной стороне Силы и за ту власть, что ему посулили. Но Дуку прекрасно понимал, что без этого он никогда не сможет осуществить задуманное. Мощь Темной Стороны, что теперь питала его тело и дух, позволяла не идти на поводу у низменной потребности тела во сне; порой на помощь приходили медитация и даже очень крепкий и свежий каф. А в последнее время Дуку не любил спать еще и потому, что раз за разом видел один и тот же мучительный сон, который выматывал куда больше бессонницы — проснувшись, он чувствовал себя разбитым, измученным кучей вопросов, на которые он так и не смог получить ответа. Ночная пустыня, горячий песок, не успевший остыть от жара двух солнц-близнецов, которые только что скрылись за горизонтом, напоследок окрасив небо в кровавый цвет. Легкий ветерок, все еще несущий дневной зной и песок. Татуин всегда была мерзкой помойкой, как и большинство миров за Внешним Кольцом. Недостойный внимания графа Дуку второсортный мир, погрязший в анархии — яркий пример, к чему приводит власть Сената. Но сегодня пустыня заиграла другими красками, открывая неожиданные грани своей удивительной красоты. Ветер гонял песок по барханам, словно возрождая волны огромного моря, высохшего много веков назад. Только джедай, чувствующий течение истинной Силы даже в этом месте — наглядном воплощении смерти, может наслаждаться подобной природой. Этот мир был практически мертв, но кое-где в нем еще теплилась странная жизнь. Раз за разом Дуку видел среди безжизненных барханов одинокую фигуру, закутанную в знакомый серый плащ. Это был уже не тот долговязый мальчишка, однажды пробивший броню, в которую граф заковал свою душу. Его Квай-Гон, любимый ученик, брат, друг, сын. В сердце Дуку он навсегда остался тем самым нескладным юношей, что всегда следовал за ним. Здесь, в песках, он был таким, каким его запечатлела быстрая смерть от красного клинка — покинутый, одинокий, обманутый. Квай-Гон, похожий на старика-отшельника, шел вдоль большого бархана. Дуку пытался догнать его, но расстояние между ними только росло и росло, растягивалось на многие мили, а ноги графа вязли в песке, не дающем двигаться вперед. И чем быстрее Дуку старался идти, тем дальше от него оказывался ученик. Как символично, думал Дуку, когда этот сон в первый раз лёг тяжелым камнем на его сердце. С самых пор, как граф ушёл из ордена, он не видел своего бывшего ученика, не писал и даже не пытался выходить на связь. И не только потому, что Дуку нужно было время, чтобы подумать над своими же словами, высказанными Совету джедаев. Своим обвинением в том, что они все прогнили, превратились в пародию благодетели, мнимых служителей света, защитников народа. Мы все обмануты. И только в сегодняшнем сне, когда Дуку протянул руку, он смог коснуться плеча Квай-Гона, заставить того остановиться на странном пути по ночной пустыне. Слов не было, Дуку не мог произнести ни звука, просто стоял рядом и дрожащей рукой гладил его посеребренные временем волосы. Квай-Гон тоже молчал, словно в тишине они легче смогут понять друг друга. Он ничего не говорил о грядущей опасности, не пытался остановить учителя, падавшего во Тьму — достаточно было просто посмотреть ему в глаза. Все происходило так же, как и много лет назад, в храме. Квай-Гон знал, что задумал учитель, будто заглянул в его душу и прочел всю растущую в ней боль. Тот день Дуку запомнил на всю жизнь. Они просто гуляли по саду, и Квай-Гон все время говорил о каких-то цветах с приторным ароматом, которые внезапно расцвели раньше срока. И это было прощанием, таким же, как его молчание сейчас, во сне. Но только Дуку не мог отпустить его, не мог смириться с его смертью, которая когда-то и толкнула графа на попытку хоть что-то изменить в этом безумном мире. Он чувствовал, что в этом сне Квай-Гон пришел к нему в последний раз — для того, чтобы о чем-то предупредить. Дуку и сам прекрасно знал, что окружён предателями. Вся эта война исказила его идею, притянула в сопротивление застойной власти Сената тех, кто жаждал только урвать свой кусок. А вот тех, кому он мог доверять, у Дуку больше не было. Он знал, что рано или поздно будет предан всеми. Но он не зря рос и жил среди всех этих погрузневших от сытой жизни графов Серенно. Джедай должен умереть. На его датападе все еще светилось последнее сообщение, пришедшее сразу же после того, как был схвачен Оби-Ван Кеноби. Нут Ганрей долго плевался на ломаном общегалактическом языке, убого квакал о том, что Кеноби явно успел предупредить Совет и потому их план сейчас полетит первым рейсом в Бездну. Но Дуку лучше Ганрея знал, чего следовало ожидать от Совета и Сената. Если они прибудут сюда, то это станет их большой ошибкой. Но что касается самого Кеноби... Дуку подключил компьютер к камерам, установленным в карцере. Сидящий там скованный, лишенный столь необходимой связи с Силой джедай, казалось, чувствовал себя вполне комфортно. Если он и делал вид, что его ничего не смущает в сложившейся ситуации, то вполне успешно. Он вел себя не как пленник, а как гость, по досадному недоразумению оказавшийся в неудобном положении. Оби-Ван Кеноби, знаменитый парламентёр, заслуживший прозвище Переговорщик. Ученик его Квай-Гона. Чтобы прикоснуться к тайнам темной стороны Силы, Дуку пришлось заплатить большую цену, но так происходит со всеми, кто ищет во Тьме ответы на свои вопросы. Дуку расплатился жизнью Квай-Гона. Он понимал, что уже не в том положении, чтобы отступать, когда Конфедерацию поддерживает столько миров. Теперь это была полноценная война, а не сопротивление несправедливой власти. И если он отступит, то цена, которую он уплатил Сидиусу, будет истрачена впустую. Оби-Ван Кеноби — тот единственный человек, кто мог стать его мостиком в прошлое, еще одна связь с духом Квай-Гона, с памятью о нём. Наверно, единственным чистым и светлым, что еще оставалось в Дуку, была душа его ученика, соединившая их навсегда — тонкая красная нить, разорвать которую не по силам даже смерти. Кеноби был для него чужим, но в нем было много от его учителя. Формально у Дуку имелась ученица, Асажж Вентресс — сильная, ответственная и действительно стремящаяся ему угодить. Ее учили послушанию, но это послушание легко продавалось, если дело касалось ее собственной жизни. Она была отличным примером того, что обычно называют адептом тёмной стороны. Дуку не чувствовал с девушкой той особой связи, которая возникает между учеником и учителем. По факту они оба были исполнителями чужой воли, только Асажж приходилось выполнять более грязную часть работы. Дуку был нужен настоящий ученик, который, следуя правилу двух, получит от него все необходимые знания. Тот, кто сможет поддержать и продолжить идею, ради которой он вел эту войну. Тот, кому он мог бы доверять, с кем у него будет особая связь. Не отрывая взгляда от фигуры скованного джедая на экране монитора, Дуку встал из-за стола. Он знал, кого именно хочет взять в ученики — здесь и сейчас, не принимая отказа. Ему нужен Оби-Ван Кеноби.